Холли Блэк - 12 историй о настоящей любви

Они молчали.

Было холодно.

– С годовщиной, Мэгс.

– С Новым годом, Ноэл.

В саду кто-то был.

– Даниэль, – сказала Миранда. – Там Санта-Клаус. Он заглядывает к нам в окно.

– Это невозможно, – ответил Даниэль, даже не посмотрев. – Мы уже получили подарки. К тому же Санты не существует.

Они сидели под рождественской елью в доме Ханивеллов. Им было по одиннадцать лет. Под елкой как раз хватало места, чтобы сидеть, поджав ноги. Даниэль запускал поезд вокруг дерева – то вперед, то назад. Миранда разглядывала свой лучший подарок: ножницы с позолоченными ручками в виде журавля и лезвиями в форме клюва. Щелк, щелк – срезала она одну за другой хрупкие иголочки с ветки над головой. Запах хвои. Дождь из маленьких зеленых иголок. В саду, наверное, очень холодно. На окнах сверкает изморозь. Уже давно пора спать. Если это не Санта-Клаус, то, возможно, это вор, который пришел украсть чьи-нибудь драгоценности. Или убийца с топором.

Или, что куда более вероятно, один из сотен дядьев и двоюродных братьев Даниэля. Во-первых, потому, что у человека за окном не было бороды, а выражение лица казалось совсем не таким веселым, как у Санта-Клауса. Да и глаза, хотя их было не очень хорошо видно из-за темноты и изморози, несомненно, принадлежали кому-то из Ханивеллов. В комнате было полно взрослых Ханивеллов, болтающих обо всем, о чем обычно разговаривают Ханивеллы. Обо всем подряд: о лошадях и домах, о Боге и строительстве, о студиях загара и, конечно, о театре. Всегда о театре. Ханивеллы любили поговорить. Когда у них заканчивались темы, они начинали играть. Весь мир – театр.

Ханивелла редко увидишь в одиночестве. Они всегда в связке, как бананы. Не шпионы-одиночки, а целые батальоны. И хотя Миранда обожала золотисто-рыжие волосы Ханивеллов, их преувеличенную, экспрессивную манеру одеваться, репертуар шуток и секретов, стихов и разной чепухи, иногда ей хотелось сбежать. Ведь Ханивеллы требовали, чтобы ты непременно участвовал. Они задавали вопросы до тех пор, пока у собеседника не пересыхало горло.

Даниэль был исключительно спокойным для Ханивелла. Он даже не всегда интересовался, здесь ты или нет.

Миранда выскользнула из-под ели, просочившись мимо длинноногих Ханивеллов в галстуках и вечерних платьях: прозрачно-оранжевая тафта; скользкий и липнущий атлас, канареечно-желтый и фиолетовый; шелк, белый, как пена, кое-где уже заляпанный вином.

Кто-то потрепал ее по голове и подмигнул. Кто-то в золотистых одеждах покровительственно добавил:

– Бедный ягненочек.

– Бу, обманщики, – выпалила Миранда, отбиваясь. На ней было зеленое вельветовое платье в мелкий рубчик. Завышенная талия в стиле ампир. С защипами под мышками. Интерес Миранды к таким вещам был почти профессиональным. Ее мать Джоанни – последние полгода она сидела в тюрьме в Пхукете, и ей предстояло провести там еще долгие годы – была костюмером и подругой Эльспет Ханивелл.

Даниэль – сын Эльспет. А Миранда – ее крестница.

На кухне, опираясь на раковину, в которой один из новых котят Ханивеллов лакал из соусницы соус, томно целовались двое. За обеденным столом сидела девочка, всего на пару лет старше Миранды, и раскладывала засаленные и потрепанные карты Таро. Пустые винные бутылки стояли под наклоном, как пушки, а огромный мясницкий нож торчал из развалин рождественского торта. От большой печи разливалось тепло, а внутри сушилки в старой сковороде спали остальные котята.

Захватив мешок с мусором, набитый перепачканными помадой салфетками, одноразовыми бокалами для шампанского и жирными корками от пирогов, Миранда вышла из кухни. Как только дверь открылась, внутрь проскользнула кошка.

Шел снег. Большие липкие хлопья таяли у Миранды на волосах и щеках. Снег на Рождество. Конечно, в Пхукете такого не увидишь. Она подумала: чем угощают в тайской тюрьме на праздник? Мать всегда пекла на Рождество торт, а Миранда помогала раскатывать марципан.

Балетки заскользили по траве. Завязав пакет, она оставила его прямо у лестницы. В саду по-прежнему стоял мужчина и все так же смотрел в окно. Должно быть, он слышал ее шаги. Заиндевевшая трава скрипела под ногами. Конечно, слышал, но не обернулся.

Даже со спины в нем определенно угадывался Ханивелл. Долговязый, светловолосый, абсолютно неподвижный. Настолько идеальный, что взгляду не за что зацепиться. Неестественно непринужденный. Холодный снег, который заставлял Миранду шмыгать носом и расписывал щеки красными пятнами, не таял, ложась на яркие ханивелловские волосы и на плечи удивительного пальто.

Типичный Ханивелл, подумала Миранда. Поссорился с подругой или обиделся на кого-то, и теперь собирается театрально замерзнуть. Ее мать прекрасно умела обращаться с Ханивеллом, разыгрывающим неуместную трагедию. Главное – твердость.

Вспомнив о матери, Миранда сама почувствовала что-то драматичное. Пытаясь прогнать нахлынувшие эмоции, она сосредоточилась на пальто, которое было на незнакомце. Казалось, оно украдено из театра – восемнадцатый век, изящный крой. Это было даже не пальто, а камзол из плотного розового шелка, расшитый белой нитью – маки и розы, а ниже на зеленом листе красовался жук-олень. Миранда подходила все ближе, не в силах остановиться; ей очень хотелось потрогать жука.

Ей казалось, что рука пройдет насквозь. (Разумеется, в Ханивелл-холле водились привидения.) Но этого не случилось. Пальто было настоящим. Миранда сжала ткань между пальцами и сказала:

– Что бы ни случилось, оно не стоит того, чтобы замерзать. Не стойте на улице, пойдемте в дом.

Ханивелл в камзоле повернулся.

– Я стою именно там, где должен, – сказал он. – То есть здесь. И делаю в точности то, что должен. И у меня нет ни малейшего желания беседовать с маленькими девочками. Так что уходи.

Может, Миранда и в самом деле была маленькой девочкой, но уже довольно неплохо умела противостоять ханивелловским вспышкам ярости, знала, как реагировать на их эмоциональные всплески, бурные проявления радости и горя, милые странности или заскоки. На широком правом кармане камзола она заметила вышитого рыжими и золотыми нитками лиса, застрявшего передней лапой в капкане.

– Меня зовут Миранда, – сказала она. И, поскольку уже овладела некоторыми уловками Ханивеллов, добавила: – Моя мать в тюрьме.

На мгновение взгляд незнакомца стал почти сочувствующим, но он тут же пожал плечами. Разумеется, театрально. И сунул руки в карманы.

– А я тут при чем?

– У всех есть проблемы, только и всего, – ответила Миранда. – Я здесь, потому что Эльспет меня жалеет. А я это ненавижу. Так что вас я нисколечко не жалею. Я даже не знаю, кто вы такой. Просто мне кажется, что не слишком умно стоять здесь и страдать из-за плохого настроения. Но, возможно, вы не очень умны. Моя мать говорила, что красивые люди часто довольно бестолковы. Как вас зовут?

– Если я скажу, ты уйдешь? – спросил Ханивелл.

– Да, – сказала Миранда. Можно вернуться на кухню, поиграть с котятами. Или принести пользу и помыть посуду. Или попросить, чтобы ей погадали. Или снова забраться с Даниэлем под дерево и сидеть, пока не придет время ложиться спать. Завтра ее посадят в автобус и отправят домой. И скорее всего, до следующего года Эльспет забудет, что у нее есть крестница.

– Я – Фенни, – сказал Ханивелл. – Теперь иди. Мне есть чем заняться, чтобы не сделать того, чего я не должен делать.

– Хорошо, – ответила Миранда. Она похлопала по широким манжетам чудесного пальто Фенни, задумавшись, какая у камзола подкладка и не холодно ли в нем. Каким же нужно быть глупым, чтобы торчать снаружи, когда тебя приглашают в дом. – Счастливого Рождества. Доброй ночи.

Она еще раз коснулась вышитого лиса и его лапы, застрявшей в капкане. Стебельчатый шов, рассыпной стежок и вышивка «елочкой».

– Очень хорошая работа, – сказала она. – Надеюсь, лис освободится.

– Он был слишком глуп, потому и попался, странное надоедливое дитя, – ответил Фенни. И снова повернулся к окну. Что он видел там? Когда Миранда, наконец, вернулась в гостиную, где подвыпившие Ханивеллы вместо рождественских гимнов горланили разухабистые песни, взрывали хлопушки и запускали бумажных журавликов, она вновь посмотрела в окно. Снег закончился. Снаружи никого не было.

* * *

На следующий год Эльспет Ханивелл, как обычно, вспомнила о Миранде. И через год, и через два. И под елкой Миранду всегда ждали подарки: то билет на лондонский мюзикл, который она еще не успела посмотреть, то, когда ей исполнилось тринадцать, набор косметики.

Когда Миранде стукнуло четырнадцать, Даниэль преподнес ей шахматы и несколько мотков шелковой пряжи. Под черные колготки она надела на лодыжку красный кожаный плетеный браслет, который пришел по почте из Пхукета (письма в конверте не было). Котята выросли и перестали ее узнавать.

В двенадцать лет она искала загадочного Фенни, но его нигде не было. И когда Миранда спрашивала, никто не понимал, о ком она говорит.

Когда ей исполнилось тринадцать, она впервые попробовала шампанское.

Четырнадцатилетняя Миранда чувствовала себя уже достаточно взрослой. Теперь человек в камзоле казался ей сном или историей, которую она выдумала от скуки. В четырнадцать она уже выросла из сказок, Санта-Клауса и рассказов о привидениях. Когда Даниэль обратил ее внимание на то, что они стоят под омелой, она расцеловала его в щеки. А потом лизнула в ухо.

На ее пятнадцатое Рождество снова шел снег. Все знали, что будет снег, и он не заставил себя ждать. Разговоры о снегопаде напомнили Миранде о Фенни. О мужчине в заснеженном саду. Конечно, в саду никогда никого не было. Зато был Ханивелл-холл и бесконечные толпы взрослых Ханивеллов, ведущих себя так, будто они снова стали детьми.

Количество веселья, которое требовалось Ханивеллам, было по-олимпийски выматывающим. Миранда не могла решить, здорово это или ужасно.

Ближе к вечеру Ханивеллы затеяли играть в шарады. Но в чем радость играть с людьми, которые делают это почти профессионально? Миранда стояла у окна, глядела на падающий снег и что-то высматривала. Птиц. Лиса. Человека в саду.

Ханивеллы кричали:

– Господи, нет! Клеопатра появилась завернутая в ковер, а не в субботнее приложение к газете!

Даниэль наверху, у себя в комнате, разговаривал с отцом по скайпу.

Миранда бродила от окна к окну. И вдруг увидела в саду то, чего там быть не должно было. Точнее, того. И тут же выбежала из дома.

– Пойду гулять! – крикнула она, пока закрывалась дверь. Вдруг кому-нибудь есть до этого дело.

Фенни прохаживался по старой стене, постукивая тростью по каждому камню, на который собирался наступить.

– Ты, – сказал он. – Вот думал, увижу ли тебя еще раз.

– Меня зовут Миранда, – напомнила она. – Вы, наверное, забыли.

– Нет, – произнес он, – не забыл. Хочешь присоединиться? – Он протянул руку. Миранда медлила, и он сказал: – Как знаешь.

– Я и сама могу сюда залезть, – сказала она. Теперь она шла перед ним, спиной вперед, чтобы не терять из виду.

– Ты не Ханивелл, – произнес он.

– Нет, – ответила она. – А вот вы – да.

– Верно, – сказал он. – Вроде того.

Затем она остановилась, и ему тоже пришлось остановиться. Дальше идти было некуда. За спиной у Миранды начинался провал.

– Я помню, как построили эту стену, – сказал он.

Скорее всего, она не так расслышала. Или он просто ее поддразнивал. Она ответила:

– Должно быть, вам очень много лет.

– Значительно больше, чем тебе, – сказал он и сел на стену. Миранда села рядом. Перед ними раскинулся Ханивелл-холл и рощица деревьев позади. Снег лениво падал, легкий ветерок крутил и подбрасывал его.

– Почему вы всегда в этом пальто? – спросила Миранда. Она начинала замерзать и поежилась. – Вы не должны сидеть на грязной стене. Оно слишком красивое.

Она коснулась вышитых жука и лиса.

– Кое-кто… очень особенный… дал мне его, – ответил он. – Я ношу его, потому что она так хотела. – И то, как он это сказал, заставило Миранду вздрогнуть.

– Ясно, – сказала она. – Это как мой браслет. Мне его мама прислала. Она в тюрьме и никогда оттуда не выйдет. Останется там до самой смерти.

– Как лис, – добавил он.

– Как ваш лис, – согласилась Миранда. Она удивленно поняла, что ее глаза стали влажными. Она плачет? Это ведь даже не настоящий лис. Ей не хотелось, чтобы Фенни заметил ее слезы, поэтому она спрыгнула со стены и пошла обратно к дому.

Когда она была на полпути к Ханивелл-холлу, снег перестал. Она оглянулась: на стене никого не было.

Снег шел с перерывами весь день. Когда закончился обед и Ханивеллы разошлись по комнатам, постанывая и поглаживая животы, Эльспет подозвала Миранду.

Помахивая перед ней свертком, будто угощением для бездомного щенка, она сказала:

– Кто-то оставил это на крыльце для тебя. Интересно, кто?