Цепляюсь за плечи и тянусь к его губам. Он не трахает меня. Он медленно входит в меня и так же медленно начинает двигаться. Он занимается со мной любовью. Нежной. Красивой. Той, о которой я просила. Я понимаю, что в то же время он не сдерживает своего зверя внутри, он кусает мочку моего уха, посасывает её и наслаждается. Именно наслаждается моими мягкими вздохами, прикосновениями к его спине. Как и я сжимаю его волосы, двигаясь в одном ритме. Меня это настолько поражает. Он обнимает меня руками, и голова лежит в его ладони. Мы целуемся. Целуемся и снова целуемся, занимаясь чёртовой любовью, которой так не хватало. В моём теле вновь рождается сильное желание. Обладать им в последний раз. Делаю резкое движение ему навстречу, и он без слов понимает меня. Движения бёдер Николаса становятся жёстче, он врывается в моё тело с такой силой, от которой меня подталкивает вперёд, и постоянно целует. Ловит губами каждый крик, каждый вздох, каждый стон. Ловит моё дыхание. Возвращает его в меня и любит. До сих пор любит своей странной и тёмной любовью. Его дыхание становится прерывистым, он упирается в мой лоб своим, и я смотрю в его глаза, приоткрыв рот, и быстро дышу. Низ живота сводит от удовольствия. По всей крови медленно расползается горячая и живительная страсть, чтобы через несколько секунд взорваться внутри меня огромными яркими исками. Меня накрывает оргазм, и я прижимаю Николаса к себе, издавая стон за стоном в его губы. Мои мышцы быстро и яростно сокращаются, стискивая в своих объятиях его член. Николас жмурится и делает несколько резких толчков в меня, а потом замирает, до боли сжимая пальцами мои волосы. Его губы прижаты к моим, но мы не целуемся. Просто дышим друг другом. И это самое лучшее, что произошло со мной за последнее время.

Тридцать восьмой вдох

Я лежу на животе Николаса, смотря в потолок. Он машинально, как и раньше, перебирает мои волосы, приподнимая пряди. Мы молчим. Нам нечего больше сказать друг другу.

На самом деле я сейчас понимаю, что не жалею о сексе с ним. Каким бы он ни был, он был. Мне было хорошо. Впервые за долгое время я, действительно, насладилась тем, что со мной делал Николас. И это доказывает, что наши желания так отличны друг от друга. Я подозреваю, что он был нежен со мной, потому что прочёл моё письмо, в котором я умоляла его об этом. Умоляла хотя бы раз в три дня именно заниматься любовью, а не трахаться и не изучать новые девайсы. Пора признаться, что Николас красиво завершил всё.

Приподнимаюсь, прижимая к груди одеяло.

— Я схожу в душ. Ты можешь уходить. Это был прекрасный прощальный секс. Спасибо, — сухо произношу я и, поднимаясь с кровати, стягиваю одеяло с бёдер Николаса, обнажая его тело.

Я не буду смотреть, как он закроет за собой дверь. И сейчас я не бегу от этого. Я чётко осознаю, что мы с Николасом расстались. Моя жизнь никогда не будет прежней. Мне будет сложно. Я точно буду плакать. Но я принимаю его желание быть свободным. Мы ограничивали друг друга во многом. Так мы бы долго не протянули. Это был вопрос времени.

Сбрасываю одеяло и забираюсь в душ. Я ни о чём особенном сейчас даже не думаю. Мне не больно. Я до сих пор нахожусь в эйфории от поцелуев Николаса. Он никогда так часто и много не целовал меня, как в этот раз. Дотрагиваюсь до своих опухших губ и слабо улыбаюсь. Я запомню этот момент на всю жизнь. Вот так любят друг друга. Именно так, не причиняя боль, а оставляя улыбку.

Заматываясь в полотенце, выхожу из ванной комнаты и прислушиваюсь к тишине. Тащу за собой обратно одеяло, замечая, что моя одежда валяется в коридоре, как и рубашка Николаса. Сумка стоит там же у дивана. Он не ушёл.

Хмурясь, заглядываю в спальню, а Николас так и лежит на постели, подложив одну руку под голову и согнув одну ногу. Голый. Он не спит. Смотрит на меня.

— Ты, наверное, тоже хотел принять душ? Он свободен, — понимаю я причину, почему он до сих пор здесь. Других у него быть не может. Мы оба получили больше, чем просто поцелуй.

Кладу одеяло на кровать и озадаченно наблюдаю, как Николас берёт его и прикрывает им свои бёдра, возвращаясь в ту же позу.

— Почему ты здесь? Ты сказал, что уходишь. Я всё понимаю, Николас. Я больше не плачу, я в норме. Я не буду кричать или обвинять тебя в чём-то, потому что не имею права. Это было. И я не жалею. Ни об одной минуте своей жизни рядом с тобой я не жалею, даже о прощальном сексе. Всё в порядке, — стараясь быть спокойной в данной ситуации, заверяю его.

Николас прищуривается, а затем уголок его губ приподнимается в усмешке.

— Подойди ко мне, Мишель, — раздаётся его мягкий приказ. Он указывает взглядом на место рядом с собой.

— Николас, просто уйди. Я не понимаю, что ты ещё хочешь от меня? Одного секса достаточно. Уходи, — настойчиво произношу я, указывая пальцем на дверь.

— Ты хочешь, чтобы я ушёл?

Да он издевается. Он ведь сам говорил о том, что между нами ничего больше нет. Да, секс был превосходным, но одним сексом сыт не будешь.

— Честно. Мы столько раз обещали друг другу, что будем говорить честно, но, оказывается, довольно редко это делали. Ты хочешь, чтобы я ушёл, Мишель? — Его вопрос серьёзен, слишком серьёзен для голого мужчины, развалившегося на моей постели.

— Нет, я не хочу, но…

— Этого достаточно. Иди сюда. Живо, — Николас резко перебивает меня и указывает снова взглядом на кровать.

Сглатываю и опасливо приближаюсь. Я и, правда, сейчас не понимаю, что ещё он хочет получить от меня. Всё уже сказано. Всё решено. Так зачем тянуть время?

Присаживаюсь на край постели и поворачиваюсь к Николасу лицом, снова поправляя полотенце, чтобы не свалилось.

— Ты боишься меня? — Спрашивает он.

— Нет. Я никогда особо не боялась тебя, Николас. Я боюсь себя и того, что со мной будет, если ты вновь примешься топтать моё сердце, — тихо отвечаю, мотая головой.

— Я отвратительно поступил с тобой, Мишель. Я хотел причинить тебе такую же боль, какую испытывал сам, когда ты ушла. У меня нет понятия «уйти на время». Есть понятие «уйти». Это то, что я услышал. Ты была напугана, как и я. В ту ночь я пережил очень сильный страх за твою жизнь. Я испугался, как любой нормальный человек, понимаешь? Я испугался, что тебя убили или сильно поранили, или… я придумал себе достаточно «или», пока ехал к тебе, после сообщения о том, что Люси пришла, и ты её впустила. Я злился на тебя за твоё чёртово сердце, которое всегда будет для меня загадкой. Я злился на себя, что не смог тебя уберечь. Я злился из-за того, что ощутил себя бессильным, и это вернуло меня в детство, когда я ничего не мог сделать, а только смотреть и плакать от боли и жестокости. А потом ты заявила, что хочешь уйти и взять время, чтобы подумать. Ты не могла даже ответить на вопрос, любишь ли меня. Я разозлился ещё сильнее, — он замолкает.

— Зачем ты это говоришь мне, Николас? Я всё понимаю…

— Дело в том, что я хочу остаться. Всё просто. Я не могу уйти, — повисает тишина после его слов.

Я не верю своим ушам, ведь он буквально ещё полчаса назад говорил о совершенно противоположных вещах, заставив меня испытать невыносимую боль. И я вроде бы приняла его выбор. А сейчас у него снова всё просто.

— Думаешь, мне легко? Нет, крошка. Мне чертовски сложно. Думаешь, я бы поднялся сюда, к тебе, если бы мне было всё равно? Думаешь, я бы просил тебя поцеловать меня, если бы смирился с тем, что это конец? Думаешь, я не умею себя контролировать и позволил бы себе переспать с тобой, если бы сам не желал этого? Нет. Я не могу отпустить тебя. Я столько времени настраивался, чтобы это сделать. Мне казалось, что это будет не так трудно, а на самом деле я не смог и вряд ли смогу в будущем, — Николас садится на кровати и придвигается ко мне ближе.

— Я прочитал твой контракт от корки до корки раз двадцать. А письмо я читаю по семь-восемь раз в день. Знаешь зачем я постоянно избегал совместного времяпрепровождения, когда мы оставались вдвоём? Зачем я вёз тебя в клуб и выдумал новые и новые варианты сессий для нас? — Интересуется он.

— Нет, — шепчу я.

— Дело в том, что в одну минуту я понял — мне это не нужно. Мне это больше неинтересно. Я пытался заставить себя вернуться туда, ведь это моё детище. Это я собрал этих людей под одной крышей, и раньше мне это доставляло невероятные эмоции. Я мечтал о том, что сделаю с тобой там. Я это делал. Я убеждал себя, что просто девайсы не те. Они не такие болезненные, к каким я привык. И я попробовал тот, что нужно. Самый сильный, и я бил настолько ожесточённо, как никогда, — Николас делает глубокий вдох.

— Не меня, да? Ты бил другую? — Едва слышно спрашиваю его.

— Другую. У меня их было восемь. Восемь сабмиссивов и рабынь, которые умоляли меня провести с ними сессию. Я провёл её с каждой, — кивает он. Прикрываю глаза на несколько секунд, и горечь снова собирается внутри.

— Я видела сообщение от номера четыре. Она благодарила тебя…

— За боль, — заканчивает за меня Николас. — Да, именно за жестокую и чудовищную боль, которую я причинил ей. А самое страшное — мне не понравилось. Мне было противно. Я чувствовал себя таким грязным, поэтому напился и видел тебя, плачущую, умоляющую меня прекратить издеваться над собой. Я не успокоился. Я заставлял себя вновь и вновь быть тем, кого создала природа. Но буквально двадцать минут назад до меня окончательно дошло, что это не природа сделала со мной, а я сам. Я насильно вынуждал и тебя, и себя быть теми, кем мы больше не являемся. Я насиловал тебя, Мишель. Я насиловал не только твоё тело в ту ночь в заброшенном доме, но и самого себя, пытаясь вернуть ту ненависть и любовь к боли, которая была у меня до тебя. Я вымещал на тебе свою злость за то, что я это потерял. А оно мне нужно, я думал, что очень нужно. Нет. Мне нужна ты. И вот именно такая нежность, которую я сегодня ощутил. У меня горело сердце от твоих поцелуев.

— То есть, ты устроил эту гонку по изучению девайсов на мне и проводил всё своё время в клубе, чтобы заставить себя снова любить боль, когда она стала тебе ненужной? — Шокировано переспрашиваю я.

— Да. После той ночи в клубе, когда мы с тобой повторили наказание, но так, чтобы излечиться, я заметил за собой много изменений. Я жил в роли Мастера очень много лет, и понимать, что перестал им быть после той ночи, мне было страшно. Я испугался того, что со мной снова что-то не так. Или кошмары начнутся заново, или я сотворю что-то ужасное с тобой. Спокойствие, которое было внутри меня, пугало. Я вёл себя, как козёл. Прости меня, Мишель, за то, что тебе пришлось вынести всё это рядом со мной. Тот страх, который ты описывала, он ранил меня намного сильнее, чем потрясение, оттого что я больше независим от желания постоянно причинять боль. Когда я прочитал твои слова, описывающие ужас от моих прикосновений, мне стало больно и стыдно. Лучшим вариантом стало желание отпустить, учитывая то, что ты встречалась с другим. Я видел его. Я хотел его прикончить на месте за то, что рядом с ним ты улыбалась, а со мной боялась любого шороха. Я так хотел быть им. Беспроблемным. Искренним. Умеющим делать тебя счастливой. И в то же время я продолжал насиловать себя. Люси не помогла мне разобраться в себе, а ещё больше доказала, как опасно тебе быть рядом со мной. Добили меня твои слова на пароме. Чёрт, я чувствовал твою боль и не знал, как помочь. А потом я обнимал тебя. Боже, это словно оказаться в раю под палящим тёплым солнцем после вечного мороза. Я не хочу больше дарить тебе боль, Мишель. Я хочу дарить тебе любовь. Да и поцеловать тебя я просил для того, чтобы это зашло дальше. Именно вот в эту постель. Именно снова в твоё сердце. Я проверил себя и убедился окончательно и бесповоротно, что Мастер во мне умер. Я не отрицаю, что мне нравится грубость, но причинять боль тебе я больше не желаю, — Николас замолкает, а меня словно молния поразила. Я ведь даже не подозревала о том, что с ним творится. Мы и, правда, перестали быть честными друг с другом.

— И вот этот браслет, — Ник поднимает руку, с силой дёргает и срывает его, ломая звенья. Бросает его на пол и находит мою руку.

— Он мне не нужен, чтобы знать, что я твой, а ты моя. Мне не требуется каких-то тематических клятв, подтверждений того, что ты меня любишь и будешь любить, каким бы придурком я ни был. А порой я поступаю нелогично и жестоко.

— Ты спал с ними? С теми девушками? — Шёпотом спрашиваю я. А в голову ничего больше не лезет.

— Нет. Конечно, нет. Для меня секс никогда не стоял на первом месте. Для меня главным было причинить боль, увидеть её, смеяться ей в лицо. Только получал лишь отвращение к себе и к тому, что делаю, прячась за алкоголем, чтобы вернуться туда, где я был любим. Теперь понимаешь, Мишель? После всего, что я наговорил и сделал с тобой; после того, как моя семья изуродовала тебя изнутри и снаружи… это я должен просить тебя дать мне шанс вернуться. Не ты, а я. Твой уход для меня страшен. Посмотри, ведь вокруг так много мужчин лучше, чем я. Даже тот парень. Он идеально тебе подходит. С ним ты была бы постоянно в безопасности. С ним было бы проще. Он бы чётко мог ответить тебе, какое будущее вас ждёт. А твои слова о том, что ты никчёмная… чёрт, ты же не видишь себя со стороны. Моими глазами. Я восхищаюсь тобой, крошка. И я хочу быть единственным, кому ты будешь теперь готовить завтраки. Я хочу быть первым, кто попробует твои кексы или что ты там ещё приготовишь. Я хочу быть с тобой во всём первым и единственным. Я хочу узнать, как люди живут без боли, наслаждаясь каждым мгновением. Я хочу подарить это время, всё моё время, тебе. Меня больше не пугает тот факт, что я независим от посещения клуба. Но меня пугает одиночество и то, что я не успел вовремя всё понять и принять. Я могу вернуться, Мишель? — Николас всматривается в мои глаза, а я в шоке.