Юлия Кова - #20 восьмая

— Пойдем ужинать, — предложила я.

— Спасибо, я не буду.

— Почему?

— Потому, что не хочу.

И тут я сообразила...

— Ты считаешь, что это Максим приготовил, а я разогрела, да? — Я даже подбоченилась. Алексей поднял глаза от своего лэптопа, поправил очки, задумчиво обозрел меня в фартуке (две вышитые поварешки и имя «Лена» — честно, в первый раз надела), помедлил и кивнул:

— Да, я считаю именно так.

— Нет. Я всё сама сделала. И продукты тоже сама покупала. Пожалуйста, пойдем ужинать.

Помедлив, Андреев отложил ноутбук и встал. Я привела его в кухню:

— Выбирай любое место.

Он осмотрелся, явно прикидывая, где было место Максима.

Я вздохнула:

— Лёш, ну не могу я сразу выкинуть все стулья, диваны, кровати. Перестань вести себя, как подросток. Садись, где ты хочешь. И считай, что я пригласила тебя в гости.

Андреев хмыкнул и сел на первый попавшийся стул. Я примостилась рядом.

— Какие у тебя на завтра планы? — отрезая кусок телятины, осведомилась я.

— Съездить к твоему папе, — огрызнулся он.

«Упс. Не с того начала.»

— Это понятно. Но, вообще-то, я тебя о другом спрашивала. Ты в «Шереметьево» мне сказал, что собирался в гостиницу. Отмени бронь, пожалуйста.

— Это ещё зачем? — Андреев даже вилку до рта не донес.

— Потому что я хочу, чтобы ты остался здесь и со мной.

Вилка была отложена с преувеличенной тщательностью.

— Лен, — очень медленно, точно разговаривал с душевнобольной, начал он, — а тебе не кажется, что это, мягко говоря, полный бред, который начинает отдавать дешёвой комедией?

— Нет, мне так не кажется. Потому что к моему отцу ты завтра не поедешь. А не поедешь ты потому, что, как только мы поужинаем, я позвоню папе и расскажу ему всё. Повторяю, я хочу, чтобы ты остался.

Теперь Андреев отодвинул и стул.

— Ларионова, — очень тихо сказал он. — Я, конечно, признателен тебе за твоё доброе сердце, кулинарные успехи, ужин, гостеприимство и всё такое, но я, пожалуй, прямо сейчас поеду в «SAS Radisson». Ты как, не в обиде?

— Не в обиде, — я также отложила вилку. — Но съехать у тебя не получится.

— А — почему?

— А потому, что Максим вернётся.

— Попросишь папу прислать охрану, — металлическим голосом сообщил Алексей Михайлович.

— Вот вообще не собираюсь. Наоборот, распахну настежь двери и усядусь ждать его … Ты ешь, Лёш, ешь, а то ужин остынет.

Он смотрел на меня долго.

— Лен, чтобы тебе выжить в ближайшие три минуты, тебе придётся объяснить мне, что за игру ты затеяла, — в конце концов, произнёс он.

— Объясню, если ты будешь есть. Кстати, как картошка? Не остыла? Могу разогреть.

Андреев вцепился в вилку, наколол ломтик и уколол меня новым взглядом:

— Проясни мне свои идеи.

— Ну, я тут подумала… В общем, я считаю, что ты и я действительно должны кое-что исправить. Ты закончишь историю с Магдой. Если, конечно, хочешь. Если не хочешь, то ты и я всегда можем остаться друзьями. Потому что, вне зависимости от того, что ты мне сейчас ответишь, я завтра напишу заявление об увольнении из «Ирбис», после чего поищу себе работу в какой-нибудь компании. Не обязательно такой крутой, но — респектабельной.

— То есть в «Systems One» под меня ты не пойдешь? — Лёша бросил на меня короткий, косой взгляд.

— А у тебя, что, есть шанс остаться главой представительства? — поразилась я.

— Нет. Но у меня очень хороший шанс навсегда остаться в Германии.

Моё сердце перекувырнулось и упало.

— Понятно. — Я постаралась взять себя в руки. — Но, откровенно говоря, меня ни первое, ни второе никак не устраивает, потому что я в «Systems One» не собираюсь, равно как и в Германию, а также в Данию, Голландию и куда там ещё.

— Я тебе, между прочим, в любовницы к себе не предлагал, — отозвался он.

— Спасибо, сразу легче стало, — с трудом, но всё-таки пошутила я. — Пойми, у меня в Москве есть мама и папа, и я их не оставлю. А где твои родители живут?

— Они умерли, — буркнул Андреев. — Давно. Дед. И мама.

— А… твой отец где?

— А у меня его никогда не было. — Перехватив мой взгляд, Андреев встал, взял свою и мою тарелки и положил их в мойку. — Мне посуду помыть?

— Нет. Я сама.

— Спасибо ещё раз. Где у тебя курят?

— Здесь и на балконе. Но там прохладно, так что иди сюда.

Андреев похлопал себя по карманам, потом отправился в кабинет, где лежала его сумка. Пока его носило по моей квартире в поисках никотина (или нужной ему паузы), я поставила на стол кофейник, заварочный чайник, коробку конфет и устроилась ждать его.

И он пришел, на ходу распечатывая обёртку белой пачки «Dunhill». Оперся бедром на подоконник, посмотрел на меня.

— Лен, скажи, а к чему ты этот разговор завела? — прищурился он.

— Я не хочу с тобой воевать, — повторила я ему его фразу.

— И это всё? — уточнил он.

— Пока всё.

— Понятно. В таком случае, послушай, что я тебе скажу. Я уже расстался с Магдой и закончил все дела с Кристофом. И не потому, что ты подловила меня, и не из-за того, что ты мне сегодня сделала. А из-за того, что я действительно хотел быть с тобой. Но ты сделала мне больно. Я не особо обидчивый парень, но ты сделала больно намеренно. Не спорю, возможно, я это заслужил, но, — и он сделал затяжку, — но теперь я задаю себе вопрос. Кто ты такая, Лена? Какая ты, настоящая? Милая девочка, с которой приятно поболтать? Девушка, которую кто-то когда-то очень сильно обидел? Женщина, которую я захотел больше собственного вздоха? Или же стерва, которая однажды снова прорвет твою кожу и выйдет наружу в тот самый момент, когда ты решишь, что я тебя предал?

Он замолчал. Я не знала, что сказать. Андреев кивнул:

— Вот именно. Впрочем, можешь не отвечать, вопрос был риторическим. Да, ты и я можем остаться друзьями. Мы, черт возьми, можем даже остаться лучшими в мире подружками, но отношений между нами больше не будет.

— П-почему?

— Потому что я этого не допущу. Потому что я тебе не нужен. Потому что даже сейчас тебе нечего мне сказать. Всё, Лен, хватит. Спасибо за ужин и за разговор по душам. — Андреев притушил сигарету и собрался выйти из кухни. И я не выдержала, выпалила:

— Нет… Я… я люблю тебя.

Андреев замер, его спина напряглась:

— Что?

— Я люблю тебя, — повторила я три самых трудных слова, которых не говорила никому и никогда. Андреев помедлил. Потом вернулся ко мне. Наклонился, положил руки мне на плечи. Долго рассматривал мое лицо и глаза.

— Да, ты влюблена, и сильно, — кивнул он. — Но это ещё не любовь. Не та, которой был готов и хотел любить тебя я. — Алексей отпустил меня, развернулся и направился в кабинет. А я приросла к стулу. Итак, в этом доме скрывались две одиноких души. И у них было… будущее?».

«Final countdown (англ.) — обратный отсчёт».

28.

«Олицетворение мужской независимости в белой футболке и чернильных джинсах прошествовало в ванную. Я посидела на кухне, потом проследовала в спальню. Вытащила из шкафа стопку постельного белья, положила их на диван Андрееву и снова вернулась на кухню. Моя посуду, услышала, как поочередно хлопнули двери ванной и кабинета. И, в конце концов, в квартире воцарилась гнетущая тишина. «Господи, точно в склепе...». Закусив губы, я вернулась в спальню. «Не торопи его. Он сам к тебе придёт. Он всегда приходил первым», — уверяла я себя, направляясь в душ и включая воду. «Он придёт», — повторила я, усаживаясь на постели. В два ночи я все ещё сидела, вглядываясь в темноту и прислушиваясь к безмолвию, которое нарушало только тиканье стрелок на часах, неумолимо отсчитывающих оставшиеся нам мгновения. Перед нами были весь мир и вся жизнь впереди. Но для одного из нас время уже истекало...

В полтретьего я наконец сдалась и легла. В четыре сон пощадил меня.

Моё утро наступило ближе к десяти, с воплем: «Ну, Ларионова!». Дверь спальни распахнулась и в комнату влетел «Лёха», сжимая в одной руке сотовый, в другой — зубную щётку. Полуголый и злобный, он производил забавное впечатление, в серых, болтающихся на бёдрах, тренировочных штанах, босиком и с полотенцем на шее.

— Лена, ты хоть раз можешь сделать, как я прошу? — начал он прямо с порога.

— Доброе утро, — я улыбнулась, села. Оправила пижамную курточку, откинула одеяло.

— «Доброе»? Кому доброе, а кому оно сейчас точно будет последним! — Андреев взмахнул зубной щеткой, как мечом. — Ты зачем отцу звонила?

— Но, я думала, что…

— Ты думала? Лен, опомнись: ты вообще никогда не думаешь. Мало того, что ты первая женщина, которая попыталась разрушить мою жизнь, так ты ещё и ухитряешься каждый раз — подчёркиваю, каждый раз! — пройтись по моему самолюбию, как… как танк!

— Как кто? — Я хихикнула.

— Если ты сейчас засмеёшься… Если ты сейчас только засмеёшься, — грозно предостерёг Андреев.

— Лёш, а ты можешь хоть раз нормально объяснить, чем ты недоволен?

Алексей проехался мрачным взглядом по моим голым ногам, сглотнул, запульнул свой мобильный мне на кровать и пулей вылетел из спальни, не забыв, как следует приложить дверь о косяк. Проводив взглядом его возмущенную спину, я вздохнула, взяла в руки iPhone и прочитала: «Уважаемый господин Андреев, судебное дело по просьбе истца приостановлено. Однако, истец требует личной встречи с Вами. Мы, как Ваши адвокаты, настаиваем на нашем присутствии… существуют судебные издержки… мы надеемся на Ваше понимание. Адвокатская контора “Бородин и Партнеры”».

«А молодец мой папа!»

Скинув ноги с постели, я натянула пижамные брюки и рысцой потрусила в кабинет:

— Лёш, а ты знаешь, где эта встреча будет?

Распахнула дверь кабинета и замерла:

— Ой.

Алексей Михайлович лихорадочно натягивал джинсы на свою голую задницу. Просверлив меня взглядом раненого тигра, он прошипел сквозь зубы:

— Давай, порадуй меня.

— Папа сюда приедет. Сам. Ровно в одиннадцать утра. Так что у нас есть время, чтобы позавтракать, и…

Андреев вцепился в свою взъерошенную шевелюру. Потом в мою голову полетела сброшенная с постели подушка. Я увернулась. Он запустил в меня пледом. Присев, я отбила плед. Подняла подушку и метнула её в него. Не ожидая нападения, Андреев запутался в джинсах и с изумленным лицом приземлился на диван. Я «добавила» ему пледом, который он успел перехватить, и подбоченилась:

— А теперь послушай мою версию устройства этого мира. Во-первых, я тебя ещё вчера предупреждала, что я позвоню папе. Во-вторых, из квартиры ты никуда не уйдешь, потому что отец приедет. И в-третьих, сейчас именно мой папа, а не ты наступаешь на горло собственной песни.

— Лен...

— Что, Лёш?

— Никак не пойму, ты взрослеешь? Или ты у меня учишься? — произнёс Алексей Михайлович голосом, от которого у меня по спине пробежали мурашки. Застегнул джинсы, подошёл ко мне. Приподнял мой подбородок и осмотрел кровоподтёк. — Всё ещё больно? — с сожалением спросил он.

— Уже нет. Вернее, больно, но не так, как вчера.

— Всё. Прости. Я был не прав. — Он наклонился, чмокнул меня в макушку, и пока я, моргая, смотрела на него, выдернул из сумки футболку. Надевая майку на ходу, прошёл мимо меня в кухню. — Что ты будешь на завтрак? — донеслось до меня.

— Я-яйцо всмятку. И бутерброд… с сыром, — ошарашенная его инициативой, пискнула я.

— Ладно, это я умею. — В кухне немедленно загремела посуда и раздалось «maybe, maybe…». Покачав головой, я прищёлкнула пальцами и расхохоталась. Он был удивительным. И непостижимым. Но он мне любым нравился.

Завтрак прошёл в дружелюбном молчании. Я пила чай и замазывала синяк тональным кремом. Андреев, выпросив у меня телевизионный пульт, щёлкал по каналам. «Новости ищет, как Макс», — подумала я, испытывая привычную досаду от осознания того простого факта, что по утрам мужчине нужна не я, а телевизор.

— РБК на втором, CNN на четвёртом, — стараясь не обижаться, подсказала я. — Ещё кофе будешь?

— Да, спасибо. Лен, скажи, а «музыкальный» здесь ловит?

— Ловит. — Я даже встрепенулась. — А какой канал ты хочешь найти?

— MTV или «YouTube». Кстати, я у тебя заметил приставку «Apple TV». Предлагаю «YouTube». Ты как?

— Давай. А у тебя свой плейлист есть?

Андреев с энтузиазмом кивнул. А вот это было забавно. У Алексея Михайловича, оказывается, была ещё одна сторона, которую я не знала.

— Лёш, а ты какую музыку любишь?

— Любую, за исключением шансона, джаза и блюза. Первое раздражает, второе и третье я не понимаю. — Андреев вышел на свой плейлист. — А ты что предпочитаешь?