Джессика Гэдзиэла - 367 дней

Это самое лучшее, что я могла бы ей дать.

Поэтому я не была настолько в ужасе, когда меня привезли в операционную, когда я наблюдала, как подключают капельницу и кровь вливается в меня, когда я медленно погружалась в сон, поскольку знала, что они будут оперировать меня.

С ней всё будет хорошо.

— Ари, пошли, дружок, — позвал я, услышав грохот за минуту до того, как маленькая хулиганка выскочила прямо в коридор в чёрной пачке, зелёной неоновой майке поверх оранжевого джемпера с длинными рукавами, серебряным шарфом, обмотанным на шее и радужными кедами на ногах.

Она, если не брать в расчёт ужасное чувство стиля, была копией своей мамы. Правда, не думаю, что вы сможете найти хоть унцию меня в ней, кроме глаз. У Ари мамины длинные чёрные волосы, мамины густые чёрные ресницы, мамин уникальный цвет кожи и длинные мамины ноги.

Ей пять, но я знаю, что где-то через десять лет , она сделает меня одним из этих папаш — тех, которые с ружьями и угрожают любому парню, посмотревшему в её сторону.

— Я возьму Броки, — заявила она, хватая своего тедди-мишку с дивана. Это тот самый мишка, которого я подарил Рие на её пропущенный день Святого Валентина. Когда Ари нашла его, то решила, что он её, и не желала слышать никаких противоположных мнений.

— Что бы ни поджарило твой бекон[32], ребёнок, но мы должны идти.

— Мне нравится бекон, — заявила она, запихивая теперь уже потрёпанного мишку под руку. — Мы можем поесть бекон после? — спросила она, когда мы прошли к двери.

— Только если сначала ты поешь яйца, — сказала ей Рия, подняв брови.

— Фу, — произнесла Ари, когда мы вышли.

— Никогда бы не подумала, что давилась капустой, шпинатом и огуречными смузи ради неё, — сказала Рия, когда мы вышли в коридор и я ввёл код.

Я обхватил её рукой, пока мы спускались по лестнице.

— Ну, посмотри на это с другой стороны, задумайся, она никогда не болела благодаря этому.

— Пойдёмте! — прокричала Ари с нижних ступенек, как будто бы это не она нас изначально задерживала.

— Мы уверены, что хотим это сделать? — спросил я, когда мы окружили дочку.

— Никогда не была более уверенной ни в чём в этой жизни, — сказала Рия уверено, улыбаясь мне.

Мы подъехали к зданию суда под звуки, издаваемые Ари. Она напевала какую-то абсолютно чудовищную попсовую песню, которую недавно услышала и от которой нас уже стало тошнить буквально за два дня. Это был новый рекорд.

Затем мы вошли внутрь и подписали документы, которые официально сделали Натана нашим.

Натан был рождён с героиновой зависимостью и в качестве побочного эффекта у него был СДВГ[33] . Но когда соц. работник приехала проверить наш дом, который мы недавно пристроили к нашему уже имеющемуся, потому что я купил здание по соседству и решил их объединить. Пожелав держать свою семью в безопасности над моей работой, и она встретила маленький комок энергии, которая была нашей дочерью, то заявила, что мы, кажется, более чем способны управиться с ним.

Он был того же возраста, что и Ари, на самом деле, он родился всего лишь на день позже.

Ари настояла на том, что хочет быть старшей сестричкой и не желала слышать о том, чтобы мы усыновили кого-то старше неё. И её не волновало, будь то пять лет или пять минут, она просто хотела быть старшей. И хотя Рия всегда хотела усыновленных детей постарше , мы подумали, что с такими отклонениями, ему будет так проще освоиться. А так же, что у Ари появится ровесник, что может пойти всем на пользу.

Натан был высоким и с достаточно крепким телосложением, с плечами, которые гарантируют, что в один день школьные тренера будут пытаться заполучить его себе. И хотя его досье было закрыто для нас (оно осталось открыто для матери в случае, если она когда-либо захочет связаться с ним, на этом Рия настояла, так же её родители сделали для неё), нам рассказали, что его родителями были молодой пуэрториканец и ливанская мама. У него были коричневая кожа, темно-каштановые волосы и почти поражающие серо-голубые глаза.

— Нейт, — заявила Ари, как только мы вышли с мальчиком, которого брали лишь проводить несколько часов украдкой то здесь, то там в течение года, пока длился суд, — мы собираемся покушать бекона. Но мама говорит, что сначала надо поесть яиц, — сказала она, скорчив гримасу, когда потянулась и взяла его за руку.

— Мне нравятся яйца, — сказал мальчик.

— Хорошо, — произнесла она, прислонившись ближе к его уху, — тогда ты сможешь съесть половину моих.

— Я всё слышала, — сказала Рия. — Осторожно, иначе я так же заставлю тебя съесть пшеничный тост.

— Пшеничный тост с семенами в нём, — сказала она Нейту с тем же отвращением, как будто бы там были сопли.

— Мерзость, — согласился он с самоуверенностью, присущей пятилетним детям.

— Если мы усыновим ещё, — сказал я, оглядев Рию, — мы останемся в меньшинстве.

Затем она улыбнулась мне, большой и счастливой улыбкой, всё её лицо осветилось ею, и она взяла меня за руку.

— Я думаю, мы сможем с этим справиться.

Мы смогли бы.

Если я смог пережить те часы, что она провела в операционной, после того, как появилась Ари, я чертовски уверен, что смог бы пережить что угодно. И, если уж быть предельно честным, если усыновление детей будет удерживать этот взгляд на её лице, я был бы готов открыть наши двери для целого автобуса с детьми.

И хотя она была счастлива большинство дней, этот взгляд, которым она только что меня одарила, я видел только несколько раз за нашу совместную жизнь. Я видел его, когда она впервые услышала сердцебиение Ари и когда она впервые увидела её после родов. Я видел его, когда наконец-то собрался подарить ей кольцо и сделать предложение, примерно через год после того, как Ари появилась на свет. Затем я увидел его снова, когда она сказала «согласна» на очень маленькой церемонии, где присутствовали только Баррет, Брок, Тиг и Мардж.

И я увидел его, когда она осознала, что мы собираемся дать ребёнку из приюта жизнь, будущее, семью.

Да, невозможно сказать «нет» чему-либо, делающему её настолько полноценной.

— Ты не напугаешь его, — сказала я Сойеру, качая головой от вида его защитной стойки папочки-медведя.

— Ты видела то платье? Я, черт возьми, спугну его тощую задницу.

Ари было пятнадцать и на ней был очень целомудренный сарафан, который практически не показывал кожи, и она собиралась на групповой поход со всеми её друзьями и мальчиком, в которого она втюрилась с начала времён. Всё было в рамках приличия и безопасно. И я знаю, Ари не из тех девушек, которых можно подтолкнуть или уговорить на что-либо. И мы уже проводили разговоры безопасном сексеи детях около полдюжины раз за последний год, зная, что моя собственная сексуальная жизнь началась в районе шестнадцати и что было нереально ожидать чего-либо другого от неё.

Однако я определённо надеялась, что она продержится немного дольше, чем я.

Страхи Сойера реализовались где-то около года назад, когда Ари вытянулась, расширилась в бёдрах и тазовой области и приобрела бюст, который заткнул меня за пояс, выдёргивая её из невероятно неловкой фазы, в которой она находилась около трёх лет.

Она была практически раздражающе великолепна.

Но так же она была упрямой, своевольной, самоуверенной и следовала своим собственным убеждениям и желаниям.

Ни одному мальчику не удастся уговорить её перейти на следующий уровень отношений, если только она сама не решит это для себя.

Но Сойер был Сойером и он сверх опекал её и другую нашу приёмную дочь , Бенни, которой было, слава Богу, только семь и которая была главным сорванцом на всей планете.

— Я с папой, — согласился Натан, вставая рядом с отцом, расставив ноги и скрестив руки — полноценная стойка военных.

Видите ли, когда Нейт оказался у нас, он получил не только нас, но так же Баррета, Тига и Брока. Все хорошие мужчины, все защитники, все по-своему главенствующие, и все учат его и нашего последнего приёмного сына, Квинна, всеми способами быть не только хорошим мужчиной, но и хорошим другом, братом и защитником для любой женщины, которая может нуждаться в этом.

— Я тоже! — заявил Квинн, ему только девять, но он уже отлично подражает своему отцу и брату.

Квинн был, так сказать, новым пополнением.

Сойер и я решили, что после приёма Бенни, наша семья уже полная. Но когда мы ездили по приютам в нескольких городах, чтобы развести рождественские подарки, мы увидели Квинна, и что-то у меня в груди просто потянуло через весь этаж прямо к нему, как будто была цепь, связывающая нас.

У него была самая трагичная из всех историй.

Ещё ребёнком Натан был подвержен наркотикам и, даже будучи подростком, боролся с тем, чтобы удерживать себя сосредоточенным в школе, однако преуспевал в спорте и тренировках с отцом и дядями. Он так же был с нами дольше всех и был открыт для любви, и с такой же готовностью дарил её другим.

Бенни росла со своей бабушкой, её мать исчезла с лица Земли в первые четыре года её жизни. Затем внезапно умерла бабушка, и она попала в приют. Мы нашли её спустя два месяца после этого и подали документы на удочерение.

Но у Квинна, да, именно у Квинна было тяжёлое начало жизни. Он рос в трущобе с подсевшей на крэк матерью и её жестоким братом. Когда соцзащита забрала его в первый раз, это было из-за того, что они наведались в наполненный тараканами дом и нашли его в одежде на два размера меньшей, сидящим в переполненном подгузнике с кровоточащими волдырями и сыпью от него, плачущего, голодного и спящего в бельевом ящике.

Но то, что его забрали, кажется, стало звоночком для его мамы, которая очистилась, вышвырнула дядю, нашла работу, привела свою жизнь в порядок.

Таким образом, когда ему исполнилось три, его отдали обратно.

И его мама, беспокоясь, что служба опеки будет бесконечно держать её под надзором, покинула город вместе с ним и начала все сначала в Навесинк Бэнк. Где её подверженность наркотикам и пренебрежение каким-то образом остались незамеченными, а Квинн стал хорош в том, чтобы заботиться о себе самостоятельно и прикрывать её.

Так было до тех пор, пока ему не исполнилось семь, и они отправились в магазин за продуктами с теми немногими деньгами, что были у его матери для подобных вещей.

Она укололась в машине, прежде чем они вошли внутрь.

И она умерла от передозировки, прямо в отделе с макаронными изделиями, с Квинном на полу рядом с ней, кричащим на неё, пытающимся её разбудить.

Этот момент был заснят на камеру сторонним наблюдателем, который отдал запись в детскую службы, а те, в свою очередь, показали это нам, чтобы мы могли понять его травму.

Он появился у нас примерно через восемь месяцев после этого. И он все ещё ходил на терапию дважды в неделю, чтобы она помогла ему справиться с душевной травмой.

Он до сих пор не мог выносить вида макарон. Так что мы больше не готовим их. И ему было сложно принять меня в качестве матери, вероятно, потому что я была совершенно не похожа на его биологическую мать и тот факт, что он боялся, что я так же могу умереть у него на глазах.

Но я знала, что потребуется пройти долгий путь, и что однажды мы преодолеем его.

Впрочем, он чувствовал себя с сёстрами, братом и Сойером, как рыба в воде. Он стал тенью Нейта, и если Нейт решился на что-то, он делал это тоже.

— Мам, — произнесла Ари, закатывая свои глаза.

— Эй, ты можешь злиться на них, и я думаю, что у тебя есть на это право, — сказала я, заправляя волосы ей за ухо. — Но, по крайней мере, в твоей жизни есть мужчины, которые заботятся о тебе достаточно, чтобы хотеть убедится, что ты не будешь ходить на свидания, пока тебе не исполнится тридцать. И если от этого тебе станет хоть немного лучше, когда Нейт решит встречаться с кем-то, ты, я и Бенни будем сводить его с ума альбомом, полным его ужасных детских фотографий и рассказывать ей все смущающие истории о нём, которые у нас будут.

— Ма, — произнёс Нейт, опуская руки, чертовски хорошо зная, что именно это я и имею в виду.

— Эй, ты сам начал это, — сказала я, пожав плечами.

— Технически это начал папа.

Сойер не казался хоть немного озабоченным этим фактом, когда Нейт посмотрел на него, прося подкрепления.

— Эй, ты защищаешь своих женщин, даже если они из-за этого злятся, — просто сказал он.