– Пойдёмте. Моя машина недалеко, – предлагая ей, указываю за свою спину. Кивает, но не отпускает мою руку, словно боится, что могу сбежать.

Вздыхаю и, разворачиваясь, направляюсь к «Мерседесу», а она, так и держа мою ладонь, идёт рядом со мной. Её ногти причиняют боль, неприятную и приходится терпеть, понимая, насколько она сейчас потеряна. И мне её жаль, чертовски жаль, корю себя за ту вспышку, не следовало мне говорить. Вот же день, выходит, и к психологу не попаду.

Мы доходим до машины, и я открываю ей пассажирскую дверь. Юркает в салон, а я снова остаюсь под дождём. Оббегаю автомобиль и забираюсь в него. Бросив беглый взгляд на Эмбер, сидящую с каменным лицом и смотрящую вперёд, завожу мотор и выезжаю с парковки.

Мы в молчании доезжаем до моего дома, где я помогаю ей выйти и добежать до входа. Так же, не проронив ни слова, заходим ко мне в квартиру, и я указываю ей на гостиную.

– Чай? – Предлагаю. Эмбер садится на диван, кивая мне. Отворачиваясь, включаю кнопку на чайнике и достаю чашки и пакетики.

– Он тоже здесь живёт? С тобой? – Подаёт она голос.

– Иногда. Очень редко, – не оборачиваясь, отвечаю ей.

– Где он обитает? Я была в квартире, в которую сын приглашал нас пару раз, но она сдана чужим людям.

– Простите, Эмбер, но я не вправе говорить. Он расскажет, если вы с ним обсудите всё открыто, – вздыхая, поворачиваюсь и подхожу к кухонному островку. Облокачиваясь на него, смотрю на женщину, натягивая улыбку.

– Он болен, да? – Тихо спрашивая, поднимает на меня голову.

– Нет. Он здоров…

– Крис был болен. Психически болен, – обрывая меня, говорит Эмбер. – Я его так любила. Безумно. Он был прекрасен, мы учились в одной школе. Он наследник самых богатых людей города, а я обычная девчонка. Только и слышала, как он менял наших одноклассниц и других девушек. Страшно завидовала им.

Чайник подаёт звуковой сигнал, и она замолкает. Возвращаясь к приготовлению чая, бросаю пакетики в чашки и заливаю кипятком.

– Держите, – ставлю чашку на блюдечке на журнальный столик, и сама присаживаюсь рядом. Не притрагивается, смотрит куда-то вперёд, словно в собственном мире.

– Эмбер…

– А в предпоследнем классе он обратил на меня внимание. Я была напугана и счастлива одновременно, – бесцветно продолжает свой рассказ. – Даже не придавала значения перешёптываниям и предостережениям о том, какой он может быть. Кристофер был прекрасен. Дорогие рестораны, подарки, он окружал меня любовью и заботой. Мы встречались год, затем наступил новый и его семья начала терпеть кризис. Не раз замечала, что пропадает как из жизни, так и из школы. Я волновалась за него, ругалась с ним. А он задабривал меня подарками и заверениями, что помогает отцу. Однажды из его кармана выпал пакетик, там была травка. Это произошло перед выпускным. Я собиралась поговорить с ним об этом, понять в чём дело, и зачем ему она. Но забыла из-за выпускного, тогда же, я узнала о том, что он изменяет мне с бывшей девушкой. И решила прекратить всё. Больно было, плакала долго. Пошла в итоге на выпускной, и там меня выбрали королевой, а его королём. Он пригласил меня на вечеринку, в честь праздника, моей ревности не было предела. А Крис молил о прощении, оправдываясь тем, что был пьян.

Она замолкает на секунду, пока я отпиваю чай и ставлю кружку на столик.

– Я любила его и, конечно же, простила. Мы поехали в дом его друга загород, там было много народу. Я никого не знала, а он и там был королём. Когда меня это разозлило, заставила его подняться со мной наверх, чтобы разорвать отношения. Но он сказал, что знает с каким я разговором к нему. И в тот момент мне стало страшно. Его глаза были безумными, настолько, что я без слов попыталась бежать. Мы дрались, боролись, он кричал, что никто ещё не уходил от него. А потом был удар по голове, и я ничего не помню. Проснулась оттого, что всё тело болело. Я была голой. Он изнасиловал меня и привязал. Сидел рядом в кресле, такой же обнажённый. Курил травку и запивал алкоголем. Молила его, чтобы отпустил. А он бил меня и насиловал, пока не стало всё равно. Как дошла домой не помню, мои родители боялись заявить на единственного сына мэра города. Так и осталось всё, а я внутри умирала. Ненавидела его и любила. Мне хотелось уехать из города, и я подала документы в университет Оттавы. Меня приняли. Крис так ни разу не появился, но я слышала от родителей, что он замешан с какими-то наркотиками, а отец покрывает его последними деньгами. В августе его отец покончил с собой, а мать убежала. Но я заставляла себя не жалеть, после того, что сделал со мной. Проходила осмотр перед переездом, там мне и сказали, что я беременна. Срок был уже приличный, и мне отказали в аборте. Я так хотела смерти этого ребёнка, чего только не делала и не пила. Родители меня выгнали из дома, и мне ничего не оставалось, как пойти к Крису. А он словно ждал меня. Пьяный и под наркотиками. Знал, что вернусь. Специально это сделал. Говорил, что любит. И всё у нас получится. Поверила.

Эмбер берёт кружку, отпивая чай, а я смахиваю слезу. Господи, какой урод. Поделом ему. Мне ни капли не жаль, что умер именно так.

– Из-за наркотиков и долгов мы продали всё, сбежали в другой город. Там и родился Николас. Всё стало замечательно. Новые люди, возможности. И мы обрели покой. Крис нашёл работу, а я ходила на курсы преподавателей, Николаса отдавала при церкви в сад. Потом родилась Люси, я долго лежала в больнице, были осложнения и мне сказали, что больше не смогу иметь детей. Десять дней меня продержали там. Я ждала Криса, он так и не появился. Мы шли до дома пешком, в сумерках, когда открыла дверь, то поверить не могла, что это наше место жительства. Были какие-то мужчины, голоса, смех, женщины. Бордель. В ужасе была. И хотела бежать, Люси на моих руках, но Крис появился и сказал, что если я хочу, чтобы мой сын был жив, то и шага не сделаю. В шоковом состоянии шла за ним. Полгода слушала этот ужас, работала. Должна была это делать, если бы не принесла ему выпить, то пострадал бы Николас. Бежать было некуда, у него были мои дети. Я не помню то время, забыла напрочь. Но помню, как было отвратительно и больно. В моменты, когда могла соображать, то только готовилась к работе. Не знаю, что было с моими детьми, мне не разрешалось к ним подходить. Как наступал вечер, и я возвращалась, он мне что-то вкалывал, и мне было хорошо. Безумно хорошо, я видела прекрасные картинки и не жила.

– Боже мой, – шепчу я, закрывая рот рукой. Эмбер сидит, глаза сухие, голос монотонный. А меня внутри разрывает от боли, что она не понимает, насколько её муж был жесток к моему любимому.

– Однажды я услышала голос сына, он звал меня, говорил, что убежит и позовёт кого-нибудь. Социальная служба приходила пару раз, но Крис готовился. И никто ничего не знал. Обещал, что если расскажу, то моих детей в живых не останется. Наверное, именно это подтолкнуло меня бежать. И я убежала, когда нашла брошюру с теми, кто может нам помочь. В церкви такие распространялись. Нашла Арнольда и вернулась. Крис был мёртв, а детей не было. После долгих поисков, мы услышали песню, тихую. Пела Люси в кладовой. На её коленях лежал Николас избитый и покалеченный. Он убил Криса, нам пришлось вызвать полицию. Николас молчал. С того момента он замолчал.

Наступает тишина, а я слышу только своё быстрое дыхание и всхлипы. Поднимаясь с дивана, подхожу к кухонному островку и опираюсь руками. Закрываю глаза, из которых продолжают течь слёзы. Самое страшное, что эта женщина не понимает, через какие адские муки прошёл Николас. Я не услышала в её рассказе любви и заботы. Ни одного отголоска этих чувств.

– Он тоже бьёт тебя? – Спрашивает Эмбер. Всхлипываю и вытираю лицо рукавом кофты.

– Нет, – прочищая горло, оборачиваюсь к ней. – Нет.

– Он болен, как и его отец. Это передалось ему, и я должна защитить его. Помоги мне это сделать, – просит она, поднимаясь с дивана.

– Он не болен, – возмущаюсь я.

– Болен, Мишель. Ты, как и я раньше, не видишь сейчас этого. Твой разум заполонен страшным недугом. Любовью к нему. И я понимаю тебя, но если ты его любишь, то помоги мне отправить Николаса на лечение. Он…

– Что? – С ужасом шепчу, перебивая её. – Да вы в своём уме, Эмбер? Николас не больной! У него всего лишь детская травма, которую он несёт в себе. И он справляется. Один. С детства один.

– Нет, у него, как и у Криса, зависимость. Он пьёт и…

– Николас не пьёт! Он не бьёт людей просто так, ради… неважно. Он другой, чёрт возьми! Он отличается от вашего мужа-ублюдка! Он другой, – мотая головой, отхожу от неё.

– Ты слишком юна, чтобы понимать всю опасность его состояния. Арнольд сказал…

– Убирайтесь из моей квартиры! – Повышая голос, указываю на дверь.

– Я не уйду, пока ты не пообещаешь мне помочь. Мы нашли хорошие клиники, где его вылечат…

– Нет! Никогда! – Крича, яростно смотрю на Эмбер. – Никогда, понятно? Он прекрасный мужчина! Мой любимый человек, и я ни за что и ни при каких условиях не отдам его! Ему нужны были понимание и ваша любовь, а вы так легко забыли обо всём, оставив его умирать внутри! Да вы хоть представляете через что он прошёл? Ни черта! А я знаю! Всё знаю и не осуждаю! Я бы сама зарезала вашего мужа! Вы не помните ничего, а он всё! Буквально всё и живёт. Он делает это, а вы даже не хотите поверить в Николаса! Нет! Убирайтесь! – Стирая слёзы боли, прокатывающейся по телу и едко наполняющей сердце, визжу я.

– Люси рассказала мне, что между вами особые отношения. Жестокость, боль и секс. Это модно, но разве ты не хочешь нормальной жизни? – Словно не слыша меня, продолжает Эмбер гнуть своё. – Подумай, Мишель. Прекрасная семья, и когда Николас вылечится, то она у тебя будет. Ребёнок, как у Люси. И она так любит его и тебя, хочет помочь, но ты не позволяешь этого. Она ведь пыталась донести до тебя, что он болен, выходит, что тебе нужны его деньги. Он болен, а ты рядом. И с лёгкостью…

– Закройте рот! – Моя рука замахивается и со всего маха бьёт женщину по лицу. Ладонь моментально покрывается острыми иголочками. Охаю, как и Эмбер чуть ли, не падая, роняет сумку на пол. Но внутри меня бурлит такая злость, заполоняющая разум, что не могу остановиться. Мне больно, невыносимо остро пропитывает этот огонь моё тело.

– Люси, – выплёвываю это имя, наступая на женщину, держащуюся за щёку. – Ваша дочь сука, которой нужны деньги Николаса. Она обзывает меня шлюхой, корыстной девкой, которая бегает за ним. А именно она толкнула его в эту темноту. Она! И вы поощряете её? Она лгунья, пытающая заставить Николаса переживать снова и снова ад! Ненавижу всех вас! Ничего вы не знаете и не хотите! Откройте свои чёртовы глаза, в конце концов! Ваша дочь не желает никому счастья, кроме себя. Никогда не желала. Именно она пришла к нам и рассказала мне о смерти Криса. Она! Эта сука обвинила его в смерти и назвала убийцей! Убийцей! А он был малышом, совсем малышом, который защищал до последнего тех, кого любил! Всех защищал, а вы обнаглели. Не смейте! Никогда! Я убью вас, если подойдёте к нему или что-то сделаете! Убью! Не трогайте его! Он мой! Мой… как же вы отвратительны…

Задыхаюсь от слёз, делая шаги назад. Вытирая нос, смотрю на замершую Эмбер.

– Нет… никогда не позволю вам обзывать его больным. Он вами болен и вашими ошибками. Вы обрекли его на муки. Вы и только вы виноваты во всём! Даже сейчас ничего не видите. Ему нужна мама… чёрт, мама, которая поймёт его и примет. Мог бы больной человек заработать такие деньги, пройти весь этот путь и стать успешным, сильным? Мог бы умалишённый и психически неуравновешенный мужчина дарить помощь другим людям? Он одарённый, но вы его только попрекаете. Хватит… прошу хватит… он…

Мою судорожную речь обрывает грохот от входной двери. Резко оборачиваюсь, сквозь пелену слёз наблюдая, как входит Николас. Всё внутри обрывается, застывает, когда замечаю его суровое выражение лица. Чёрт, как же я люблю его. Вытираю глаза, облизывая сухие губы. Проходит мимо меня, останавливаясь напротив матери.

– Я тебе неясно сказал? – Слышу его ледяной голос.

– Сынок…

– Закрой рот. Пошла вон отсюда, – обрывает её, а я прислоняюсь к стенке. Слишком сильные эмоции и чувства отдала в свой крик на эту женщину.

– Сынок, поехали со мной. Я помогу тебя…

– Вон, – наблюдаю, как хватает её за локоть, толкая к двери. И даже не хочу помогать. Хотя она ищет именно у меня спасения. Но сейчас я переполнена отвращением к Эмбер и болью.

– Он болен, Мишель. Мне жаль тебя…

– На хрен пошла отсюда! – Николас, подлетая к матери, сильнее толкает её к двери. Только закрываю глаза, ощущая горечь во рту.

Болен, а я больна им. Слишком глубоко больна, чтобы верить в ужасный конец. Слишком люблю, чтобы воспринимать эти слова серьёз. И всё же, они царапают сердце. Дверь хлопает и я, вздыхая, распахиваю глаза, поднимая голову на вошедшего в гостиную Николаса.

– Никогда. Больше. С ней. Не встречайся. Тебе всё ясно? – Рыча, подходит ко мне ближе. А я упиваюсь его яростными глазами, его обликом. Не видела кажется так долго, что забыла, как дурманит меня его аромат и приносит спокойствие.