А еще был мужчина, что вышагивал высокомерно и гордо. Он явно не предполагал, что у Нив найдется еще один поклонник – не говоря уж о том, что тот окажется богом.

Мечтатель смотрел, как он приходил каждую ночь и оставлял свои сухие и полезные подарки на крыльце. Деревянная ложка, ершик для посуды, прочный фартук серого цвета. Он наблюдал, как тот каждый раз стоит во дворе, глядя на дверь, словно мог видеть сквозь нее.

Он рассматривал. Рассматривал.

Рассматривал чересчур долго, а потом наконец уходил. На восемнадцатую ночь шел сильный дождь, и Мечтатель видел, как мужчина стоит под этим ливнем. Челюсти его сжались, вода струилась по лицу. Он боролся с собой… и проиграл.

Медленно повернул голову сначала в одну, а затем в другую сторону. Убедился, что он один, а затем взошел на крыльцо.

Но он был не один.

Он не добрался до двери.

Мечтатель не убил его, хотя это было бы так просто.

Хрупкая плоть, хрупкий дух. «Где сейчас твой бог? Придет ли он, чтобы защитить тебя, или это не в его характере? Неужели он появляется только тогда, когда наступает время наказания или когда вы зовете его?»

Мечтатель удовлетворился тем, что закружил преподобного и пригнал домой, поселив у него в кишечнике страх, словно язву. С этого дня всякий раз, когда он попытается овладеть женщиной, будь то угрозой, или силой, или даже просто взглядом, страх вспыхнет и настигнет его – так дико и неожиданно, что он рухнет на колени и в ужасе закроется руками, ища утешения у своего далекого карающего бога.

Видимо, теперь его жизнь сильно изменится, равно как и жизнь его прихожан.

А потом настал черед Мечтателя смотреть на дверь Нив, пока дождь струился по лицу, и ощущать исходящие от нее лучи, будто девушка была солнцем, а он цветком. Он испытывал искушение, но не позволял себе поддаться ему. Повернувшись спиной к дому, он оставался там всю ночь, стоя на страже, пока шел дождь. Тот был его собственным творением, и все же Мечтатель никогда не ощущал его прежде таким образом.

«Еще шесть дней, – подумал он, гадая, что же Нив сделает с его последним подарком.

А потом с дрожью подумал о том, что же она сделает с ним.

Зал Скармен – самое большое строение на острове Перьев – грандиознее всего выглядел в канун Рождества. Собрание было главным мероприятием года, а помолвки – его сердцем. Каждая девушка брачного возраста несколько месяцев выбирала платье, а каждый поклонник – свой последний подарок: кольцо.

У Нив уже было кольцо. Первый подарок от Мечтателя – драгоценный жук, которого она с тех пор так и носила в кармане.

Сегодня она наденет его на палец.

А еще она наденет платье, которое сама сшила из ткани, которую он дал ей. Платье получилось голубое, как небо, и хитроумное, как все подарки Мечтателя: цвет был не просто синий, в нем были все его оттенки сразу – в зависимости от времени суток и настроения неба. Каждую минуту оно меняло цвет, темнее от кобальта до полуночи, постепенно покрываясь звездами. А когда Нив улыбалась – она обнаружила это, глядя на себя в зеркало, которое также было подарком, – на подоле появлялись всполохи оранжевого, яркого пламени, как солнце на закате.

Представьте: последняя из чумных сирот придет на сбор в таком платье! Это было похоже на историю из книги Нив о Золушке и доброй фее.

Хотя у нее не было ни кареты из тыквы, ни туфель из хрусталя – только из шелковой паутины, блестящей, как роса на лепестке. Зато был старенький плащ и ботинки для долгих прогулок. Да и когда она стеснялась грязи на подоле?

Посмотревшись в зеркало, она задумалась, правда ли это или наведено чарами. Как она могла знать, реально ли ее отражение или это видение из сна. Впрочем, какая разница? Нив улыбнулась и увидела, как ее платье снова пламенеет с полуночи до заката. Ее сердце было похоже на уголек в груди, готовый загореться и бросать искры.

Что произойдет ночью? Неизвестно. Но Спир никогда не возьмет ее за руку, это она знала точно. Как и то, что Чаша Тумана никогда не будет ее домом. А ведь всего лишь двадцать четыре дня назад у нее были только эти два пути. Теперь же чудеса окружали ее ежедневно, а в сердце стучал лишь один вопрос: кто?

Нив догадалась, что он – Мечтатель, которого она призвала в отчаянии. Но откуда ей знать, что это значит? Чем он был? Она чувствовала его присутствие в своих снах, но никогда не видела его, и он не оставлял следов во дворе ее дома, как это делал преподобный (вернее, как преподобный делал раньше, до тех пор, пока шесть дней назад его подарки неожиданно прекратились).

Однажды ей приснилось, что она обнимает холм черных перьев и чувствует глубоко внутри биение сердца.

А прошлой ночью случилось неожиданное чудо: она открыла книгу – и обнаружила, что там не восемнадцать историй, как было всегда, а девятнадцать, и последняя называлась «Мечтатели».

Он был одним из десяти, родившихся до начала времен. На протяжении тысячелетий они один за другим засыпали и видели сны. Именно они дирижировали симфониями роста и смерти, которые двигали мир. Они были богами еще до того, как люди придумали слово «бог», и не нуждались ни в поклонении, ни в благодарности. Для них было важно только само деяние: творение.

Иногда – уничтожение.

Поэтому она знала, кто он такой, но не знала, какую форму он может принять. Там не было ни одной иллюстрации, никаких описаний. Но это не имело значения; сейчас она любила его в любом обличье. В ее книге была еще одна сказка – одна из первых восемнадцати – про дракона и его жену, обычную женщину. Нив никогда не понимала этого раньше, по крайней мере, пытаясь увидеть с точки зрения жены. Но теперь она поняла. Любовь – это любовь.

И все же она надеялась, что Мечтатель не будет драконом.

Нив вышла на крыльцо, собираясь отправиться в город, и вдруг увидела во дворе существо.

Она вздрогнула, вспомнив то, о чем думала только что. А потом рассмеялась над собой, ведь это было всего лишь средство передвижения. Великолепный олень, весь белый. Рога его были украшены лентами, а упряжь сверкали серебром. Он встал на колено, чтобы она смогла взобраться, и Нив снова рассмеялась этому чуду. Станет ли она равнодушна к чудесам, если так пойдет дальше? Ведь к несчастьям она привыкнуть смогла.

Ни за что.

Она ехала, словно скользила вниз по длинной влажной дороге, ведущей от Кладбищенской фермы к городу. То ли дождь прекратился, то ли невидимый пузырь образовался вокруг Нив, но за весь путь на нее не упало ни капли.

Олень привез ее к Скармен-холлу, прямо к широким каменным ступеням. Нив показалось, будто все вокруг застыло, превратилось в картину, и она осталась единственной движущейся фигурой.

В фонарях зала этой ночью мерцало столько свечей, сколько успело сгореть за шесть последних месяцев вместе взятых. В дымке свет рассеивался и превращался в ореолы, наслаивавшиеся одни на другие. Звуки одинокой виолончели звучали сладко и чисто.

Нив спешилась. Все остальные уставились на нее. Там стояли и Келлег Бейкер со своим женихом – оба сгорали от нетерпения, – и Билл Детолом, которому было не по себе в дешевом воскресном костюме. Стайка девушек из семей Первых Поселенцев в венках из остролиста переживала шок, в котором не было удивления, только зависть. И Леди Дремота, чьи глаза казались огромными, как никогда.

И преподобный Спир, неподвижный, как и все остальные. Он смотрел и смотрел. Великолепие Нив умаляло его собственное. Он будто уменьшался у нее на глазах, словно тень по мере восхода солнца.

Нив повернулась к ним, улыбнулась – и увидела, как их охватила дрожь удивления, когда ее платье сверкнуло от синего до пламенного. Проходя мимо, она чувствовала, будто парит в воздухе.

Или так все и было? Теперь все казалось возможным.

Коридор был широким, с высоким сводчатым потолком, а в конце бальный зал светился светом, слишком ярким для фонарей.

Он уже был там. Нив почувствовала это даже раньше, чем услышала пение на языке из своего сна – ветер, пробегающий по кронам деревьев. И она знала, что за ней толпились жители острова; она чувствовала их тоже, но все меркло перед мерцающим сиянием, которое влекло ее вперед. Они были в прошлом, уже уходящем.

В шелковых туфельках она вошла в зал.

И увидела его.

Чувства имеют свои пределы, и мы не можем знать, насколько близко к истине то, что они открывают нам: образы, ароматы, звуки. Глядя на Мечтателя, Нив ощутила, что дошла до границ человеческих возможностей… и преодолела их. Всех остальных для нее уже не существовало.

Они тоже видели его, но только как мираж.

Возможно, они увидели человека.

Он не был человеком. Да и могла ли она поверить, что он им будет?

Она никогда не была в состоянии вообразить его, но, представляя себе этот миг, Нив думала, что будет идти к Мечтателю, что он протянет руку и она примет ее. Но как она могла подойти к нему, когда он не стоял на земле?

Он парил над их головами, среди бумажных снежинок, драгоценных стеклянных сосулек и фонарей, чьи медные цепи качались от движения воздуха при ударе его крыльев. У Мечтателя были крылья.

Конечно, были.

Он обнаружил свои черные перья там, где их зарыли. И сейчас они переливались глянцем, как в тот день, много веков назад, когда он стряхнул их, чтобы погрузиться в сон. Его черные волосы были не совсем волосами… не только. В одно мгновение они казались шкурой, в другое – перьями, в третье – яркой обсидиановой чешуей, а потом снова – длинными пышными шелковыми нитями. Он был драконом, и птицей, и волком, и орхидеей, и молнией – и человеком. Тысяча граней. Словно драгоценный камень бесконечных размеров.

Грань, которой он обратился к толпе, была человеком, и Нив так и воспринимала его… по большей части. Он был темнее, чем любой человек, которого она прежде видела. Темная кожа настолько насыщенного оттенка, что тени на плоскостях его лица Нив воспринимала глазами художника как дополнительные цвета. Индиго и фиалковый – оттенки, которые она связывала с редкостью и богатством, потому что красители были настолько ценными, что только лучшим вышивальщицам дозволялось пользоваться такими нитями. Его глаза не имели цвета, хотя они были черные, как море при свете звезд. И она увидела фигуру и конечности человека – но не одетые или скрытые, как это было «прилично» и «должно» в человеческом обществе, к которому она привыкла.

Она увидела его тело. Его грудь. Впадина, где мышцы соединялись и ровной линией спускались к пупку.

Его пупок.

Глядя на Мечтателя, Нив наклонила голову назад, и каждый ее нерв ожил. Она осознала свои руки. Всю их поверхность, от ладоней до кончиков пальцев начало покалывать, будто они просили открыть для них текстуру этих темных контуров. Это было новое ощущение, и губы тоже поддались ему.

И кончик языка.

«Интересно, какова его кожа на вкус?»

Лицо Нив бросило в жар. Она пробудила Мечтателя, и теперь пришла ее очередь пробуждаться. Это было похоже на вылупление из небольшой, темной жизни в большую, непостижимую. И тот, кто был перед ней – человек ли, бог ли, парящий в сфере своего сияния, – ждал, чтобы взять ее за руку.

Но как же дотянуться до него?

Ей незачем было волноваться. Не успела она протянуть руку к нему, как все ее тело начало взлетать – «Я подниму тебя…» – и… меняться. Ее пшеничные волосы распустились, превращаясь в воздухе в кокон из бледно-желтых перьев. На мгновение это скрыло ее прочие трансформации, но только на мгновение, потому что такие крылья, как эти, нельзя было скрыть.

Когда бог старого мира взял девушку на руки, она уже не была человеком. Не совсем. Она все еще оставалась собой, из плоти и крови, и все такой же прекрасной – яркоглазой, стройной, улыбающейся, – но Нив не была больше привязана к земле. Она увидела размах своих крыльев – таких же бледно-желтых, как и волосы, – и вспомнила, как тщетно было когда-то желать этого.

А потом потянулась к нему.

Ее рука, его рука – наконец-то. Мечтатель привлек Нив ближе и прошептал свое истинное имя ей на ухо. Тайна втекала в нее, словно музыка.

Бумажные снежинки сами отделялись от потолка Скармен-холла, и когда достигали подставленных рук островного народа, то переставали быть бумажными.

Весь вечер настоящий снег будет падать с потолка и блестеть на ресницах танцующих девушек и пылких парней. Но Нив и Мечтатель не медлили.

Им предстояло сделать очень много. Все, о чем мечталось и не мечталось, в глубине и во всех уголках целого вращающегося мира.