Вот только Ольшанскому от этого было паршиво. Он сейчас с большим удовольствием бы работал, постоянно думал о чём-то. Только б не возвращаться мыслями к Саше, к её отъезду.

Если б кто-то год назад сказал ему, что он уйдёт с любимой работы, чтобы найти себе какое-нибудь другое место, что будет тосковать от того, что останется один — Игорь не поверил бы. Ему нравилось одиночество — никто не трогал, никто не морочил голову. В тот период он мечтал избавиться от назойливой Веры, от матери, мечтающей увидеть сына женатым человеком… Теперь это казалось смешным.

Он взял стаканчик с кофе, сделал глоток и поймал себя на мысли, что с удовольствием выпил бы что-нибудь покрепче. На кухне было пусто; все остальные остались в кабинете, но сил находиться там Игорь в себе не чувствовал.

— Нам надо поговорить.

Если б это сказала Саша — она могла бы, если честно, — наверное, Игорь содрогнулся бы. Но голос Регины не вызывал никаких эмоций. Ольшанский обернулся на неё, посмотрел так, словно задавался вопросом, что ещё она может от него хотеть, и пожал плечами.

— Говорите, кто вам мешает.

Ещё один глоток кофе напомнил о том, что надо бы подождать, пока остынет, но Игорь не собирался этого делать. Что-то было приятное в том, как горький напиток обжигал горло, вместе с тем вытесняя все мысли. Мозг, на короткие мгновения концентрируясь на болевых ощущений, не думал больше о Саше.

— Теперь, когда твоя супруга уезжает, ты мог бы остаться.

Игорь удивлённо изогнул бровь.

— Остаться? — спросил он, словно говорил с больным или полоумным человеком. — Вы серьёзно предлагаете мне остаться? Кажется, мы уже всё решили: я увольняюсь.

Регина подошла ближе и села за столик. На памяти Игоря это было впервые, когда она снизошла до сидения на кухне. Обычно женщина фыркала и проходила мимо максимально быстро, делая вид, что люди, находившиеся здесь, ниже её во всём. Да, она пыталась демонстрировать себя как хорошего начальника, пусть не всегда хорошо получалось, но с каждым проколом эта строгость становилась всё более напыщенной.

— Теперь твоя жена тебя не держит, — протянула Разумовская. — Ведь это из-за неё всё началось? Ты решил остаться в Украине, отказался от своего шанса потому, что она здесь и не могла за тобой поехать. А теперь она согласилась, ты — один, по крайней мере, на некоторое время. Хорошее место и хорошая зарплата на дороге не валяются. Почему нет?

— Я решил остаться в Украине, потому что не видел смысла в переезде. У моей жены он есть, — ответил Игорь, стараясь не думать о причинах, которые подтолкнули Сашу к такому решению. — Она едет, и я не скажу, что меня это особенно радует, но её решение не отменяет большинства моих планов на жизнь.

Регина прищурилась.

— Это смешно, — отрезала она. — Ты поступаешь, как ребёнок.

— Я поступаю так, как считаю нужным, — возразил Ольшанский. — А взрослость моих поступков, Регина Михайловна — это не ваше дело.

— Что ж, значит, это не подействовало… — Разумовская поднялась со своего места и брезгливо отряхнула юбку, словно могла измазаться о пластиковый стул. — Замечательно. Делай всё, что хочешь.

Она уже почти покинула кухню, когда Игорь наконец-то заговорил:

— Что именно не подействовало?

Разумовская взглянула на неё с знакомой надменной улыбкой на губах и произнесла со всем возможным презрением, на которое только была способна:

— Я специально назвала заказчикам кандидатуру твоей жены. Не подумай, что это потому, что она какая-то исключительная, особенная или что таких у нас на фирме больше нет. Есть люди, которые сгенерируют намного больше идей и намного быстрее. Ты — да, это было честно. Но она… Я хотела, чтобы ты увидел, насколько твоя жёнушка гнилая. Чтобы одумался и вернулся в свою нормальную прежнюю жизнь. Но если ты хочешь и дальше грузнуть в болоте, которое она для тебя создала, то…

— Регина Михайловна, — прервал её Ольшанский, — не утруждайтесь, пожалуйста. Я прекрасно знаю, как вы относитесь к моей жене, даже не так — к нашему браку. Вы не имели никакого права влезать в нашу личную жизнь, но влезли. Я могу закончить этот разговор только одной фразой: разберитесь в себе для начала. А потом учите других.

Она покраснела, отвернулась и ушла так быстро, как только могла. Игорь рассмеялся.

Она уже сломала всё, что смогла, но теперь хотя бы услышала и о себе правду…



9

24 апреля 2018 года

Вторник

Дурная привычка пить много кофе появлялась от лени. Игорь сделал это открытие, когда понял, что без работы постоянно торчит на кухне фирмы, постоянно готовит себе один и тот же напиток и пьёт его декалитрами, и рука его, словно у наркомана, тянется к заветной кнопке. Когда он так успел пристраститься к кофе? Никогда ведь не испытывал особенного трепета перед всеми этими эспрессо, американо…

— Можно поговорить?

— Сева? — Ольшанский, если честно, даже не удивился, когда понял, кто к нему подошёл. — Да, конечно. Кофе? Это у меня уже пятый стакан.

Всеволод послушно взял стаканчик из рук Игоря, первым занял один из свободных столиков и грустно сообщил:

— Я тоже уволюсь.

— Зачем? Нашёл предложение получше?

— Нет, — ответил Всеволод. — Меня просто тут хвалят, говорят, что я большой молодец, участвовал в такой серьёзной и успешной разработке, на которую редко берут новичков, а я ведь понимаю, что едва не завалил проект. Потому я не могу поддерживать этот миф. Я увольняюсь.

— Идиот, — без церемоний ответил Игорь.

Ему б Севины проблемы! Сидеть сейчас перед начальством и жалобным голосом рассказывать о том, что его незаслуженно похвалили… Но чтобы Саша была дома, и здоровая, и без глупых мыслей в голове.

— Я не имею права на чужие лавры! — возразил Сева. — Потому должен уйти отсюда. Немедленно.

— Мне повторить, если ты не услышал с первого раза? — раздражённо спросил Игорь. — Идиот. И я не меняю своё мнение. А знаешь, почему я так говорю? Я меняю фирму, Саша уезжает в Америку, перед тобой вся фирма — только дерзай! И что ты мне заявляешь? Уволишься? Ну, уволься.

Сева вздрогнул. Нижняя губа у него задрожала, как у маленького мальчика, собирающегося вот-вот заплакать, но Игорь не проникся и особенного восторга от его переживательности не проявил.

Признаться, сейчас Сева раздражал его особенно сильно. Какие мелкие, ничтожные проблемы он преподносил до уровня государственных неприятностей! Да, конечно, когда Игорь был молод, он чувствовал себя точно так же. То боялся принимать похвалу, то опасался, что получит по голове за глупую и самонадеянную ошибку.

Сейчас он понимал, что много раз просто дурно тратил нервы, время, причём и своё, и чужое, но так ничего и не достиг. Эффект от подобных жалоб был нулевой.

— Если ты способен воспринимать советы, то послушай: не вздумай уходить. Оставайся здесь, попытайся добиться большего и не оглядывайся на прошлое. Просто заруби себе на носу, что надо уточнять, какое именно решение по упрощению ты принимаешь, вот и всё. И работай. Иначе ты никогда ничего не добьёшься. А ещё… приведи себя в порядок, Сева.

Тот удивлённо осмотрелся — несвежая футболка, мытые, наверное, ещё до выходных волосы.

— Я думал, что…

— Что это не имеет значения? — предвосхитил его ответ Игорь. — Да-да, конечно. Только с тобой работать будет противно, вот и всё. Каким бы ты ни был гением — а тебе пока рано себя таковым считать, — люди обращают внимание в первую очередь на внешний вид. И ни один серьёзный заказчик не захочет с тобой говорить напрямую. А если будешь менять работу без отцовского протектората, просто выгонят. Так что сначала минимизируй влияние своего дурного характера на внешний вид, а потом спеши сменить работу.

Игорь поднялся и ушёл, обрывая этот бессмысленный разговор.


8 — 7


8

25 апреля 2018 года

Среда

— Ма-а-ам! — Малыш пнул Сашу головой в ногу. — Мур-р-р-ма-а-ам!

Магнус повторил процедуру, пытаясь отодрать Игоря от дивана и толкнуть в объятия жены.

Они переглянулись и тут же отвели взгляды. Саша, пытаясь скрыть неловкость, подхватила кота на руки и умчалась на кухню, бормоча себе под нос, что сейчас у неё сгорит какое-то блюдо, Игорь рассеянно почесал Магнуса за ухом и попытался углубиться в изучение новых предложений о работе.

Стоило только Саше действительно уйти из гостиной, он тут же захлопнул крышку ноутбука и отложил его в сторону. Ни о какой работе думать не хотелось, но контактировать с женой было мучительно.

Обычно, оставаясь вечером дома, они разговаривали, хотя новостей никаких не было, ведь и на работе постоянно проводили время вместе. Но сейчас Игорь чувствовал себя неловко, когда оказывался вместе с Сашей в одном замкнутом помещении.

— Может быть, надо выбросить мусор? — крикнул он, надеясь, что Саша услышит с кухни. — А?

— Да, выброси из ванной, пожалуйста! — донёсся до него голос жены. — Только осторожно, на улице уже темно! Не спеши, не сверни шею в подъезде.

Игорь нехотя поднялся с дивана — впрочем, сам же предложил, сам и должен делать, заглянул в ванную и нахмурился.

В мусорном ведре ничего не было.

Оставаться в доме Ольшанский тоже не мог. Повинуясь просьбе выбросить то, чего нет, он с пустыми руками вышел в подъезд, спустился вниз, не удосужившись даже набросить куртку.

Апрель встретил прохладой, колючей и раздражающей, и противным сигаретным дымом. Сосед, стоявший у входа в подъезд и куривший уже не первую, наверное, сигарету, предложил и Игорю одну, но Ольшанский отказался.

— Спасибо, не курю, — произнёс он.

Дым облегчения не принесёт. Игорь в этом не сомневался. Ему казалось, если он заберётся в лёгкие, то отравит только тело, а в голове так и продолжат кружиться дурные мысли, смешавшиеся с тоской.

Вернуться к Саше он тоже не мог. Одна мысль о том, чтобы вновь пересечь порог дома, заставляла Игоря стоять тут, вдыхая ядовитый соседский дым.

Мужчина ушёл, но Ольшанский так и не сдвинулся с места. Раньше Саша спустилась бы вниз, обеспокоенная, а сейчас, наверное, выглянула из окна, убедилась в том, что всё в порядке, и не стала просить его вернуться домой.

Осталось вытерпеть всего семь дней, и Игорь не знал, как дождаться отъезда жены. Ему не хотелось ускорить этот момент, нисколечко, но и дальше смотреть на неё, зная, что через неделю увидит только пустой дом и пустую постель?

Ольшанский терял близких и помнил, как ныло сердце после смерти деда. Саша оставалась живой, и это, наверное, не настолько больно.

Но была бы она счастливой…

— Замёрзнешь, — раздался голос жены за спиной. — Пойдём домой. А то мы ведём себя, как малые дети.

Игорь обернулся и не смог сдержать улыбки.

Даже если она уезжала, это не отменяло всё то хорошее, что между ними было.

И есть.

А может, и будет.



7

26 апреля 2018 года

Четверг

Последний рабочий день подкрался незаметно. Ещё вчера Игорь оставлял Регине заявление об уходе, а сегодня — накрывал стол в их кухне, угощал всех, кто спускался вниз — так было принято.

Те, кто работал на фирме довольно долго, а потом менял место и переходил в другую компанию, а не был выгнан за какие-нибудь грехи, прощался всегда именно так. На пенсию в их молодом коллективе не уходили, а вот мигрировали из одного предприятия на другое довольно легко.

Игорь не раз был гостем на таких застольях, приправленных немного грустью тех, кому здесь жилось хорошо, но в основном радостных, весёлых. Прощающийся человек обычно возвращался домой пьяным, потому что с каждым надо было сделать хоть глоток вина — чтобы сердечнее получилось прощание.

Но сейчас все эти люди, мелькавшие перед глазами, поздравлявшие с успешным проектом, грустившие, что они вряд ли столкнутся ещё раз на рабочей кухне, его раздражали. Кто-то жалел, что Игорь уходит, спрашивал — а может, остаться?

— Удачного продвижения! Как хорошо, что ты больше не будешь прогрызать мне мозги насквозь! — Егор залпом осушил бокал вина. — Ольшанский, ты самый паскудный на свете шеф, честное слово.

— Спасибо, — ухмыльнулся Игорь. — Ты тоже паршивый программист, не будем преуменьшать, очень паршивый.

— Всегда знал, что найду в твоём лице поддержку! — Егор плюхнулся на пластиковый стул. — Они тебя достали, верно ведь? И Саша твоя носится, как сама не своя.

О том, что Александра уезжает, Егор не упомянул, хотя это как раз было бы в его стиле — посыпать солью чужие раны.

— Это всё — театр абсурда, — Ольшанский встал, ответил на очередные слова сожаления о том, что он покидает их дружный коллектив, натянуто улыбнулся и вновь занял своё место, впрочем, безо всякого желания продолжать разговор с Егором.