Джессика Парк - 180 секунд

– Это – последний раз, когда мы с тобой разговариваем.

– Нет! Нет! – Я бью рукой по полу. – Стеффи, нет!

– Да. Будет очень плохо, и я не хочу, чтобы ты видела, как я гнию заживо. И – нет, не надо возражать… прекрати. Ничего не говори! – предупреждает она, когда я уже не могу сдерживаться. – Мало того, что тебе придется наблюдать, как болезнь убивает меня. Мне страшно подумать, что после этого будет с тобой. Страшно.

Она на пределе – это ясно – но продолжает, прямо и откровенно:

– Это мой выбор, и я его принимаю. В жизни мне не так часто выпадала возможность что-то решить, но, по крайней мере, в отношении собственной смерти я вольна выбирать. И ты с уважением отнесешься к тому, о чем я прошу. Я люблю тебя и всегда буду любить, но попрощаемся мы прямо сейчас.

У меня всё чернеет перед глазами.

– Нет! – кричу я. – Нет, не надо! Я могу помочь! Могу что-нибудь сделать!

За спиной я слышу какие-то звуки. Кто-то касается моего плеча. Наверное, это Эсбен – он пытается прижать меня к себе – хотя я уже ни в чем не уверена.

– Я очень тебя люблю, Элисон, – повторяет Стеффи. – Не забывай этого. Но я хочу умереть одна. Не звони, не пиши. Вообще не пытайся со мной связаться. Иначе мне будет еще тяжелее, понимаешь? Каждый звонок, каждая эсэмэска будут напоминать про мою болезнь. Про то, как я себя чувствую. Ну или ты будешь старательно об этом умалчивать, а у меня нет сил притворяться. Я и так уже всё время чувствую себя очень паршиво, а от этого будет намного хуже, и я не хочу на тебя срываться. Потому что ты моя подруга, ты хочешь помочь… но не можешь. Ты ничего не можешь сделать. Никто не может. У меня отличные врачи, отличные медсестры, и… все заботятся обо мне изо всех сил. Я в хороших руках. Просто… я больна. Никто не виноват, но моя болезнь неизлечима. Неизлечима.

Стеффи говорит так откровенно, и боль в груди становится всё сильней.

– Пожалуйста. Я люблю тебя. Ты моя лучшая подруга. Даже сестра. Я так рада, что ты нашла Эсбена, что ты влюблена и твой парень поможет тебе пережить горе. И Кармен. И остальные. Ты справишься. Понятно? Ты справишься. Обязательно.

Я едва слышу себя через пелену горя.

– Перестань прощаться! Не смей. Господи, Стеффи, не надо. Я люблю тебя. Я так тебя люблю. Не смей говорить мне «до свиданья»! Так нельзя…

– Эсбен у тебя? – спрашивает она – с необыкновенным терпением.

Я не знаю. Ничего не знаю. Где я, что я слышу…

– Эсбен? – Дыхание у меня обрывается, и говорить трудно. – Ты здесь?

– Да, – твердо отвечает он.

Наконец я замечаю, как крепко он меня держит. Я перестаю сопротивляться и позволяю ему поднять мое обмякшее тело с пола. Лежа у него на груди, я отвечаю:

– Да. Он здесь.

– Отлично. Доверься ему. Он поможет тебе пережить это. Так будет лучше.

Стеффи очень спокойна. Проходит много времени, прежде чем она вновь заговаривает, и это пугает меня еще сильнее.

– Мне больно. Я предупреждала. Я бы очень хотела, чтобы был другой способ тебя подготовить, но его нет.

Голос Стеффи начинает срываться, и она делается напористой – так, что по моей спине пробегает ледяная дрожь.

– Я сейчас положу трубку. Так надо. Пожалуйста, пойми: мне этого не хочется точно так же, как и тебе. Если бы я знала, что выдержу, я бы не стала тебя прогонять. Но так правда будет проще. Скажи, что ты всё понимаешь.

– Нет! – Я буквально раскалываюсь на кусочки. – Это неправильно. Позволь мне быть с тобой! Ты всегда и всё делала сама. Но хотя бы не умирай в одиночестве! – умоляю я.

– Именно это я должна сделать одна. Хватит. Пожалуйста, прекрати, – строго говорит Стеффи. – Скажи, что ты всё понимаешь. Скажи, что проживешь интересную, насыщенную жизнь и что моя смерть тебя не остановит. Ты будешь счастлива, правда? Ты будешь счастлива – в память обо мне?

Стеффи упрашивает меня, но при этом полностью владеет собой.

– Сделай мне такой подарок, Элисон. Пожалуйста. И отпусти меня.

В ее словах звучит бесконечное отчаяние, и я знаю, что должна буду исполнить просьбу подруги. Если я прилечу, передо мной закроют дверь. Я знаю Стеффи. Я в очередной раз вспоминаю, что она всю жизнь упрямо отказывалась от моей помощи. Любой. Если бы я поняла это раньше, много лет назад, то, возможно, настойчивей требовала бы, чтобы она позволяла мне помогать хоть иногда. Но, очевидно, ее броня в тысячу раз толще моей. После всего, что подруга сделала для меня, не остается ничего другого, кроме как исполнить ее просьбу. Пусть даже я совершенно этого не хочу.

– Ладно, – говорю я сквозь слезы. – Да. Я понимаю. Обещаю. Сделаю всё, что ты хочешь. Я люблю тебя. Люблю тебя, Стеффи.

– Будь храброй. Не бойся. Не бойся. Ты справишься.

Она отключается, и я почти совсем забываю, как надо дышать. Впрочем, кричать я не разучилась.

Эсбен прижимает меня спиной к своей обнаженной груди, пока я плачу. Если бы не он, я бы упала. Я ничего не могу, только рыдаю и отдаюсь раздирающей боли.

Я впервые понимаю, что такое «слепящая боль». Муки, которые я испытываю, лишают меня зрения; вырвавшись из рук Эсбена, я ползу вперед и хватаюсь за что попало. Кушетка несколько раз громко стукается об пол – наверное, это я ею стучу. Разбивается стакан, что-то с грохотом падает. Я катаюсь по комнате, и от собственного воя у меня звенит в ушах.

– Элисон, не надо. Любимая, не надо. – Эсбен хватает меня, притягивает к себе и заключает в объятия, вынув из моей руки телефон.

Я хочу прильнуть к Эсбену, но ноги подкашиваются, и я падаю на пол. Эсбен на руках несет меня к постели, осторожно укладывает и ложится сам, лицом ко мне. Я цепляюсь за него, плачу и умоляю:

– Хватит! Прекрати! Сделай так, чтобы это закончилось!

Я снова и снова выкрикиваю имя Стеффи, а потом вдруг замолкаю, вытираю глаза и смотрю на Эсбена.

– Подожди. Ты ведь можешь всё исправить. Ну, давай. Сделай что-нибудь.

Он непонимающе качает головой.

– В чем дело? У Стеффи какие-то проблемы?

Я с силой толкаю его.

– Она снова заболела. Давай, скажи, что ты это разрулишь. Сделай что-нибудь! Хоть кто-то же должен знать, как ей помочь.

Эсбен громко выдыхает.

– Стеффи говорит, что больна смертельно, но она наверняка ошибается. Мы этого не допустим. Помоги. Поверни время вспять. Ты наверняка можешь что-то сделать. Ну так не тяни – ради меня. Пожалуйста, Эсбен, пожалуйста…

Он прижимает меня к себе, и я пытаюсь сопротивляться, но сил уже нет.

– Мне очень жаль… – начинает Эсбен.

– Нет-нет-нет, не надо так говорить. Не надо! Пожалуйста. Всего одно маленькое чудо. Ты же волшебник, ты можешь что-нибудь придумать.

Я снова плачу, потому что знаю, что схожу с ума и прошу невозможного.

– Я бы сделал для тебя что угодно. Честное слово. Но тут я бессилен. Господи, я так тебе сочувствую.

Я срываюсь. Несколько часов плачу и задыхаюсь от боли, а Эсбен утешает меня. В конце концов слезы заканчиваются, голос срывается, а горло так болит, что тело начинает бунтовать и отказывается плакать дальше. Я опустошена.

Проходит три недели, прежде чем я прихожу в какую-то норму. Я посещала лекции и выполняла задания, но за пределами этого либо ничего не ощущала, либо постоянно рыдала от горя. Я лишилась всех сил, и понадобилось очень много времени, чтобы вновь научиться дышать. Но я борюсь. Я знаю, что Стеффи хочет этого. Она бы расстроилась, если бы узнала, какой эффект произвела на меня ее болезнь, поэтому я должна выбраться из бездны отчаяния любой ценой.

Помощь Керри и Кармен бесценна. Они очень терпеливы и позволяют мне выплакаться, когда я в этом нуждаюсь. Хорошо, что у меня есть новые друзья, – но я постоянно напоминаю себе, что вовсе не пытаюсь заменить ими Стеффи. Эта мысль возникает чаще, чем хотелось бы. А друзья Эсбена, Джейсон и Дэнни, заключают меня в свои медвежьи объятия так часто, что просто удивительно, почему я еще не покрылась синяками. Но каждый раз, когда меня утешают, я вспоминаю, что рядом со Стеффи нет никого, кто утешил бы ее. Переносить отчуждение подруги ничуть не проще от того, что это было ее решение и сознательный выбор.

Через три дня после звонка Стеффи я обо всем рассказала Саймону. Он хотел приехать, но я отказалась. Я подумала, что, увидев его, снова сорвусь, ведь мы оба так любим Стеффи.

Однажды субботним утром я просыпаюсь – и принимаю решение провести этот день самым обычным образом. Я должна прийти в себя.

В пустой комнате снова скапливаются неоткрытые посылки от Саймона. Всюду хаос и застой. Нужно понемногу двигаться дальше, поэтому я, для начала, открываю самую большую коробку.

Через несколько дней после звонка Стеффи я выяснила, что разбила кофеварку и стеклянный кофейник, а также опрокинула свой маленький холодильник, переколотив внутри все бутылки. Я ничего этого не помнила: Эсбен прибрался, прежде чем я увидела беспорядок, который развела. Наверняка я сломала что-то еще. Но какая разница?

Впрочем, кофеварки мне действительно не хватает. Каждый раз я ее машинально ищу – и меня непременно накрывают воспоминания о случившемся и новый приступ боли.

Теперь я аккуратно достаю из коробки новую кофеварку и кружки и расставляю их на столе. Всё выглядит совсем как раньше, но это иллюзия. Потому что жизнь изменилась.

«Я храбрая. Не буду бояться. Не буду».

Надо двигаться дальше.

Еще слишком рано, чтобы сказать, что день удался. Попытаюсь в течение этого дня хотя бы не срываться каждую минуту. Эсбен ушел, когда я спала, и я не знаю, где он. Час я трачу на уборку, затем меняю постельное белье, моюсь, сушу волосы, варю кофе и в целом делаю вид, что моя душа не представляет собой кровавые ошметки.

В начале двенадцатого входит Эсбен, стряхивая снег с волос.

Он светлеет, бросив на меня взгляд.

– Привет, детка. Хорошо выглядишь.

– Я помылась и надела что-то помимо пижамы, – отвечаю я, пытаясь улыбнуться. – Решила, что однажды это должно случиться.

Эсбен вешает куртку и обнимает меня.

– Я знаю, что тебе тяжело, – говорит он и гладит мою спину. – По-прежнему ничего?

Он постоянно это спрашивает, хотя мы оба знаем, что Стеффи не напишет. Я прижимаюсь к Эсбену и качаю головой:

– Ничего.

Каждый день я звоню ей. Каждый божий день. Надеюсь, что она передумает и разрешит мне приехать. Но Стеффи не отвечает на звонки. Каждый раз я слышу автоответчик. Иногда я оставляю сообщение, иногда нет, потому что никакие мои слова до сих пор не изменили ее решения. Я попросила Эсбена и Саймона позвонить Стеффи, но она просто скрылась от мира. Все странички в соцсетях закрыты, электронные письма возвращаются как «неотправленные».

Я прерывисто вздыхаю.

– Наверно, пора остановиться. Она этого хотела. Нужно смириться.

– Да, наверное, – негромко отвечает Эсбен.

– Но я постоянно представляю, что она переживает сейчас и как себя чувствует. Больно ли ей и кто окружает ее в больнице… – Я с трудом дышу, когда выговариваю эти слова. – Насколько всё плохо. И сколько… – Я начинаю задыхаться. – И сколько еще осталось. Стеффи страшно? Может быть, одиноко, грустно? Или она злится?

С ума сойти, я говорю это вслух. К такому я не готовилась.

– Думаешь, кто-нибудь позвонит мне, когда… когда она умрет?

– Да. Конечно. Стеффи об этом позаботится.

Уверенность в голосе Эсбена немного успокаивает меня.

– Стеффи всегда напоминала самоотверженную мать, которая пойдет на что угодно ради своего ребенка. Она заботилась обо мне гораздо чаще, чем принимала помощь от меня. Так было всегда. И это неправильно. Я спасла ее один раз, когда дала в глаз тому парню. И теперь я хочу сделать то же самое. Прогнать рак. Прогнать боль. Эсбен, я бы охотно поменялась с ней местами, честное слово.

– Знаю. Но Стеффи такой человек, и ты не в силах изменить ее характер, особенно сейчас. Это ее выбор. Если ей легче ждать смерти в одиночестве, без тебя, позволь Стеффи это сделать.

Я киваю, стараясь сохранять спокойствие.

– Мне надо отвлечься. Подумать о чем-нибудь другом. Хотя бы ненадолго.

– Правильно. Чего ты хочешь?

Его объятия и ставшая такой привычной забота заставляют меня желать большего. Эсбена не бывает слишком много. Поэтому я поднимаю голову и целую его.

– Вот это. Вот чего я хочу.

Я провожу рукой по его груди, по плечам, начинаю расстегивать рубашку…

У Эсбена перехватывает дыхание, когда я касаюсь ремня брюк.

– Элисон, ты уверена? Мы этого не делали… с того самого утра.

Я касаюсь губами и языком его шеи, и Эсбен одним быстрым движением подхватывает меня и несет в спальню. Я обвиваю ногами его талию. Прикосновения Эсбена, то, как он двигается и дышит, напоминают мне, что я живая. Это именно то, что надо. Вместо того чтобы раствориться в Эсбене и его любви, я делаю обратное. Вновь обретаю себя.