– Я любил её… так любил… очень, – продолжает. Хлюпаю носом, пока доходит смысл слов в прошедшем времени.

– Больше не любишь? – Выдыхаю, а рука замирает в его волосах.

– Не знаю. Я ведь заботился о ней с самого детства. Так любил её. Больше всех. Всё готов был отдать, чтобы она никогда не помнила ужас, который переживали мы. Любил её… Люси… так любил, – судорожно выдыхает, а острые зубья страха отпускают сердце.

– И у меня появилась другая крошка, она ведь куколка, а Люси её не полюбила. А я же любил…, наверное, именно так. Иногда я думаю, а что такое любить кого-то. Люси и моя крошка разные. Пришёл я к ней и рассказал, что нашёл способ быть нормальным. Нашёл свой мир, который помог мне увидеть, что я не чудовище. И она была рада за меня, подталкивала туда, поощряла и заставляла больше развиваться. А крошки не было, была боль. Темно и тихо. Думал, что живу правильно. Но она же… она показала мне иное. Насколько на самом деле боль, которую дарил я, может убивать. По частям. Медленно. Необратимо убивает она, – вздыхает. Сдерживаюсь, чтобы не закричать от ненависти к его сестре. Выходит, она вместо того, чтобы помогать ему, наоборот, топила глубже. Чтобы он был зависим от этого, как и от неё.

– Нельзя говорить… заткнись, Николас, заткнись, – дёргается в моих руках, а я крепче прижимаю его.

– Нельзя. Она плачет, потому что я сказал ему «ублюдок». Я сказал… заткнись. Говорить о сердце нельзя. Чувствовать нельзя. Боли нет. Ничего нет. А он связывает меня… неприятно… знаю, что сейчас будет. Не хочу смотреть… кричать хочу… убежать хочу… надо помощь позвать. Ни слова, Николас, не говори ему ни слова, – зло шипит он. Жмурюсь от раздираемой боли внутри. Воспоминания. Он слаб в них, когда разум опьянён. Он живёт ими, а я дышу им.

– Тише… тише… – шепчу, глотая слёзы. Расслабляется под моими руками, мягко гладящими его по голове, плечам и груди.

– Она больше не плачет. Просит, чтобы что-то сказал. Нельзя. Крови так много, а он… встаёт и снова пытается поймать её. Крошка, я должен спасти… – пытается вырваться из моих рук.

– Николас, я здесь. Тише, – всхлипывая, удерживаю его. Падает снова на мою грудь. Кусаю губы, только бы пережить. Дышит рвано, быстро и с его виска скатывается пот. Он горит под моими ладонями, а я шепчу ему на ухо, что всё позади. Затихая, находит бутылку и делает глоток.

– Он любил пить. Ненавижу. Эту слабость ненавижу. Он пьёт… а это так противно. Горько и горит всё. Молчать. Хорошо… тихо… – шепчет он. Сжимаю губы, роняя слёзы на его волосы. Господи, как чудовищно. Его отец чудовище.

– Ненавижу детей. Люси беременна… плачет так. Аборт должна сделать, не слушает меня. Должен помочь… должен… я же люблю её. Должен улыбаться, когда мне противно. Должен ударить… придушить того, кто это сделал. Сама. Хотела сама. Помогать. Дом купить и родителям тоже. Я должен им. Должен… – издаёт стон, а мне терпеть сил нет. Понимать, как использовали его страхи против него. Не говорит об этом, а я чувствую. Каждой клеточкой тела чувствую, насколько он был одинок в своём мире. Чуждый в своей семье и пытающийся доказывать свою человечность.

– У меня никого нет больше…

– Есть. У тебя есть я, Николас, – шепчу я, поглаживая его по волосам.

– Крошка. А я всех потерял, когда она появилась. Всех. Были ли они рядом со мной? Никогда никого не было. Один я. А потом она. Такая глупая у меня, думает, что я не понимаю и не вижу ничего. Всё знаю. И она называет меня. Любимый. Это так красиво… любимый, – последнее произносит по слогам и усмехается.

– Но не заслужил быть таким. Обижаю её, хотя знаю всё. Она рядом… я знаю всё, вижу в её огромных глазах. Пытаюсь… выжить пытаюсь… она уйдёт… от меня уйдёт, потому что сил уже нет, – допивает бутылку и отбрасывает от себя.

– Не уйдёт. Ни за что не уйдёт, Николас. Она любит тебя больше, чем кого бы то ни было. Ты для неё всё, – перебираю его волосы, а он, поворачивая голову, приподнимается на мне и поднимает мутные шоколадные глаза.

– Она такая же, как ты, – улыбается, словно не мне и тянется рукой к моему лицу.

– Губы у неё мягкие. А мне больно было. Там… больно было, страшно было, но она… такая маленькая… крошка… совсем не понимала, куда затягивала меня… я не целуюсь в губы. Никогда. А у неё они такие мягкие. Мне нравятся они, и она улыбается. Она сильная. Знаешь, какая она сильная? – Дотрагивается до моей щеки и его рука безвольно падает.

– Нет, расскажи, – подхватываю его голову, чтобы удобнее лёг.

– Очень сильная. Я вижу её, и всё меняется. Боль отступает, страха нет. Забываю всё. Она умная у меня, простила меня. За всё простила, а я не смог. Только её вижу. Слышу её. Всегда слышу. Я буду защищать её, даже от себя. У меня нет никого больше, кроме неё. Никогда и не будет. Но я не знаю, как жить дальше. Он забирает меня, а я боюсь… я сделал ей больно, – хмурясь, переводит взгляд куда-то вдаль.

– Наказал её, думал, что понравится. Мне нравилось… но не с ней… а я хочу… так хочу… мне необходимо это, и она мне нужна. Она пахнет вкусно. Нежностью. Любовью. Лаской. Она такая маленькая. Моя. Моя крошка… моя, – глаза его закрываются, а через секунду всё заканчивается.

– Господи, – понимая, что заснул, даю волю слезам. Обнимаю его и плачу в его волосы. Плачу тихо и горько, наполняя своё сердце его словами и искренними чувствами, которые он отрицал. О которых страшился говорить. А сейчас… боже, как люблю его. Как хочу уберечь от воспоминаний, хочу залатать каждую рану на его сердце. Глубоко забраться и излечить.

Сжимаю его голову и целую волосы, приподнимая немного, вытираю плечом глаза и кладу ладонь на его щёку. Ни разу он не был таким незащищенным, как в эти секунды. Никогда он не говорил так, как несколько минут назад. Невозможно смотреть на него и не прикасаться.

– Любимый. Я боялась сказать это слово, – шёпотом произношу, поглаживая его лицо.

– Боялась жить, когда мне было это необходимо. И только ты смог распахнуть все двери, которые я закрыла от остальных. Только ты. Николас. Не причиняй себе боль, прошу… молю тебя… потому что от этого ещё сложнее. Мы справимся, обещаю тебе, что справимся. Не закрывайся, дай возможность и мне заболеть тобой до безумия. Хотя уже такая. Сумасшедшая. Прости, прости меня, – утыкаюсь в его голову и вдыхаю аромат пыли, тонкого одеколона и спокойствия.

Мне хорошо, знаю, что это ненормально для человека. Но внутри неимоверно мягко и ласково дотрагиваются его слова до сих пор. Каждый из нас справляется с потерями так, как может. И я не виню его, что сейчас пьян и спит. Возможно, это даже лучше. Так хотя бы не навредит себе вновь, а я смогу насладиться им. Смотреть на него и любоваться, гладить его лицо и целовать. Улыбаться своим ощущениям и понимать, как мы близки. Да, это тоже не входит в рамки условленных отношений, что заявлены миром. Но мне комфортно. Пережив страх, ужас и отчаяние, без сил, хотя я одновременно наполнена жаждой, защищать. До последнего.

Тридцать пятый вдох

Горечь. Во мне остаётся одна горечь, пока сижу на обочине со спящим Николасом. Вспоминая его слова, чувства… боже, как же он выжил? Как справился с этим всем? Ужасает отношение к нему родителей и сестры. Не заметили ничего, а я вижу. Каждый осколок боли, в его сердце вижу.

Неприятное жужжание вырывает меня из мыслей. Распахиваю глаза, замечая, что уже начинает смеркаться. Как долго мы здесь сидим?

Снова странный шум. Прислушиваюсь и различаю вибрацию в кармане джинсов Николаса. Осторожно тянусь рукой, тело затекло. Больно сделать хотя бы движение, но нащупываю айфон и достаю. Майкл.

– Да, – отвечая, пытаюсь поменять положение, но не чувствую ног.

– Мисс Пейн? Эм… мистер Холд… он звонил. Прислал сообщение, но оно пустое… не отвечает, – сквозь помехи слышу голос мужчины.

– Да. Мне нужна помощь. Мы… чёрт, я не знаю, где мы находимся. Мы были у его родителей, а потом поехали… обратно… в Торонто. Но я не справилась с управлением, и… Вы можете нас забрать? – Пытаюсь говорить чётко и внятно, но боюсь не успеть сказать всего из-за плохой связи.

– На обочине? Вас… слышно…

– Да. На обочине. Николас… он спит. И Грегори… нужен Грегори… срочно. У него… – гудки говорят о том, что связь прекратилась. Смотрю на заблокированный экран, где нет никакой надежды на новую возможность.

– Чёрт, – шепчу я, убирая телефон в карман своих джинсов. Выходит, что за нами вряд ли приедут. Раз Николас отправил сообщение, значит, что-то пошло не так. И выхода нет, как самой дотащить его до машины и отвезти домой. Будить жалко. Да, чёрт возьми, жалко, и мне необходима тишина и передышка от раздумий.

Глубоко вздыхаю, собираясь с силами. Обхватываю Николаса подмышки и, приподнимая с себя, осторожно перекладываю рядом, облокачивая о машину. Шиплю от неприятных иголочек, вонзающихся в ноги, когда встаю. Хватаясь за машину, разминаю сквозь боль ноги, спину, руки, шею. Всё тело ноет. Ещё секунда, и бросаю взгляд на мирно посапывающего Николаса. Открывая заднюю дверь машины, убираю с сиденья какие-то бумаги, собирая их, кладу на переднее сиденье. Не знаю, как буду тащить его. Но выбора нет. Возвращаясь к нему, хватаю подмышки и волочу по земле.

– Ты такой тяжёлый… чёрт возьми, ты неимоверно тяжёлый, – шепчу, пока тяну на себя его тело и с ним забираюсь в машину. Спиной движусь по сиденью, а он на мне. Задыхаюсь от сдавливающих лёгкие рёбер под его тяжестью. Удаётся уложить Николаса и рукой нащупать ручку другой двери, чтобы самой как-то вылезти. Буквально выпадаю из машины, подскакиваю на ноги и, поддерживая его голову, закрываю дверь. Оббегаю «Астон Мартин» и запихиваю его ноги в салон, тихо щёлкая второй дверью. Собираю разбросанную аптечку, и, сама забираясь в машину, бросаю всё на сиденье рядом.

Так, он сказал, что нажал на ручной тормоз. Где он? Осматриваю пространство вокруг и нахожу кнопку, опуская её обратно. Пристёгиваюсь и бросаю взгляд на Николаса. Теперь необходимо контролировать скорость, потому что не привыкла. Совершенно не привыкла водить такого рода машины. Даю по газам, чтобы вылететь из оврага, благо только задние колёса немного скатились. Всё, осталось доехать до города. Там, надеюсь, хоть кто-то будет внизу, иначе я его не дотащу до квартиры.

Стараюсь ехать очень медленно, на аварийной сигнализации, боюсь снова отдаться власти эмоций, которые медленно просыпаются во мне. Краем глаза замечаю машину, на высокой скорости несущуюся позади нас. Мигает фарами. Улыбаюсь и, облегчённо вздыхая, останавливаюсь на обочине. Выскакиваю из машины, и одновременно со мной Майкл.

– Мисс Пейн! Что произошло? Где мистер Холд? Вы ранены? Наши люди потеряли вас, а номер мистера Холда засекречен его и не отследить. Ваш телефон…

– Всё хорошо, Майкл, – перебиваю торопливую речь мужчины, явно испуганного и постоянно осматривающего меня.

– Что… он позвонил, но я был… занят. А сообщение пустое пришло. Где он? – Оглядывает машину, и я указываю на неё.

– Николас, он… выпил бутылку виски, и я его затащила внутрь. Спит сейчас, но больше не могу, – тихо отвечая, признаю свою слабость. Брови Майкла ползут вверх, а затем он распахивает заднюю дверь. Голова Николаса свешивается, и он причмокивает губами, что-то бубня.

– Хм… секунду, хорошо? – Шокировано вздыхает Майкл. Киваю.

– Так. Мисс Пейн, садитесь в машину. Я сейчас его донесу туда, – даёт указания, взглядом показывая на «Рендж Ровер».

– А Грегори? Вы вызвали Грегори? – Вспоминая, спрашиваю его.

– Да. Я поэтому решил, что с вами что-то случилось…

– Нет. С ним. Боюсь у него сильные ушибы кистей… сложно, простите. Я буду ждать в машине. Только аккуратно, не причините ему боль, – направляясь к внедорожнику, забираюсь внутрь.

У меня нет времени, чтобы о чём-то подумать. Только напряжённо наблюдаю, как Майкл подхватывает Николаса и взваливает на плечо. Стараюсь, как можно мягче помочь ему уложить его на мои ноги и снова вздохнуть.

– Вы точно не ранены, мисс Пейн? – Мужчина, оборачиваясь ко мне, пристально смотрит в глаза. Слабо качаю головой, говоря ему одними губами – «нет». Кивая, заводит мотор и разворачивается.

– Вы ехали из города. Поэтому было сложно вас найти. Вашу машину должны уже перегнать в комплекс, а ваши вещи я принесу позже, – сообщая, Майкл ловит мой удивлённый взгляд в зеркале заднего вида.

– Спасибо, – выдавливаю из себя улыбку и откидываюсь на сиденье. Пусто в голове, смотрю на пейзажи, пролетающие за окном, и машинально поглаживаю волосы Николаса. Пока я не готова разложить все события сегодняшнего дня и проанализировать их. Выжата.

Мы так и едем в молчании, а из колонок доносится классическая убаюкивающая музыка. Но спать не могу, хотя глаза закрываются. Внутри меня сжатая пружина, готовая выпрямиться в любой момент. Наверное, нахожусь пока в шоке, под воздействием страха, ужаса и подавленности, поэтому ничего не чувствую.

– Я понесу его, – Майкл, открывая дверь с моей стороны, подаёт руку, и я выхожу из машины на парковке. Наблюдаю и помогаю ему вытащить Николаса осторожно. Боюсь даже сейчас причинить ему боль. Не хочу больше её. Для него не хочу. Ведь когда он спокоен и счастлив, то и мне хорошо.