Тяжело слушать то, что он говорит. Но еще труднее осознавать, что в его словах есть истина. Последняя неделя в компании Оливии, Чарли и Уэса напомнила мне о том, что я раньше была совсем другая. Когда мы были «великолепной четверкой», жизнь была веселой и легкой. Но как-то невзначай учеба, кружки́, стремление сделать идеальный табель вытеснили все остальное. Меня занесло в другую крайность.

И хотя отчасти я верю, что Гриффин скучал по мне, не думаю, что то, о чем он говорит, на самом деле изменилось.

– Слышать твои слова было очень тяжело, но это заставило меня начать думать, – наконец говорю я. – Видимо, нам обоим нужно хорошо подумать о том, что происходит между нами.

Он поднимается на одну ступеньку.

– Я не могу видеть тебя с другими парнями, но дело не только в этом. Не выбрасывай на помойку то, что было между нами. Мы вместе можем с этим справиться. – Его голос становится громче, и я не могу не оглянуться на входную дверь.

Кажется, что вернуться в то, что было раньше, очень легко. Просто сказать «да», и все. Но надолго ли это сделало бы его счастливым? И могу ли я вернуться в прежние отношения как ни в чем не бывало?

– Все в порядке?

Мы оборачиваемся и видим Уэса, который стоит на траве в нескольких шагах от нас. Он одет в серые пижамные штаны в мелкий рисунок из колпаков Санты и ярко-красную футболку. Даже в том напряжении, в котором я нахожусь от разговора с Гриффином, мне хочется рассмеяться над его праздничным нарядом.

Его глаза перебегают с меня на Гриффина и обратно на меня.

– Я слышал крик, – говорит он.

Гриффин закатывает глаза.

– Да, дружище, все в порядке. Мы просто разговариваем.

Уэс смотрит на меня. Я слегка киваю ему.

– Можно нам побыть наедине? – спрашивает Гриффин.

– Если вы хотели побыть наедине, не нужно было кричать так громко, что было слышно в соседнем доме.

Гриффин выглядит смущенным.

– Это один из твоих кузенов?

Ха, я знаю, что у меня большая семья, но мы были вместе целый год, и за это время можно было узнать мою семью получше.

– Нет, Уэс – мой старый друг.

И потом я вижу, что Гриффин узнал его.

– Фотка, где ты танцуешь с ним.

Я киваю и смотрю на Уэса.

– Все в порядке. Мы просто разговариваем.

Уэс стоит еще несколько секунд, потом разворачивается и идет к своему дому, но вдруг останавливается и спрашивает:

– Что-нибудь слышно о Марго и ребенке?

Гриффин вскидывает голову.

– Что-то случилось?

– Ее положили в больницу, – отвечаю я, затем поворачиваюсь к Уэсу. – Пока никаких новостей. Они пытаются снять отеки и остановить схватки.

Уэс слегка улыбается мне.

– Она крепкий орешек. Уверен, что все будет хорошо.

И уходит.

Разговор о Марго немного снижает градус напряженности между мной и Гриффином. Он садится на нижнюю ступеньку.

– Прости, Соф. Я понимаю, как ты переживаешь.

Я бормочу в ответ «спасибо», и мы снова впадаем в неловкое молчание. Наконец Гриффин говорит:

– Все, что я прошу, – это дать нам шанс. Я не хочу, чтобы наши отношения прекратились.

– Тебе придется дать мне время подумать об этом. Столько всего произошло за последние несколько дней. Я не могу так сразу ответить.

Он кивает.

– Ты собираешься продолжать ходить на свидания, пока живешь здесь?

Вспоминаю список на кухне. Я могу положить этому конец, сказать бабушке, что мы с Гриффином пытаемся наладить отношения. Но что-то удерживает меня. И я рассказываю Гриффину про бабушкин план.

И, конечно, это не делает Гриффина счастливым.

– Значит, даже несмотря на то что я здесь и говорю тебе, что хочу вернуть тебя, ты все равно намерена сходить еще на шесть свиданий?

Смотрю ему прямо в глаза.

– Я чувствую, что за последние четыре дня узнала о себе больше, чем за последние четыре года. Не то чтобы я мечтала об этих свиданиях, но мне нужно закончить то, что я начала.

Вот он, момент истины. Либо он примет то, что я сказала, либо уйдет. Не знаю, почему я не могу решить, какой вариант мне больше понравится.

Гриффин быстро встает, едва не падая. Он ходит взад-вперед по тропинке перед домом, словно пытаясь уложить мои слова в своей голове. Наконец останавливается и поворачивается ко мне.

– Думаю, мы оба обленились. Если ты посмотришь на наши первые фотки, то, думаю, вспомнишь, что тогда была не меньше счастлива, чем на тех фотках, которые выкладываешь теперь. И я думаю, мы можем вернуться в то время. По крайней мере, мне этого хочется.

Я хочу что-то сказать, даже не очень понимая, что, но он поднимает руку, останавливая меня.

– Но я согласен, что тебе нужно завершить начатое. Потому что ты должна быть на сто процентов уверена, что я – тот человек, который тебе нужен.

Он разворачивается, идет обратно к машине и уезжает, прежде чем я успеваю до конца осознать то, что он сказал.

Он прав? Я продолжаю думать о том, насколько отличались последние несколько дней от моей обычной жизни. Но что если это только потому, что я по-настоящему не помню, как все у нас было в самом начале? Честно ли сравнивать волнение первых свиданий со спокойной близостью, возникающей в длительных отношениях?

Только встав, чтобы зайти в дом, я замечаю Уэса, сидящего на ступеньках крыльца и смотрящего на пустую улицу.

* * *

День все тянется и тянется. Я не выпускаю телефон из рук и уже практически протоптала дорожку на полу в кухне.

Бабушка поглядывает на меня со своего места за стойкой, но не говорит ни слова. Нам обеим нужно было выйти на работу на несколько часов, но мы не в состоянии находиться там, пока ждем новостей о Марго. Вместо этого она продолжает отмерять ингредиенты и выбирать продукты для завтрашней грандиозной трапезы, а я продолжаю накручивать круги по кухне.

Эта тишина убивает меня. Я уже несколько раз разговаривала с мамой, но все, что я слышу от нее, – это «ничего нового».

– Разве ты сегодня не договаривалась пообедать с другом Оливии? – спрашивает бабушка.

– Договаривалась. Но я отменила встречу. Не могу сегодня пойти на ланч.

Бабушка хмыкает, но не смотрит на меня.

– Мне нужно, чтобы ты сбегала в магазин за несколькими продуктами, – говорит она наконец.

Поворачиваюсь к ней. Я не могу идти в магазин, так как должна оставаться здесь и ждать маминого звонка.

– Что тебе нужно?

– Чтобы ты отвлеклась.

Я закатываю глаза и начинаю снова кружить по кухне.

– Прямо сейчас я никуда не пойду.

Спустя час раздается звонок. От неожиданности и испуга я роняю телефон и долго ищу его под столом.

На экране высвечивается «мама».

– Да, – еле выговариваю я. Такое ощущение, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди.

– Соф, – говорит она, – Марго забрали в операционную. Через несколько минут сделают экстренное кесарево.

Голос у мамы мрачный. Бабушка замирает.

– Она в порядке? А с ребенком все будет хорошо? – я едва выдавливаю из себя слова.

– Врачи сказали, что для Марго безопаснее родить, чем пытаться остановить схватки. Там дежурят неонатолог и медсестра, которые перевезут ребенка в свое отделение, и много врачей и медсестер присматривает за Марго, поэтому будем надеяться, что все будет хорошо.

Не говоря уже о том, что схватки начались слишком рано и до сегодняшнего утра Марго пыталась сохранить беременность до срока родов, разве ребенок уже готов родиться?

Даже при том, что я напугана до смерти, ощущаю внезапную дрожь, прокатившуюся по мне. Не могу поверить, что Марго вот-вот станет мамой, а я – тетей!

– Позвонишь, когда что-нибудь узнаешь?

– Конечно. Я скоро позвоню, – говорит мама.

– Ладно. Скажи Марго, что я люблю ее и не могу дождаться встречи с малышом!

– Милая, я передам ей.

И она вешает трубку.

Я хватаю бабушку.

– Можно ли быть одновременно напуганной и приятно взволнованной?

Она подходит ко мне сзади, откидывает мои волосы и наматывает их на свою руку – так она обычно делала, когда я была маленькой. Она отвечает мне мягким голосом:

– Я так чувствовала каждый раз, когда рождались мои дети и внуки… а теперь вот и правнук! Удивительно, на что способна медицина в наши дни. На шесть недель раньше, но неслыханным это не назовешь.

– Знаю, – бормочу я. – Но мы даже не успели сделать вечеринку в честь предстоящего рождения. Марго хотела отметить на первой неделе после Рождества.

– Ну, тогда, как только узнаем, кто родился – мальчик или девочка, – пойдем в магазин.

Я клялась, что не зайду ни в один магазин накануне Рождества, но теперь есть все основания передумать.

Бабушка возвращается к плите, а я продолжаю гипнотизировать телефон.

– Ты в первый раз станешь прабабушкой, – говорю я. – Мне даже не приходило это в голову, пока ты не сказала. – Каково это – чувствовать себя прабабушкой?

Бабушка оборачивается ко мне.

– Это звучит просто невероятно. – Ее лицо сияет. – А ты впервые станешь тетей Софией!

– «Тетя София» звучит слишком формально. Малыш сможет называть меня просто Софи.

– У меня была тетя Джуди, которая была совсем малышкой, и мы звали ее тетя Джу-Джу. Так что, может быть, тебя будут звать тетя Со-Со!

Звучит, конечно, глупо, но я улыбаюсь, представляя пухлого малыша, который смотрит на меня и тянет ко мне ручки, чтобы тетя Со-Со взяла его на руки.

На телефон приходит сообщение, и я подпрыгиваю на стуле.

– Это девочка! – кричу я.

Бабушка всплескивает руками, и я вижу слезы у нее на глазах.

– Девочка! Как чудесно!

– Мама говорит, что ребенка перевезли в неонатальное отделение, так что она пришлет фотографию малышки, как только удастся ее сфотографировать.

– Ей уже дали имя? – спрашивает бабушка.

Я пишу вопрос маме.

Внутри все дрожит от радости, и вскоре приходит ее ответ.

Я так потрясена, что едва могу выговорить: «Анна София».

Я тронута до глубины души. Эту сладкую малышку назвали моим именем, а я даже не знаю, как она выглядит.

* * *

– Какой размер вам нужен? – спрашивает меня продавщица. Мы с Оливией пришли в магазин детской одежды в центре города. Слава богу, здесь в канун Рождества немного людей. Что ж, для нас это даже лучше.

– Она родилась сегодня, но раньше срока. Только пять фунтов[3].

Продавщица округляет глаза.

– Пойдемте со мной. У нас есть отдел для недоношенных детей, думаю, там найдется подходящий размер.

Мы с Оливией держим в руках малюсенькие рубашечки.

– Серьезно, я могла бы снять одежду с одной из моих старых кукол, и она бы оказалась ей впору.

– Знаю, – отвечаю я. – Эти малышки умещаются на моей ладони.

Потом она отвлекается на стенд с изделиями для грудного вскармливания.

– Как думаешь, Марго понадобится крем для сосков? – спрашивает она со смешком.

– Это уж пусть она сама себе покупает. И серьезно, после всего этого будет просто чудо, если я вдруг решусь на ребенка.

– Ну, будет чудо, если Джейк однажды найдет кого-нибудь, кто пожелает выйти за него замуж, поэтому тебе, возможно, придется поделиться Анной и позволить мне быть ее тетей тоже. Она может быть моим единственным шансом.

Я смотрю на Оливию.

– Конечно, я смогу поделиться ею с тобой.

Мы стоим близко друг к другу, и она обнимает меня и крепко прижимает к себе.

– Мы будем лучшими тетушками на свете. Не как тетя Патрисия.

Я склоняю к ней голову.

– Или тетя Мэгги Мэй.

Она смеется.

– Точно не как она.

В итоге мы берем три мягкие рубашечки с эластичной вставкой внизу и супермягкое розовое одеяльце.

– Завернуть вам все это? – спрашивает продавщица.

– Да, пожалуйста, – отвечаю я.

Пока мы ждем, Оливия находит миниатюрный костюмчик капитана болельщиков Университета Луизианы.

– Я забыла спросить, как прошло свидание со студентом прошлой ночью, – говорит она и вопросительно вскидывает брови.

– Это была чудесная вечеринка!

– Я видела все фотки, но он тебе понравился? Он сказал, что хочет снова встретиться? – спрашивает она.