Обещаю, этой ночью нам не заснуть.


Снова странно. И снова волнительно. А ещё трепетно. Романтично. И нежно. Какой чудной, непонятный день. Давно Ульяна не испытывала настолько масштабного спектра эмоций за столь короткий промежуток времени. Вся эта поездка словно отмотала годы назад, вернув её во времена подростковых терзаний. Будто вселив в нынешнее тело ту её прежнюю. С теми самыми чувствами… искренними, светлыми, ещё не испорченными и не разбившимися о жестокую реальность. Наверное, всё дело в городе. И в том, кто сейчас находился с ней.

Под громкие аплодисменты и многочисленные благодарности Кирилл, взяв спутницу под руку, увлёк их подальше. Туда, где они могли побыть наедине. Таким местом оказалась брусчатая лестница из нескольких ступеней, спускающаяся почти до самой воды. Справа бесконечным монументом тянулась крепостная стена, слева перемигивали огни колеса обозрения. Слышался смех из кафе. А вот и те самые молодожёны, уже вернулись за столы.

Несколько минут они сидели в молчании. Нормальном. Ни неловкости, ни напряжения. Приятно и умиротворённо. Ульяна ковыряла ногтём замшу на своей кепке, покоящейся на её коленях. Кирилл исподтишка наблюдал за ней, делая вид, что что-то читает в телефоне.

В данный момент, в разноцветных радужных всполохах, падающих ей на лицо, Матвеева выглядела особенно привлекательно. Не внешне, хотя и внешне она была красива, а по-другому. На том уровне, когда тебя неосознанно тянет к человеку, хотя, быть может, ты и сам не понимаешь по какой конкретно причине.

― Роковая соблазнительница, стриптизерша, оторва, пай-девочка… Какой ещё ты можешь быть? ― спросил он.

Над ответом со всей ответственностью задумались.

― Вредной. Наивной. Опрометчивой. Несдержанной.

― И какая ты настоящая?

― Такая и есть. А какой ты?

― Ответь лучше ты. Ты успела узнать меня достаточно.

― Ты любишь семью. Пожалуй, это лучшее твоё качество.

― Все любят родных.

― Да. Но в данном случае это значит, что ты способен на искренние чувства. Если учесть выбранный тобой образ пофигиста, которому на всё фиолетово ― это немаловажно.

― Я его не выбирал. Он сложился сам. Плюс, это избавляет от лицемерной доброжелательности, которой у нас заражена половина шоу-бизнеса.

― Ха, нет. Тебе нельзя быть милым и вежливым. Все подумают, что звезда при смерти. Или попала в секту.

― Однако хорошего ты обо мне мнения. Ладно, со мной разобрались. А какое тогда твоё лучшее качество?

― Умею собирать кубик Рубика.

― Любопытно. Любимая сладость?

― Шоколад.

― Больше всего ненавидишь?

― Тебя.

― Вот как. Значит, мы всё ещё на ножах?

― Не знаю. Ты мне скажи.

― Эту детскую войнушку затеял не я.

― Не такая уж она и детская. Ограничение 18+ смело можно поставить, ― они встретились взглядами и одновременно засмеялись.

― Правда умеешь собирать кубик?

― Ага. И могу пройти «сапёра» на самом сложном уровне.

― Да ты опасная женщина!

― Ты только понял?

― Мне нравится… Прости, что не замечал тебя раньше. Тогда всё могло бы сложиться иначе.

Прости? Кирилл Комета сказал: «прости»???

― Нет. Всё так, как должно быть. Мы не стали бы теми, кто есть, не будь у нас нашего прошлого. Про себя точно могу сказать, что мне был необходим моральный пинок.

― Хочешь сказать, я тебя замотивировал?

― Не льсти себе. В первую очередь, я изменилась ради себя самой. Ты бы только знал, как я ненавидела брекеты. Три года мучений, три! То жуткое платье на выпускной, обтянувшее меня, как хрюшку сетка, и эти скобы, в которых застревала петрушка… Ужас. Терпеть не могу пересматривать старый альбом.

― Зато теперь на твою улыбку хочется смотреть бесконечно. Нет, правда. У тебя красивые зубы.

… What???

― Пошли-ка домой, ― отряхивая юбку от налипшего песка, поднялась со ступеней Ульяна, поторопив собеседника.

― Что такое?

― «У тебя красивые зубы?» Кто-то перегрелся на солнышке. Ты, дорогой мой, начал заговариваться. Я же сказала: я не представляю Кометова милым и вежливым. Вот и не пугай меня!

Мужской смех звонко разнёсся по вечернему саду. Матвееву, перехватив за кисть, повалили на себя. Та-дам, и вот она уже не особо удобно полулежит головой на его коленях с подвешенной в воздухе задницей. Упасть ей не позволяли крепкие руки, которые обхватили её так сильно и так… так…

Кирилл склонился над ней, обдавая сладким ароматом мятной жвачки, которой он зажёвывал табачный дым. Слишком близко. Слишком.

― Ты только не падай в обморок, но у тебя много чего красивого. Волосы, глаза, губы… ― в горле Ульяны пересохло. Она видела, к чему всё идёт. Чувствовала, как медленно сокращается дистанция. Знала, что поцелуй неизбежен…

Они форсировали события, а этого делать не стоило.

― Всё. Домой-домой-домой, ― хлопая его по груди, спине и всему, чему придётся, извернувшись, выскользнула она из этих слишком тревожных объятий, от которых всё мешалось в голове. ― Я замёрзла. И устала.

Нифига она не замерзла, и нифига не устала. И Кометов это прекрасно понимал, но мгновение было упущено. К счастью, наверное. Тот поцелуй, что только что мог случиться, изменил бы всё окончательно. Это звучало странно, особенно с учётом уже имеющейся у них сексуальной близости, однако сегодняшний день словно поделил всё на «до» и «после».

Почти тем же маршрутом они вернулись к подъезду, возле которого одиноко скучал припаркованный среди припылённых дорожной грязью Вольво и Шкод идеально чистый Феррари. Невинный чмок в щеку и милое, по юному романтичное прощание возле дверей.

Кирилл не стал предпринимать новых попыток поцеловать её более «взросло». Видимо, тоже понимал, что что-то между ними сегодня изменилось, но определения этому состоянию пока подобрать не мог. Однако сегодняшней ночью Ульяна приснилась ему впервые в жизни.

Глава 13. Снова и снова


― Уверен, что это хорошая идея?

― А я виноват, что ты полтора часа не брала трубку? Зачем тебе телефон, если ты им не пользуешься? Компромат хранить?

― Не знала, что обязана отчитываться о каждом шаге. Я была занята.

― Ну конечно. А я всё это время проторчал под твоими окнами.

― Кто ж виноват, что ты такой дятел? Уехал бы и всё.

― Вот знаешь, уже думаю: так и надо было сделать!

― Долго же соображаешь!

― Иди ты в задницу, ― Кирилл хмуро уставился на медсестру, сидящую за стойкой регистратуры и озадаченно таращившуюся на них. Справедливости ради стоит заметить, что это они устроили разборки в столь неудачном месте, а не она совала свой нос куда не следует. ― Мы к Кометову.

Отметив их в гостевой книге, посетителей пропустили, попросив надеть бахилы. Ха. Вроде и платный корпус, где тебя должны облизывать с ног до головы, а бахилы всё равно неизбежны. Россия.

Белые стены, открытые двери занятых палат. На стенах висели плакаты. Негромко тарахтел кофейный аппарат. Рядом, чтоб тому не было скучно, гудел ещё один, но с шоколадными батончиками и водой. Почти бесшумно работал кондиционер. Возле занавешенного жалюзи окна примостился маленький зелёный диванчик, рядом с которым рос высокий фикус. Чистенько, светло, уютно. Вполне себе.

― Ты когда-нибудь занималась сексом на больничной койке? ― полюбопытствовал вдруг Кометов.

Офигеть. Быстро же у него меняются темы.

― Это шутка?

― Нет. Хочешь, устроим? Забронируем палату на часок. Можем ещё заодно одолжить халатик.

Ульяна ошарашено застыла посреди коридора.

― Ты аморальный беспринципный озабоченный маньяк с больными сексуальными фантазиями. Если ты сейчас не пошутил, то, мой тебе совет, обратись к специалисту.

Кирилл посмотрел ей через плечо. Ехидная улыбка медленно начала стираться с его лица.

― Привет, мама, ― кашлянув, поздоровался он.

Со скрипом трущейся об кафель подошвы Матвеева резво развернулась на сто восемьдесят градусов.

― Здрасти, ― смутилась она, стыдливо сдвигая шляпку-котелок в стиле а-ля Чарли Чаплин (приобретённой, к слову, вчера) как можно ниже на глаза.

― Здравствуйте, здравствуйте, детки, ― покачала головой невысокая женщина в возрасте с короткой стрижкой до плеч и весьма пышными формами, которые, впрочем, нисколько её не портили. Даже с излишней полнотой строгое платье красиво сидело на неидеальной фигуре. ― Кирилл, ты принёс творог и сигареты?

Сын потряс пузатым пакетом.

― Да, сразу блок. Ещё сока, фруктов, воды, полотенце, мыло, шампунь, пену для бриться и так… по мелочи.

― Он здесь на несколько дней, а не переехал жить.

― Знаю. Но это так, на всякий случай. Вдруг пригодится.

― Пойдём. Он тебя уже заждался. Вернее, очередную дозу никотина.

Ульяна тихонько хмыкнула. Яблоко от яблоньки.

― Прости. Пришлось задержаться, ― многозначительно просверлил её взглядом Кометов.

― Я не виновата. Надо просто предупреждать заранее о своих планах, ― огрызнулась та. ― Не думай, что весь мир сидит и ждёт, когда Ваше Величество обратит на него внимание. У людей и своя жизнь… Тьфу… ― Матвеева откусила от яблока, которое достали из пакета и наспех сунули ей в рот. ― А зелёное есть? Я красные не люблю.

― Ульяна? Матвеева? ― встретил вошедших в палату бодрый мужской голос. ― Ты посмотри, какая красавица выросла! Как родители?

― Здрасте, Андрей Григорьевич. Хорошо.

― Агафон до сих пор работает в той строительной фирме? Когда я увольнялся, он тоже вроде собирался уйти.

Кирилл громко фыркнул. Ульяна Агафоновна. Реально?

― Работает. Ему предложили другую должность, ― незаметно пиная его локтём отозвалась «Агафоновна». ― Вы как себя чувствуете?

Худой мужчина, чьи виски и бороду ещё несколько лет назад тронула седина, отмахнулся.

― Да что со мной будет? Как огурчик я! А эти изверги не дают на улицу выходить. И курить запрещают. Ну надо же… ― он каким-то глубоким, затрагивающим годы, взглядом оглядел детей. ― Такие взрослые. Я ж тебя помню ещё во, ― для наглядности рукой показали где-то на уровне больничной койки. ― Носилась по двору, как угорелая. Все лужи собирала. Мать тебя трижды за гулянку домой переодевать водила. Зато этот тихоня, ― кивок на сына. ― В песочнице часами сидел и рисовал палкой что-то. Говорю ему: иди, поиграй, по гаражам хоть побегай, как все дети. Какой там… И вот вы какие… Да… время бежит.

Ульяна понимающе кивнула. Да, как бы смешно это не звучало, они знакомы с Кириллом практически всю жизнь. Раньше они жили буквально через несколько домов друг от друга. Вот и получалось: одна детская площадка, один сад, одна школа. До пятого правда были разные классы, а потом… Лучше бы и оставались разные.

Забавно получается. И грустно. Она хорошо помнила Кометова любых возрастов. Помнила многие моменты с его участием, даже из совсем ранних периодов. Помнила школьные утренники, его праздничный костюм мушкетёра, совместные школьные экскурсии в музеи. Помнила, как однажды её приставили к нему парой для танца снежинок классе во втором… а Кирилл не помнил ничего. Словно её для него никогда не существовало.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Дружеская беседа с расспросами о жизни и планах продолжалась, но Матвеева чувствовала себя не в своей тарелке. Особенно когда затронулась тема их «отношений». Судя по всему, родители Кирилла не знали, что они фальшивые. Так что когда появилась возможность, и Андрей Григорьевич возмутился, что медсестра, которую он звал ещё полчаса назад никак не придёт, а без этого он не может быстренько покурить в форточку, Ульяна вызвалась позвать её лично и поспешно выскочила из палаты.

Медсестра нашлась быстро, но вот обратно она не торопилась. Неспеша оплатила кофе, дождалась пока автоматическая система его приготовит, прогулялась по крылу и даже познакомилась с юным пациентом. Пареньку было всего лет тринадцать, но рисовал он, как бог. Рядом с ним, сидя на одном из многочисленных диванчиков в коридоре, она и зависла, разглядывая альбом с его работами, который тот дал посмотреть.

Кирилл нашёл её с трудом. Для этого пришлось накрутить зигзагов в хитроумном переплетении здания.

― Ну и куда ты пропала?

― Решила вам не мешать, ― возвращая альбом мальчику, она добродушно попрощалась с ним, пожелав скорейшего выздоровления, и поплелась за Кометовым, который целенаправленно выдвинулся в сторону лифта. ― Всё? Пообщались?

― Да.

― Всё хорошо?

― Да.

Нет. Не всё. Несложно заметить, что её собеседник хмур и озадачен. Кончено же Ульяна не знала, что уйдя, стала главной темой разговора.