Альма Либрем - 365

Саша только сердито поджала губы.

— Ты ведёшь себя, как маленький ребёнок.

Ольшанский даже не собирался оспаривать этот факт. Тем не менее, маленький он ребёнок или нет, позвонить следовало — набрать номер, спросить, как дела, как жизнь, а потом сделать вид, что ничего не случилось.

Когда-то Игорь ненавидел разговаривать по телефону, потому что ему казалось, что трубку поднимет кто-то не то, он промахнётся номером, сделает что-нибудь не то, помешает человеку. Общаться лично было намного легче, чем слушать противные гудки и думать о том, что сейчас ответит кто-нибудь не тот, или не узнают, или что-нибудь ещё…

Сейчас этот страх казался детским и смешным. Он совсем не тянул на серьёзную фобию, из тех, которой обязательно заинтересовалась бы Яна — хоть это и не её специальность. Но всё же, Игорь чувствовал себя неловко, пока дожидался, что сестра возьмёт трубку. Он не сказал бы, что просчитывал варианты её ответов или как-то сильно переживал, нет. Это было другое — кусочек прошлого, только того вида, к которому Игорю никогда не хотелось бы возвращаться.

— Да, — ответила бодро сестра. — Ольшанская слушает.

Игорь усмехнулся. С самого детства Янка пыталась казаться важнее, чем это было на самом деле. Вот и сейчас, взяв трубку, не сдержалась, представилась, как это обычно делала бабушка. Впрочем, не было сомнений — эту фразу она утащила с собой в реальную жизнь.

— Здравствуй, Яна, — Игорь не стал представляться, прекрасно зная, что сестра его узнала. — Хотел спросить, не связывалась ли ты с отцом? Я с ним сто лет не разговаривал, не знаешь, всё в порядке?

Обычно Яна отвечала на вопросы, касающиеся состояния здоровья её близких, в течении двух или трёх секунд, но сейчас выдержала значительную паузу, и Игорь даже успел забеспокоиться, ничего ли серьёзного не случилось.

— Я не хочу ничего знать об этом человеке, — наконец-то выдавила из себя она. — Он… Предатель!

— Яна…

— Что — Яна?! — вскипела девушка, словно только и ждала этого. — Я уже четверть века Яна! И мне противно, что он — мой отец. И ты тоже хорош! Мало того, что это твоя тёща — при всём уважении к Саше, — так ещё и совершенно не поддерживаешь маму. Женщина почти всегда — жертва в таком положении…

— Я понимаю, — кивнул Игорь, — что отец поступил отнюдь не правильно в этой ситуации, но мама…

— Но ты, разумеется, всегда будешь на его стороне — потому что ты тоже мужчина! — вспылила Яна. — И мне ещё стоит удивляться? Не звони мне, Игорь. Пока не передумаешь и не попросишь у матери прощения, можешь даже не набирать этот номер!

И положила трубку.

Игорь удивлённо уставился на экран мобильного телефона.

— Кажется, поругались, — вздохнул он, обращаясь то ли к Саше, то ли к самому себе. — И я даже не понял, почему…

— Зато поговорили, — пожала плечами Саша. — И определили, что вам друг в друге не нравится. Поверь мне, тоже значительный плюс…

Игорь фыркнул. Почему-то этот плюс его совершенно не радовал.

75

17 февраля 2018 года

Суббота

Игорь толкнул дверцу автомобиля, выглянул наружу и подумал, что стоит прощаться с обувью, брюками, пальто… Да и, наверное, своей машиной тоже. Вопреки тому, что всё ещё держали крепкие морозы, под ногами каким-то образом оказалось болото. Колёса авто вроде бы ещё не застряли в нём окончательно, но шансы были высоки.

Тихо выругавшись, Ольшанский захлопнул дверь и попытался отъехать. С третьей попытки получилось; автомобиль медленно двинулся по болотистой дороге, выехал на примороженный участок и уже спокойно поехал дальше. Затормозил Игорь на какой-то полузнакомой улице; отсюда материнский дом виднелся, конечно, но до него надо было ещё идти.

Из машины на сей раз удалось выйти спокойно. Ольшанский оглянулся — в деревенском полумраке было трудно определить, в какую именно сторону надо идти, — и мысленно проклял Яну, решившую вдруг стать совестливой и пожалеть несчастную, одинокую маму.

Игорь сам не знал, почему вдруг решил прислушаться к словам сестры и приехать. Родную мамину деревню он навещал только тогда, когда приезжал к бабушке — здесь, на соседней улице, была их дача. Но та часть, которую не занимали генеральские и профессорские здания, ухоженные, красивые и чаще всего нежилые зимой, оставалась для Ольшанского дремучим лесом. Он не дружил с местными детьми, когда проводил тут лето, не понимал интересы жителей деревни, и это было взаимно.

Воспринимать мать как одну из них тоже было непривычно. Всё-таки, она уже много лет жила в городе и вроде как не собиралась возвращаться обратно на родину.

Яна считала, что мать несчастна здесь — ведь она столько лет мечтала вырваться на свободу, сбросить с себя оковы душного посёлка. Но это Яна так думала; она умела говорить особенно поэтично, когда вдруг пыталась добиться чего-то от родственников. Игорь полагал, что в жизни матери всё звучало куда более спокойно. Она, может, и не задумывалась о том, что озвучивала её дочь.

Дом, в котором жила мама, Игорь узнал без проблем. Подойти к нему тоже было интересной задачей — перепрыгивая с одного снежного пласта на другой и пытаясь не провалиться, следовало добраться до высокого, даже не покосившегося от времени крыльца.

— Эй! — крикнули из соседнего двора. — Эй, парень, тебе кто нужен?

— Надежда Петровна, — остановившись, отозвался он. — Не знаете, она дома?

— А тебе зачем?! — возмущённо полюбопытствовали из-за забора. — Надьки дома нет, ну-ка кыш отсюда!

— И где она есть? — не отставал Игорь. Приехать в деревню ещё раз точно не получится, раз уж он здесь, то надо было пользоваться моментом. — Я — её сын.

За забором закашлялись, раздалось ворчание — кажется, кто-то кого-то отчитывал за излишнюю бдительность, — а потом из-за деревянных досок показалась мужская голова. Этого человека Игорь не знал, да и откуда, ведь они с матерью не общались о деревенском быте. Мог только предполагать, кто это такой, да и то — без особенной уверенности. Тем не менее, мужчина к нему присматривался очень внимательно.

— У Надьки, — сообщил он с нотками коварства в голосе, — дочка, между прочим.

— У неё двое, олух! — крикнула какая-то женщина из глубин двора. — И оба городские! В магазине она, парень, работает.

Игорь хотел спросить, в каком именно, но вовремя прикусил язык. Вопрос прозвучал бы для соседей очень странно. Магазин в деревне был всего один, но то, что мама в нём работала, стало для Ольшанского большой неожиданностью.

Он поблагодарил женщину, всё ещё прятавшуюся в зимней темноте своего двора, и побрёл в направлении магазина. Дёргать машину для этого было бессмысленно, и Игорь шёл пешком — так получалось намного быстрее. Правда, стремительно холодало, как будто мороз решил окончательно добить всех, кто попадёт в его лапы, но быстра ходьба спасала.

Магазин на улице оказался одним из немногих источников света — полыхал окнами, привлекая заждавшихся покупателей. Работал допоздна. Игорь даже удивился. На его памяти в деревне подобные заведения закрывали к шести, а сейчас было уже почти восемь.

Внутри оказалось уютно, тепло, да и товаров было не так уж и мало. Пустовали, в соответствии с временем, полки с хлебом, но всё остальное ещё можно было купить. Мама стояла за прилавком, тыкала пальцем в кнопки старого громадного калькулятора. Видеть её с этим доисторическим прибором было странно. Игорь не считал мать гением техники, но всё же компьютером и смартфоном она владела, но здесь, очевидно, было принято работать вот так.

— Мы уже закрываемся! — несколько крикливым голосом воскликнула мать, наследуя, вероятно, своих сменщиц, но подняла голову, увидела сына и замахала руками. — Нет-нет, ты заходи. Я думала, кто-то из деревни пришёл.

— Я вот… случайно тут оказался, — протянул Ольшанский, хотя на самом деле приехал именно к матери — но почему-то не решался ей об этом сказать. — Подумал, почему б не зайти, не посмотреть, как ты тут? Как себя чувствуешь? Мне сказали, ты устроилась на работу.

— Да, — подтвердила Надежда Петровна. — Видишь, тружусь… — Игорь был уверен, что сейчас последует неловкая пауза, но женщина только раскинула руки, обозначая своё место работы, и продолжила: — Мне даже нравится. Свои деньги есть, даже если и маленькие. В городе я найти себе нормальное место не могла. А тут и люди нормальные, и я как-то счастливее стала. Видишь, когда призвание обнаруживают.

Если б Ольшанский что-то пил или ел — он бы поперхнулся, но так — только вскинул голову и удивлённо уставился на мать.

— Значит, ты счастлива? — несколько недоверчиво спросил он. — Нет, я буду только рад, просто…

— Да, — подтвердила мать. — Думала, что перееду в город, как только будет возможность, но теперь вижу, что хочу остаться здесь. Мне тут как-то уютнее, что ли… А ты что-то хотел?

— Просто спросить, как дела, — отрицательно покачал головой Ольшанский.

— Да замечательно всё! — Надежда Петровна широко улыбнулась. — Ты, знаешь, извини, что я тебе своё мнение навязывала. Это оттого, что я была не на своём месте. И чеснок этот… И Саша твоя. Мир?

— Мир, — сдался Игорь. — Конечно, мир. Я ж не маленький ребёнок, злиться без повода или по всяким мелочам.

Надежда Петровна, кажется, не ожидала, что так быстро получит прощение; в ответ она неловко перегнулась через прилавок, пытаясь то ли коснуться руки сына, то ли ещё что-то сделать, но только выронила калькулятор, и тот едва не разлетелся на части, упав на пол.

Игорь поднял его, стряхнул пыль и протянул матери; она осторожно взяла, стараясь не соприкасаться с рукой сына, и с какой-то неуверенной надеждой протянула:

— Ты спешишь, наверное… Домой пора, да и темно уже…

— Да, мама. Конечно же спешу, — правильно истолковал её неловкость он. — Приятной работы.

Даже если мать и чувствовала себя здесь на своём месте, на большее сближение с сыном, чем короткий разговор, она была не готова.

Игорь вышел на улицу, напоследок помахал матери рукой, зная, что она смотрит в окно магазина, и заспешил к автомобилю, больше всего на свете мечтая о том, чтобы скорее оказаться дома.

Он не мог сказать, что после разговора с матерью стало намного легче, но в чём-то Яна была права. Взяв на себя ответственность, решившись хоть на какое-то общение, он, по крайней мере, позволит себе жить спокойнее. И избавится от ещё одной причины для волнений и самобичевания.

А Надежда Петровна… Что ж, Игорь попытался. И ответ не был для него неожиданностью: даже признав часть своих ошибок, мать была готова переносить поражение только наедине.

74

18 февраля 2018 года

Воскресенье

— …Сказала мне, что совершенно счастлива, работает там, ей всё нравится, — закончил Игорь. — Вот и всё. Попросила приезжать не слишком часто, кажется, она была совсем не рада меня видеть. А может, просто стеснялась почему-то. Не знаю, я не уточнял, сами понимаете, но… странно всё это.

— Твоя мать наконец-то взялась за голову и пошла на работу, — защёлкала языком Ева Алексеевна. — Сделала то, что должна была совершить ещё лет тридцать назад. Действительно, это очень странно. Может быть, решила, что хоть как-то надо обеспечить себе достойную старость?

— Ну, зачем вы так, — примирительно произнесла Саша, понимая, что ни Игорь, ни его бабушка не будут в особо положительном ключе выражаться о Надежде Петровне. — Может быть, она действительно наконец-то нашла для себя подходящее место в жизни. Возможно, даже мечтала об этом все эти годы. Вы с ней слишком строги.

Игорю хотелось сказать, что женщина, несколько раз едва не отправившая своего сына на тот свет по причине тотальной невнимательности, вряд ли заслуживает огромного уважения, но что-то заставило его сдержаться. Это было не уважение к матери, скорее желание не бередить прошлое и не травить раны, которые только-только успели зажить, и даже не в его сердце — в бабушкином.

Ева Алексеевна всегда очень тяжело переживала брак своего сына с его женой, говорила, что они друг другу не подходят. Она любила своих внуков, но, кажется, больше потому, что они удались в неё и в её мужа, а факт материнства Надежды скорее игнорировала.

Что ж, это вполне объясняло причины плохо сложившегося брака. Бабушка никогда не мешала — она предпочитала действовать по принципу "я не лезу к вам — вы пытаетесь жить по своему уму", — но всё равно… Это накладывало определённый отпечаток. Игорь даже не мог с точностью описать, что именно не складывалось в их семье, по крайней мере, со стопроцентной точностью. Он только одно знал — ни мать, ни отец, ни они с Янкой никогда толком не были счастливы.

— Забудем об этом, — надеясь, что разговор перетечёт в любое другое русло, вздохнул Игорь. — А где Магнус?