– А как же ботаник?

– В смысле?

– Ты сказала, что он умел говорить красиво. Но первое место за самый классный комплимент в итоге получил я. Иначе с чего столько смущения? Что-то не сходится, Никс.

Несколько секунд я судорожно подбирала в голове ответ на скользкий вопрос, но после мотнула головой и ровно проговорила:

– Не хочу это обсуждать. И вообще, тему Володи и моих с ним отношений считаю закрытой.

– Окей, отложим, – решил по-своему Данилов и, к счастью, замолчал до конца поездки.

Автомобиль сбросил скорость, мы свернули на какую-то удивительно тихую для Нью-Йорка улочку и затормозили возле роскошного, ярко освещенного особняка. Данилов подал мне руку, помогая выйти из машины, и повел к дверям.

А я ощущала себя действительно Золушкой. Только вот принцессой я стала стараниями принца и теперь вместе с ним приехала на бал.

Никита, судя по всему, никакого пиетета перед богатством не испытывал, потому что окинул дом скептическим взглядом и заявил:

– У Гельмута всегда была страсть к размаху. Здоровенный домина, зачем ему все это на пару недель?

– Это плохо? – тихо спросила я, после того как спутник нажал на кнопку звонка.

– Вызывает мысли о компенсации других недостатков, – усмехнулся он.

Дальнейший диалог развить не получилось, так как двери распахнулись и на пороге показался самый настоящий… слуга.

– Добрый вечер, мистер Данилоф-ф-ф, – со своеобразным немецким акцентом поприветствовал дворецкий. – Вас со спутницей ожидают. Проходите.

– Спасибо, – уверенно, с легкой долей небрежности кивнул Никита.

Мы оставили верхнюю одежду и прошли в гостиную, где и собралось семейство.

– Сынок! – порывисто бросилась к нам мама Ника, распахивая объятия. – Я так тебе рада!

Парень поймал ее в объятия, слегка отстранил, окидывая пристальным взглядом, а после улыбнулся и, ласково прижав к себе, сказал:

– И я очень рад, мама.

Сегодня она выглядела совсем не так, как в нашу первую встречу. Брючный костюм яркого бирюзового цвета хоть и обтягивал стройную фигуру, как вторая кожа, но был закрыт. Да и в остальном… Элегантная прическа, вечерний, но весьма сдержанный макияж – она постаралась ради сына.

Теперь эту красивую даму средних лет никак было не принять за молодящуюся проститутку.

Переступив с ноги на ногу, я перевела взгляд с трогательного объединения матерей и детей на остальных присутствующих.

Гельмут оказался невысоким, сухопарым джентельменом лет пятидесяти на вид. Вполне себе достойным, во всяком случае, ничего отталкивающего для себя лично я на первый взгляд в этом седом человеке с цепким взглядом не увидела. Разве что, отметив низкий рост, вспомнила шуточки от Данилова про компенсацию.

Также в кресле, и не подумав встать при нашем приходе, сидела какая-то разбитная девица в лучших традициях Никитиной мамы в нашу первую встречу. Нет, она была одета соответствующе званому ужину, но сама поза, взгляд царицы мира и едва заметная надменная полуулыбка говорили сами за себя.

Блондинистая девица показалась неприятной.

Притом она смотрела в высшей степени неодобрительно как на отца, так и на мать Никиты.

Тем временем родственные объятия закончились, и началась церемония приветствия.

– Добрый вечер, Гельмут, – сдержанно поздоровался Никита.

– Здравствуй, Никита, я рад новой встрече, – низким, звучным голосом ответил этот неожиданно величественный для своей комплекции человек. – Твоя мама очень много рассказывала о твоих достижениях.

Я покосилась на Данилова. Вылет из европейского института так себе достижение, если честно.

– Никита стажируется здесь у какого-то известного финансиста.

Женщина сказала это с затаенной гордостью, и я чуть заметно улыбнулась. Хотя, конечно, часть моей экономической душонки корчилась в муках на тему того, как это можно не знать Адама Брауна и называть его “каким-то финансистом”!

– О, то есть ты не отказался от той идеи стартапа криптовалюты, которую мы обсуждали в прошлый раз? Это просто прекрасно. Но не будем о делах в этот чудесный вечер… Кто твоя прелестная спутница?

– Позвольте представить вам Веронику! – Ник протянул руку, и я вложила в его теплую ладонь свои пальцы, а после позволила привлечь поближе. – Замечательная студентка и очень целеустремленная девушка. Моя… подруга.

– О, это прекрасно, когда такие качества сочетаются с женским очарованием, – галантно поклонился Гельмут и развернулся ко все еще сидящей девушке. – Ну, и в заключение хочу познакомить вас с Гретой, моей единственной дочерью.

Мы все повернулись к девушке. Она оторвала взгляд от айфона и нехотя выбралась из кресла.

Я вспомнила, что Данилов говорил о Гельмуте, будто то то ли норвежец, то ли немец. Так вот, “милейшая” Грета полностью соответствовала стереотипам о скандинавских женщинах. Высокая, весьма крепкая, с развитыми плечами и вытянутым, даже каким-то лошадиным лицом, затянутая в яркое мини, девушка на голову возвышалась над своим отцом, и это смотрелось поистине комично.

Но все мое сочувствие к откровенно некрасивой богатой наследнице испарилось при одном взгляде глаза в глаза.

Она даже не думала скрывать свое отторжение. Именно так, наверное, глядят коренные москвичи на всех остальных и цедят потом сквозь зубы: “Понаехали!”

– Добрый вечер, – очень холодно поздоровалась Грета.

– Ужин заждался, – робко напомнила мама Никиты и, взяв под руку своего мини-викинга, лучезарно улыбнулась.

– Да, милая, ты права, продолжим беседу за столом, – мягко улыбнулся ей Гельмут, погладив по тонким пальцам.

А я… Я каким-то странным, женским чутьем поняла, что он ее любит. Вот такую вот, со всеми странностями и недостатками. Со слишком ярким цветом волос и стремлением к пластике, забив на все условности и наверняка на мнение общества.

Любит.

В столовую я входила с гораздо более легким сердцем, чем в гостиную.

Как выяснилось, интуиция меня подвела. Легкое сердце это прекрасно, но стоило состояться подаче блюд, как я почувствовала себя неотесанной курицей.

Хотя вначале все было превосходно. С салатом из трех листков и двух помидоров я справилась достойно. А вот потом…

Хоть Никита и обмолвился мельком, что дом у Гельмута съемный, и прислуга, соответственно, тоже, но когда пафосная процессия из вышколенных горничных вынесла блюдо с устрицами и другими морепродуктами, мне поплохело.

И дело не в том, что я не люблю деликатесы, а в количестве приборов: вилок, ложек и специального ножика, которые ко всему этому прилагались.

Пока я мысленно представляла, как позорюсь, впервые в жизни неловко вскрывая раковину моллюска, Гельмут с матерью Данилова уже показали мастер-класс, и даже викингоподобная Грета…

– У меня аллергия, простите, – нашла, что соврать я, когда любопытные взгляды стали задерживаться на мне чаще.

Грета как-то излишне язвительно фыркнула.

– Аллергия на столовые приборы, как я посмотрю, – пробурчала она под нос так, что услышали все. – Есть салат десертной вилкой, разрезая ножом для рыбы…

Пока я мучительно краснела и думала, что ответить, первым среагировал Никита:

– А у кого-то выраженный недостаток хороших манер. Похоже, в детстве родители не привили!

Ноздри Греты широко раздулись, а лицо сделалось багровым, но прежде чем она ответила, вмешалась мать Никиты, спешащая уладить назревающий конфликт:

– Да какая в сущности разница, какими вилками есть? В России большинство блюд едят вообще ложкой. И ничего, все живы.

– Варварская страна, – ожил Гельмут. – Вот в Норвегии…

В следующие десять минут меня и Никиту посвящали, как же все хорошо в Норвегии по сравнению с остальным не прогрессивным миром в лице недружелюбной “Russland”. Из этого бесконечно длинного рассказа я сделала вывод, что пожилой жених матери Данилова все же не немец.

– Так к чему я все это говорил? – наконец стал закругляться он. – Моя Грета никогда не была за пределами Евросоюза, и вот она выросла и теперь хочет остаться в штатах. И я проявляю беспокойство, что такая красивая и неопытная девушка, как она, сумеет выжить самостоятельно в этой стране!

– Ну, пап… – протянула “красивая и неопытная”. – Это же США.

– Никита, – игнорируя дочь, обратился Гельмут к Данилову, – твоя мать всегда считала тебя самостоятельным и приспособленным, я бы хотел попросить тебя присмотреть за Гретой. Погулять с ней по Нью-Йорку, показать местные достопримечательности.

Никита закашлялся, причем кашлял так долго, что мне даже пришлось потянуться к нему, чтобы постучать по спине, ведь его мама сидела слишком далеко. Но я опоздала: сидящая по другую от него руку Грета успела раньше, буквально двумя ударами широкой ладони, выбивая дух из легких.

– Больше не стоит, – сдержанно произнес Данилов, поворачивая голову к Гельмуту. – Вынужден отказать. Слишком много учебы, и она занимает мое время. Впрочем, я уверен, Грета и сама справится, у нее в айфоне отличный навигатор.

– Индюк, – раздалось шипение рядом.

Я неодобрительно посмотрела на девицу. По сравнению с ней, даже Лариса казалась образцом дружелюбия.

Впрочем, наверное, если поставить себя на ее место, то Грету можно было понять. Ее отец в отношениях с женщиной, которая вскоре станет ей мачехой, а вдобавок, еще и общество сынка навязывают.

До меня неожиданно дошло, что мне напоминает происходящее – смотрины, где оба, и парень, и девушка, не желают участвовать, но родители так решили!

Впрочем, нет-нет, а периодически Грета все же бросала на Данилова любопытные взгляды, и, надо признать, я ее даже частично понимала. Мне вот он до сих пор иногда противным кажется, и в то же время засматриваюсь на черты его лица. Хорош ведь, паразит.

– Вероника, – совершенно неожиданно обратилась ко мне его мать. – А что мы все про нас да про нас? Расскажите о себе.

Я несколько растерялась.

– А что именно вы хотите узнать?

– Ну, – протянула женщина и совершенно беззаботно добавила: – раз у нас семейный ужин, расскажите о своей семье. Кто ваша мать, кто отец?

Невольно закусила губу. Не то чтобы это была моя больная тема, но я ее не любила.

– Отца не знала, мать растит меня одна, – довольно громко произнесла я, ясно давая понять, что не стыжусь этого. – Работает кассиром в магазине.

– У нее нет образования? – удивился Гельмут. – Мне казалось, кассиры в вашей стране – это очень низкоинтеллектуальная работа.

До боли укусив себя за внутреннюю сторону щеки, я сдержалась, чтобы не ответить грубо.

– Это нормальная работа, – проговорила я. – Ничем не лучше и не хуже остальных. И моя мать – достойная женщина, лучше многих других с образованием и степенями.

Все же я кипятилась, причем достаточно сильно. Пожалуй, последний раз так было еще в школе, когда похожий разговор зашел среди одноклассников, чьи родители были сплошь из уверенно стоящего на ногах среднего класса.

– А кто-то вот вообще не работает, – вырвал из мыслей голос Данилова. – По мне, любой труд достойный, а то нынче странная мода у женщин пошла: ищут денежные мешки, замуж за них выходят, а после сидят на их шее с видом королев.

Я медленно повернула голову в его сторону, округляя глаза. Совершенно очевидно, в чей адрес была произнесена шпилька, поэтому неудивительно, что ответ последовал незамедлительно:

– А кто-то неблагодарный сын, – медленно и холодно произнесла мать Никиты. – Забывает все добро, что ему было сделано. Уже не говоря о бессонных ночах, брошенной на жертвенный алтарь жизни и испорченной после родов фигуре!

Повисла тишина.

Такая мертвая, что, пожалуй, даже “мертвые с косами” из фильма умерли еще раз.

– Кажется, я наелся, – резко вставая из-за стола, произнес Никита. – Спасибо за ужин, мама. Пожалуй, нам с Никой пора домой.

– Ты не посмеешь уйти сейчас! – женщина вскочила следом.

– Я уже, – усмехнувшись, он подал мне руку. – Как смотришь на то, чтобы прогуляться?

– Поздно для прогулки, – тихо ответила я, поднимаясь. – Лучше сразу в квартиру…

Мне было неловко, словно я подглядывала в замочную скважину за чужой драмой. Зачем только согласилась идти с ним? Чем думала?! Теперь вот оказалась вовлеченной в ссору…

– Я прошу вас остаться. – Мама Данилова оказалась рядом и положила руку на мое плечо. – Прошу. Ника?

Я, кажется, покраснела. Никогда меня не ставили в столь неловкую ситуацию, как эта. Взглянув на Данилова, увидела на его лице непоколебимую решимость и разозлилась. За то, что оказалась среди этих людей и вынуждена была делать мучительный выбор.

– Знаете, думаю, ваш сын сам должен определиться, стоит ли ему остаться, – сказала как можно спокойней, – а мне действительно пора. Как вы уже поняли, у меня не самая богатая семья, и я просто не могу подвести маму, расслабившись и забросив учебу. А вы отдыхайте, меня даже провожать не нужно. Всего доброго и спасибо за чудесный ужин.