Сверток был в обычной белой бумаге, перевязан зеленой ниткой. Сверху нацарапано ее имя. А внутри – клочок розового шелка с вышитым рычащим лисом, его покалеченной лапой и окровавленным капканом.

– Дай-ка взглянуть, милая, – сказала Эльспет и взяла у нее из рук обрывок такни. – Какой странный подарок! Чья-то шутка?

– Не знаю, – ответила Миранда. – Возможно.

Восемь часов вечера. Ханивелл-холл, должно быть, сиял на холме как фонарь. Миранда надела куртку и трижды обошла дом. Снег растаял. Даниэль перехватил ее, когда она совершала последний круг. Его нос сильно выделялся на покрытом прыщами лице. Миранда любила его так же нежно, как Эльспет. Они всегда были к ней добры.

– Держи, – сказал Даниэль, протягивая ей кусочек шелка. – Тайный подарок? Тайный обожатель? Тайный шифр?

– А, ты тоже в курсе, – ответила Миранда. – Длинная история. Храню на память.

– Они там сейчас притворяются, что на дворе семидесятые, а им всем снова по шестнадцать. Играют в «Сардины»[2] и пьют. Потом всю ночь будут оргии в шкафах, душераздирающие признания и покушения на убийство в кладовых, под лестницами, на кроватях и под ними. Поэтому я взял вот это и незаметно ушел. – Даниэль показал ей бутылку «Стронгбоу», которую спрятал в карман куртки. – Пойдем, посидим в машине. Расскажешь про школу и про твою ужасную тетку, а я – с кем из парламентских консерваторов тайно встречалась Эльспет. Сможешь потом продать эту историю в газету.

– А на вырученные деньги куплю нам квартиру без удобств в Вулвергемптоне. Вот тогда заживем, – подхватила Миранда.

Они пили сидр и жевали полурастаявший батончик «Марс». Они разговаривали, и Миранда гадала, попробует ли Даниэль ее поцеловать. И должна ли она сама попытаться его поцеловать. Но он не стал рисковать. Как, впрочем, и она. Оба так ни на что и не решились. Миранда заснула в нелепом «Санбим Тайгере» с попорченной мышами обивкой. Ее голова лежала на плече Даниэля, а в руке она сжимала пойманного лиса.

* * *

Год спустя об Эльспет писали во всех газетах. Парламентский консерватор подал на развод, а она начала встречалась с футболистом, который был на двадцать лет моложе. Прекрасная рождественская история. Журналисты были повсюду. Эльспет в широкополой черной шляпе, в черном комбинезоне и черных солнечных очках, на «Санбим Тайгере», забрала Миранду с вокзала. Победно униженная. В своей стихии.

Тетка Миранды едва не запретила ей ехать к ним в гости. Правда, тогда им обеим было бы очень грустно, так как у тетки как раз появился новый ухажер. Почти такой же страшный, как она сама. Вот о чем следовало писать газетам.

– Милое платье, – сказала Эльспет, целуя Миранду в щеку. – Сама сшила?

– Да, ничего так получилось.

– Хочу такое же, красное. Только вырез глубже и юбку покороче. Ты могла бы открыть свое дело. Не думала об этом?

– Мне всего шестнадцать, – сказала Миранда. – И еще многому нужно научиться.

– Александр Маккуин бросил школу как раз в шестнадцать, – ответила Эльспет. – Уехал учиться на Сэвил Роу[3]. Зашивал человеческие волосы в подкладку. Полагаю, для него в этом была какая-то магия. У меня есть одно из его платьев. Да и твоя мать вряд ли была намного старше тебя сегодняшней, когда начала болтаться за кулисами. Она тогда все время расшивала тюль блестками и стразами.

– А где Даниэль? – спросила Миранда.

Все это время Миранда переписывалась с матерью. Правда, она пока не решалась рассказать тетке, что откладывает деньги на поездку в Таиланд следующим летом.

– Даниэль дома. У него хорошее настроение. Слушает мои старые пластинки The Smiths.

Миранда внимательно посмотрела на Эльспет.

– Та девушка… Она ведь с ним рассталась, да?

– Если ты имеешь в виду девушку с хорьками и некрасивыми лодыжками, – ответила Эльспет, – то да. Как там ее звали? Да, загадка… Я имею в виду не ее имя, а то, почему они расстались. Он вырос на три дюйма за два месяца, и лицо у него теперь чистое, честное слово. Он выглядит даже лучше, чем я ожидала. Золотое сердце, и голова на месте. Не понимаю, о чем думала та девица?

– Наверное, она торопилась бросить его, пока он не бросил ее, – предположила Миранда.

– Я бы не узнала о расставании, если бы случайно не подслушала их разговор. Ну, почти случайно, – продолжала Эльспет. – Это и еще The Smiths. Он не очень-то охотно рассказывает о своей личной жизни.

– А вы бы этого хотели?

– Нет, – сказала Эльспет. – Да. Может быть. Скорее нет. Ну, а как у тебя дела? Есть кто-то на примете?

– У меня нет даже хорьков, – ответила Миранда.

* * *

В сочельник, когда все Ханивеллы, их кузены, жены и бойфренды, подруги и личные бухгалтеры отправились в городок гулять, распевая гимны, Эльспет отвела Миранду и Даниэля в сторонку и вручила каждому по косяку с марихуаной.

– Не думай, Даниэль, будто я не знаю, что ты рылся в моих запасах, – сказала она. – И уж если вы собираетесь нарушить закон, то научитесь делать это ответственно. Под контролем взрослого.

Даниэль закатил глаза, потом взглянул на Миранду. Увидев выражение ее лица, он фыркнул. Как бы это ни раздражало, факт оставался фактом: Даниэль действительно стал настоящем красавцем. Что ж, это было неизбежно. Видимо, уродливых Ханивеллов топят при рождении.

– Все в порядке, Миранда, – сказал он. – Я выкурю твой, если ты не хочешь.

Миранда сунула косяк в лифчик.

– Спасибо, но я оставлю его себе.

– Уверена, вам еще многое нужно наверстать, – сказала Эльспет. – А я поеду в паб целоваться с барменшами и доводить журналюг до истерики.

Когда она вышла, Даниэль сказал:

– Она нас сейчас сватала, да?

Миранда отозвалась:

– Или наоборот.

Их глаза встретились. Держись, Миранда. Даниэль, улыбаясь, наклонил голову.

– Ну, тогда мне следует сделать вот так, – произнес он. Подался вперед, коснулся рукой подбородка Миранды и заставил ее посмотреть на него. – Нам обоим следует.

Он поцеловал ее. Его губы были мягкими и сухими. Миранда, интереса ради, попробовала засосать его нижнюю губу. Она обняла Даниэля за шею, а его руки спустились вниз и сжали ее ягодицы. Он приоткрыл рот и целовал ее до тех пор, пока она не ответила. Похоже, Даниэль знает, как это делается; он наверняка много упражнялся с хорьковой девушкой. Миранда задумалась, где в это время были хорьки – в клетке или нет? И каково это, когда они наблюдают за тобой своими глазами-бусинками?

Миранда почувствовала эрекцию Даниэля. О, господи! Как неудобно. Она оттолкнула его.

– Извини, – сказала она, застонав. – Извини! Да… То есть нет, думаю, нам не следовало этого делать…

– Скорее всего, – ответил Даниэль. – Скорее всего, определенно не следовало. Странно, да?

– Странно, – согласилась Миранда.

– Но, возможно, все было бы не так странно, если бы мы сперва выкурили по косяку, – сказал Даниэль. Его волосы были в полном беспорядке. Очевидно, это ее рук дело.

– Или, – ответила Миранда, – можно выкурить косячок просто так. И ничего не усложнять.

Примерно на середине самокрутки, Даниэль сказал:

– Это ничего бы не усложнило.

Его голова лежала у Миранды на коленях. Она наматывала его волосы на палец.

– Нет, усложнило бы, – произнесла Миранда. – Очень-очень усложнило бы. – И чуть позже добавила: – Хотелось бы, чтобы сейчас пошел снег. Снегопад – это было бы мило… Думаю, поэтому я и приезжаю сюда на Рождество. Ради этого белого праздника.

– Это ужасно, – ответил Даниэль. – Холодно. Скользко. И кажется, будто ты должен что-нибудь петь. Как в кино.

Или как в стеклянном снежном шаре.

– В ловушке, – сказала Миранда. – В кап кане.

– В ловушке, – повторил Даниэль.

Они лежали, обнявшись, на диване напротив елки. Время от времени Миранде приходилось убирать руку Даниэля оттуда, где ей не следовало находиться. Она не думала, что он делает это нарочно. Иногда она целовала его за ухом.

– Так хорошо, – сказал Даниэль. Он погладил ее ягодицы. Она вывернулась из-под его руки и снова поцеловала его. По телевизору шел фильм, в котором все время что-то взрывалось. С зомби и Кэмерон Диаз, в одиночку разгружающей покупки. Нет, это совершенно другой фильм, догадалась Миранда. Очевидно, она заснула. Даниэль спал. Почему он такой красивый, даже когда спит? Это бесит. Миранда боялась подумать, как она сама выглядит во сне. Неудивительно, что девчонка с хорьками бросила его.

Эльспет, должно быть, уже вернулась из паба, так как они оба были завалены горой пледов.

За окном шел снег.

Миранда сунула руку в карман и нащупала кусочек шелка. Она носила его с собой. Карман был достаточно большим, в него помещалось множество всяких мелочей. Миранда не хотела быть одним из тех дизайнеров, которые делают только красивые вещи. Она хотела, чтобы ее одежда была практичной. И вызывающей. Она взяла с дивана самое симпатичное одеяло, а остальными укрыла Даниэля.

Потом подошла к зеркалу, пригладила волосы и собрала их в хвост. Завернувшись в одеяло, как в шаль, вышла наружу.

Он стоял в снегу, под кустом боярышника. Ее била дрожь, и она заставляла себя поверить, что это от холода. Снега на земле было не так уж много. Значит, продолжала убеждать себя Миранда, проспала она недолго. И ему недолго пришлось ее ждать.

На нем был тот же камзол. Лицо было тем же. Сейчас он не казался ей таким взрослым, как в первый раз. Казалось, он всего на несколько лет старше, чем они с Даниэлем. Он ни чуточки не постарел. А вот она – да. Где он пропадает, когда его здесь нет?

– Ты привидение? – спросила Миранда.

– Нет, – ответил он. – Не привидение.

– Тогда ты живой человек? Ханивелл?

– Фенвик Септимус Ханивелл, – поклонился он. Выглядело это не так странно, как могло бы, хотя в наше время почти никто так уже не делает. Ни у кого из них не было таких имен. Сколько же ему лет?

– Ты приходишь, только когда идет снег, – сказала Миранда.

– Мне позволено появляться только во время снегопада, – ответил он. – И только на Рождество.

– Понятно, – произнесла она. – Ясно. Нет, нет, ничего не ясно. Позволено кем?

Он пожал плечами. Не ответил. Может быть, говорить об этом ему тоже нельзя.

– Ты кое-что мне подарил, – сказала Миранда.

Он кивнул опять. Она протянула руку и коснулась места, где он оторвал от камзола лиса, чтобы отдать ей.

– Ох, – вздохнула Миранда. – Бедный. Ты даже ножницы не взял, да? Давай я починю.

Она вытащила из кармана кусок шелка и свой швейный набор, который уже больше года всегда был при ней. Нитки идеально подобраны по цвету. Просто на всякий случай.

Она показала ему шелк. Несколько месяцев назад она распустила лапу лисы и капкан. Капли крови. Хвост и оскаленную морду. И переделала их по своему замыслу, подражая, настолько возможно, духу оригинала. Теперь лис был свободен: с высоко поднятым хвостом и высунутым языком он бежал по розовому шелковому полю. С изнанки Миранда пришила кусок розового хлопка, который вырезала из старой ночной рубашки.

Он взял обрывок у нее из рук, перевернул:

– Это ты сделала?

– Ты оставил мне подарок на прошлое Рождество. А это – мой подарок тебе, – сказала Миранда. – Я пришью его на место. Выйдет не слишком аккуратно, зато в твоем красивом пальто больше не будет дыры.

Он ответил:

– Я сказал ей, что порвал его, зацепившись за ветку. Сойдет и так.

– Нет, не сойдет, – возразила она. – Пожалуйста, позволь мне его починить.

Он улыбнулся. По-настоящему, может, даже немного залихватски. Они с Даниэлем могли бы быть братьями. Они так похожи. Так почему же она остановила целовавшего ее Даниэля? Почему ей приходилось иногда прикусывать язык, когда Даниэль был с ней добр? В Ханивелл-холле она реальна ровно настолько, насколько Эльспет и Даниэль позволяют ей. Это не ее настоящая жизнь.

Все это смешно, конечно. Настоящее – это настоящее. Даниэль – настоящий. Миранда, когда находится не здесь, тоже. Кем бы ни был Фенвик Септимус Ханивелл, Миранда была уверена, что все это неспроста.

– Пожалуйста, – повторила она.

– Как пожелаешь, Миранда, – сказал Фенни. Она помогла ему снять пальто. Их руки соприкоснулись, и Миранда подавила необъяснимое желание ухватиться за Фенни, будто один из них вот-вот упадет.

– Пойдем в дом, – сказала она. – Только на время, пока я буду шить. Лучше делать это внутри. Там свет ярче. Познакомишься с Даниэлем. Или Эльспет. Я ее разбужу. Уверена, Эльспет знает, что делать в таких случаях. Что бы это ни было. Люди театра, похоже, знают, как быть в таких ситуациях. Пошли со мной.

– Не могу, – ответил он с сожалением.

Конечно. Опять против правил.

– Хорошо, – добавила Миранда. – Тогда мы оба будем на улице. Я останусь с тобой. Ты расскажешь мне о себе. Если, конечно, это тоже не против правил.

Она занялась булавками. Он придержал ее руку.