— Это моя квартира, это раз. Два, ты понизишь тембр своего голоса, иначе я тебя вышвырну отсюда. Три, сострадания ты ни черта не заслуживаешь, как и чая. Зачем пришла? — Зло цежу я, приближаясь к ней.

В её глазах скапливаются слёзы, наигранные слёзы. Мать прижимает ладонь к белоснежной дизайнерской блузке и охает.

— Не заслуживаю? Я тебя растила. Я тебя любила, а у меня всё отобрали. Буквально всё. Мне жить негде, Мишель. И я надеялась, что, вернувшись в нашу квартиру, увижу в ней тебя и Тейру, но, оказывается, она продана. Ты продала её и забрала себе все деньги, а у тебя ещё и эта квартира есть. Я хочу, чтобы ты отдала её мне, а себе купила что-то другое, — от такой наглости с моих губ срывается нервный смешок.

— Убирайся отсюда. Ты ни черта не получишь, — смеясь, качаю головой. Раздаётся звук духовки о том, что пора доставать кексы.

— Ты не можешь так со мной поступить, Мишель! Я на мели, и я твоя мать! — Кричит она.

— Ты мне не мать, ты сука, которая бросила своих детей. Отец даже их не смог доверить тебе, а в том, что ты на мели, виновата именно ты, а не я. Не надо было платить деньги за ублюдка, который пытался меня изнасиловать, — фыркаю я, приукрашивая правду, и открываю духовку.

— Я не понимаю, о чём ты говоришь, Мишель. Я не работаю, и ничего не умею делать…

— Да, прекрати. Раз уж пришла, то, значит, Николас лишил тебя возможности поддерживать отношения с Робертом. Нравилось спать с мразью, мама? Ублажать его и быть его шлюхой? — Ехидно перебиваю и наслаждаюсь её побледневшим лицом, выкладывая кексы.

— Я до сих пор не понимаю, о чём ты говоришь. Я не знаю никакого Роберта, Мишель. Мне нужны деньги, отдай мне эту квартиру. Насколько я знаю, тебя обеспечивает Николас Холд, раз уж о нём зашла речь, то тебе несложно помочь своей матери. Возьми у него деньги или дай мне пароль от твоей карточки. Большего я от тебя не требую, — она подходит к столу.

— А ты и не вправе требовать, не находишь? Ты знаешь, кто такой Роберт. Ты с ним трахаешься. Люк вас видел и сказал мне о том, что вы планируете. Я в курсе всего, мамочка. Так что пошла ты в задницу, — сладко улыбаясь, отвечаю я.

— Сука неблагодарная. Видишь, до чего довели меня ты и твой папочка! Да, я превратилась в шлюху, чтобы выжить! Ты и понятия не имеешь, через что мне приходится проходить каждый день, чтобы поддерживать свой статус! Этот козёл мне ничего не оставил! Ничего! А ты, дрянь, спишь с миллиардером и если не хочешь, чтобы он пострадал, как и его бизнес, то сейчас же найдёшь мне миллион! Поняла? — Орёт она, сжимая руки в кулаки. Я замечаю это, адреналин в крови подскакивает. Я не позволю, чтобы меня ударили снова. Я не позволю… ситуация с Люси не повторится. Никогда. Но в то же время я хочу знать, что у неё есть на Ника. Это важно.

— И что ты сделаешь? Я могу вызвать полицию и заявить на тебя. Или же попросту позвонить своей охране, которая находится внизу. Если я буду кричать, то точно кто-то из соседей услышит, и здесь повсюду камеры. Все видели, как ты вошла. Тебя быстро найдут, так что лучше тебе решить со мной свою проблему по-хорошему, — стараясь не паниковать, говорю я.

— Посадишь свою мать. За что, Мишель? За то, что она в беде и пришла к своей дочери попросить о помощи? Это карается законом? Нет. Звони кому хочешь, но тогда я испорчу жизнь твоему Николасу Холду. У меня на него довольно много информации, полученной от одной милой девочки по имени Люси. Она настолько зациклена на нём, что с удовольствием помогла мне. Она ненавидит тебя и хочет, чтобы ты умерла. Это я тебе предлагаю решить всё по-хорошему. Ты отдаёшь мне эту квартиру и все деньги, которые получила с продажи моей квартиры, пароли от карточек Николаса Холда, и я уйду, а ты сможешь дальше играть роль маленькой влюблённой сучки, — с каждым шагом она приближается ко мне, и на секунду свет отражается бликами в её руке. Там нож. У неё нож. Она хочет меня убить. Нет! Нет!

От страха и воспоминаний о том, как Люси угрожала и пыталась поранить себя ножом, я кричу, приводя в шок мать, и хватаю противень, на котором в формочках пеклись кексы, изо всех сил размахиваюсь и ударяю её по голове, продолжая вопить.

Мать со стоном падает на пол, а металлический противень прямо на её тело, лежащее у моих ног. Из её носа вытекает струйка крови. От осознания ужаса того, что меня снова хотят убить, открываю все ящики, ища хоть что-то, чем можно её связать. Нахожу моток ниток для индейки. Несусь в свою спальню и копаюсь в вещах, пульс отдаётся в ушах, мои руки дрожат. Нахожу скотч и возвращаюсь к матери, всё так же лежащей на полу.

— Мам? — Шепчу я, переворачивая её. Боже… я её убила. Я убила её. Но всё равно надо связать. Я должна её связать. Обматывая ноги матери скотчем, слышу её хриплое дыхание. От страха, что сейчас она вновь набросится на меня, седлаю её и с размаху снова бью кулаком по носу, а потом ещё и ещё. Меня переполняет адреналин. Мои руки в крови… она, по-моему, не дышит. Боже, что я сделала? Что я натворила? Она хотела меня убить! Убить! У меня просто сработал инстинкт самосохранения. Из моих рук падает скотч, я отползаю от матери, лежащей с разбитым лицом и в крови.

— Боже… что делать? Меня посадят… меня закроют за решётку, — шепчу я, отползая от неё по коридору.

Помощь. Мне нужна помощь. Подскакиваю на ноги и хватаю ключи от квартиры. Как была в халате и босая, так и бегу вниз по лестнице. Охрана. Они помогут. Они… знают, что делать. Я бегу, задыхаясь, падаю на улице и поднимаюсь. Я должна спастись! Я должна!

Ударяю по стеклу машины, и отлетаю в сторону, когда дверь резко открывается. Снова падаю, и меня всю трясёт.

— Мисс Пейн, — один из охранников поднимает меня на ноги. Второй быстро оценивает ситуацию, увидев кровь на халате и на моих руках.

— Она пришла… она… я… убила её… убила её, — задыхаясь, шепчу я.

— Быстро в дом.

Меня буквально подхватывают на руки и несутся со мной обратно. Мы поднимаемся по лестнице, возле квартиры меня опускают. Отдаю ключи и кусаю губу.

— Будьте здесь, — они достают оружие. Чёрт, да уже поздно, я убила собственную мать.

Открывая дверь, они входят туда, а я за ними. Мне страшно. Она до сих пор там лежит. Она не двигается с замотанными скотчем ногами и вся в крови.

— Я… это моя мать… противнем её ударила… она хотела меня убить… она сказала… а потом кулаком. Два раза… наверняка чтобы, — заикаясь, говорю я.

Один из мужчин убирает оружие и наклоняется к матери. Он проверяет её пульс.

— Она жива? — Спрашиваю я.

— Да. Она просто отключилась. Вы хорошо её отделали, мисс Пейн. Будь с ней, — говорит он напарнику, — я узнаю у мистера Холда, что делать дальше.

— Мисс Пейн, присядьте и отвернитесь. Не смотрите, — меня насильно поворачивают и закрывают от матери.

— Я убила её… она подходила ко мне… мне показалось, что у неё в руке нож, но его не было. Я… я очень испугалась. Очень испугалась, — шепчу я.

— Всё в порядке. Вы в шоке. Ваша мать жива, вы сломали ей нос и, скорее всего, наградили сотрясением. Сейчас глубоко дышите. Опустите голову, — мужчина надавливает на мой затылок и заставляет меня согнуться.

— Меня тошнит… меня…

Меня рвёт прямо на пол. Кашляю, и снова рвёт. Прямо на ноги и руки. На волосы. Задыхаясь, издаю стон, и слёзы вырываются из глаз.

— Мисс Пейн, ещё тошнит?

Мотаю головой и вытираю дрожащей рукой нос. Чёрт…

— Дай воды.

Убираю волосы с лица, воняющие и прилипающие к нему.

Мне протягивают бокал с водой, и я делаю глоток.

— Мисс Пейн, вам нужно привести себя в порядок, переодеться, и вас отвезут на квартиру к мистеру Холду, — говорят мне.

Быстро киваю. Нет, я просто машинально киваю и встаю, качаясь и ощущая сильное головокружение. Чуть ли не падаю, но меня подхватывают за талию и помогают дойти до ванной.

— Спасибо, — шепчу, закрывая дверь.

Меня всю знобит от ужаса, оттого что я чуть не убила мать, посчитав, что она хочет напасть на меня. В голове появляются её слова про Люси и про то, что она знает. Меня пугает, что ничего не решилось в Оттаве, а голос Ника был обманчив. Очень обманчив. Если бы я знала…

Смываю кровь с рук и умываюсь, полощу под водой волосы и смываю рвоту с ног и рук в ванной. Я в это время ничего не чувствую. Словно все эмоции атрофировались, и меня парализовало изнутри от страха, хотя я машинально двигаюсь, словно зная, что мне нужно делать. Выхожу голая из ванной, забывая о том, что халат остался там, лежащим на полу. Меня это не волнует. Я боюсь смотреть в сторону гостиной и прячусь в спальне, ощущая стойкий аромат духов матери. Боже, что я натворила. Натягиваю на себя шорты и топик, хватаю рюкзак и камеру, обуваю кеды и выхожу.

— Мисс Пейн, это все ваши вещи? — не поднимая головы, киваю.

У меня забирают рюкзак и сумку, крепко берут за локоть и ведут. Я едва могу идти. Мои ноги одеревенели. Мне так страшно. А сейчас даже заплакать не могу. Хочется, но не могу. Глаза сухие.

— Спасибо за кексы, мисс Пейн. Они были очень вкусными, — раздаётся голос надо мной.

Кексы. Это я виновата. Я отвлекла людей, когда они работали, и мать прошла в дом никем не замеченной. Она не сразу вошла ко мне. Она сказала, что звонила мне целый час. Я была в ванной, а потом вышла. Это я виновата. Снова я виновата.

Я не запоминаю те моменты, когда меня сажают в машину и везут в квартиру к Нику. Я даже не могу посмотреть, кто это делает, и только когда оказываюсь в знакомой ауре спокойствия и мрака, слыша цокот лап собак, я отмираю.

— Шторм, — на секунду улыбаюсь и, наклоняясь к нему, глажу по голове.

— Мисс Пейн, вам приготовить чай или кофе? — Выпрямляюсь и смотрю на Кирка.

— Воды только. Я сесть хочу… я её чуть не убила, — шепчу я.

— Пойдёмте, — он обнимает меня за плечи и ведёт в гостиную.

Помогает сесть на диван. Здесь так холодно. У меня в квартире очень душно, а здесь прохлада. Здесь хорошо. Кирк накрывает мои ноги пледом, и я закрываю глаза. Шторм пытается подлезть мордой под мою ладонь, и даже Софи забирается на диван и ложится рядом со мной.

— Вы такие добрые. Почему люди не могут быть такими? — Глажу обеих собак.

— Мисс Пейн, — Кирк протягивает мне бокал, и я отпиваю из него глоток воды.

— Хотите я закрою их в комнате?

— Нет. Им нужна свобода. Они её заслужили, — мотаю головой и ставлю бокал на столик.

— Может быть, приготовить для вас что-то? Салат или стейк?

— Я хотела приготовить стейк Нику. Я кексы испекла и ударила противнем свою мать. Я…

— Мисс Пейн, не надо. Вы защищали себя, и это правильно. Лучше ударить первой, чем допустить, чтобы ударили вас. Я ни в чём вас не виню, и Хозяин тоже не будет винить. Он уже в самолёте. Давайте, я приготовлю вам чай, хорошо? Мне сообщили, что вас вырвало, и вам необходимо что-то, что не вызовет рези в желудке, — мягко произносит Кирк. Киваю ему и натягиваю улыбку.

— Спасибо.

Кирк уходит в кухню, а я глажу собак. Ни о чём не думаю, а только наслаждаюсь их теплом и поддержкой. Словно они понимают больше, чем мы думаем.

— Мисс Пейн, ваш чай, и я принёс печенье, вдруг вы захотите. Оно овсяное, поэтому не причинит вреда вашему здоровью.

— Спасибо.

— Мне посидеть с вами или я пока пойду приберусь в комнате…

— Всё в порядке, Кирк, иди, — перебиваю его, и парень кивает мне.

Беру в руки кружку чая и делаю глоток. Боже, он вкусный. Несладкий, с какими-то травами и очень приятно согревает меня.

Я так и сижу на диване, допив чай, ставлю кружку обратно на поднос. Глажу собак и смотрю в тёмный экран телевизора. Время мимо меня проносится. Мне уже не хочется спать. Совсем. Отчего-то я очень сильно боюсь за жизнь Ника, как и за свою. Они все хотят нас разлучить, причинить нам боль. За что? Из-за денег? Господи, если бы я не появилась в жизни Ника, то никто бы и никогда не знал о том, что он богат и что он, вообще, существует. Мне так жалко себя и Николаса. Так жалко…

Распахиваю глаза, когда слышу звук лифта, а собаки громко лая подпрыгивают на диване и несутся прочь от меня. Я задремала.

— Тихо. Я сказал, тихо, — ругается на них Кирк.

— Где она?

— Спит в гостиной, Хозяин. Я накапал, как вы и сказали, ей в чай успокоительное и… — Кирк замолкает, когда Ник входит в гостиную, и наши взгляды встречаются. В его удивление, а в моих страх.

Сердце срывается с ритма.

— Николас, — шепчу я, видя его.

— Крошка. Мишель, — Ник быстрым шагом подходит ко мне, и я падаю в его объятия.

— Я… я убила её… я ударила… она грозилась… я так испугалась, — вот и слёзы. Они текут по моим щекам. Обнимаю его за шею и вдыхаю такой родной аромат.