— Неужели, тебе больно, Зарина? — Он надавливает ей на плечо и заставляет опуститься на колени перед собой.

— Я ваш Хозяин. Обоих. И я устал быть нормальным, — прижимает её лицо к своему паху и закрывает глаза, словно наслаждается.

— Ты хочешь, чтобы я трахнул её сейчас? — Недоумённо спрашивает Бен-Батч.

Николас распахивает глаза и ухмыляется, отвечая положительно на вопрос без слов.

— Чёрт, да ты, действительно, больной. Я не против, но…

— Живо, я сказал. Иди к ней и встань за её спиной. Разорви на ней одежду, — рычит Ник. Сглатываю от страха. Он не может так со мной поступить. Он не смотрит в мои глаза, а парень подчиняется ему. Он обходит меня, и его ладони ложатся на мои бёдра, хватая за ткань шорт. Он до сих пор держит пистолет, и меня ужасает то, что меня ждёт.

Дёргаюсь, мыча, а внутри ору. Воплю от страха! Нет! Нет! Николас!

И в этот момент раздаётся выстрел. Грохот за моей спиной. Прикосновения исчезли.

Распахиваю глаза и вижу тот момент, когда Ник хватает ручку с пола и с силой втыкает в глаз Зарины. Она визжит, падает на пол, и я тоже кричу, а выходит лишь снова мычание. А потом такой шум. Топот ног, какие-то голоса. Я кричу и дёргаюсь. Николас берёт нож и подскакивает ко мне. Он режет кожаные ремни на моих запястьях.

Свет полностью включается, и меня ослепляет.

— Всё, всё, крошка, всё, — шепчет Ник, освобождая мои руки, и они падают, как и я вся в его объятия.

— Николас! — Крик Райли.

А затем люди. Их несколько. В форме полиции. Они наставляют пистолеты на всех, кто здесь находится, и медленно входят. Что-то спрашивают, но я не могу услышать. В голове гул. С моих губ исчезает скотч.

— Ник…

— Всё, Мишель. Всё. Это закончилось. Всё закончилось, обещаю. Пошли, нам нужно уйти отсюда, — Николас ставит меня на ноги, а они дрожат. Я не могу идти, жмурюсь. Плечи болят, руки словно током бьёт. Мотаю головой, чтобы прекратить этот шум. Слышны голоса из раций. Райли… вижу Райли, напуганного и с пистолетом. Он подходит к нам, что-то тоже говорит. Я опускаю взгляд на пол и вижу кровь. Её так много. Она везде. Нож тоже весь в крови. Мои руки… кровь.

Николас резко хватает меня за плечи и прижимает к себе.

— От реальности к тебе, Мишель. На этом всё, — его шёпот тонет в раздавшемся выстреле.

Тело Ника дёргается, и он хрипит. Выскальзывает из моих рук, и я падаю вместе с ним по пол.

— Николас! — Визжу и, поднимая взгляд, вижу, как Арнольд держит пистолет и смеётся, пока в него не летит пуля.

— Ник! — Кричу от страха, от ужаса потери. Я за секунду схожу с ума.

Второй вдох

Что такое терять любимых? Это сначала не больно. Ты просто чувствуешь, как захлёбываешься кислородом, и всё равно его мало. Всё происходит быстро. Ты не успеваешь ничего сделать. Даже один вздох. Всё становится неясным, мутным и чёрно-белым. Все краски моментально исчезают, но ненадолго. Они врываются в тебя снова. Твоё сердце стучит. Оно не остановилось, не разорвалось на самом деле. Оно стучит. И ты дышишь. А вот в голове всё проносится. Внезапно появляются воспоминания и так же обрываются, и ты оказываешься снова там, где и была. Внутри тебя начинается агония. Каждую мышцу ломает. Ты отказываешься дышать и в то же время ты это делаешь. В принципе, терять любимых дело привычки. Плохой привычки. А вот потом наступает время долгой и мучительной боли. Она изъедает тебя, смеётся над тобой, заставляет тебя падать. Она приказывает тебе подчиняться. И ты лежишь. Лежишь как будто на сухой земле и смотришь на чистое небо. Ты не двигаешься с виду, а внутри тебя крутит, вырывает из тела. Ничего не происходит такого, чтобы скорбь была вселенской. Это просто случается без предупреждения, как и любовь. Смерть её сестра. Они одинаковы. Пугают. Затмевают рассудок. Ты умоляешь этого не делать с тобой, но им всё равно. Они решили за тебя. И ничего не изменишь. Ты подчиняешься.

Все события происходят очень быстро. Меня оттаскивают от Ника, обездвиженного и лежащего на полу. Я вижу труп Арнольда, а потом Николаса. Такого же. Серого. Я кричу, пытаюсь вырваться из чьих-то рук, но меня отталкивают. Меня забирают от него. И даже не понимаю, плачу ли я. Больно ли мне? Только страх. Сложно передать словами, насколько страшно видеть смерть любимого человека. Это много огней и громкие голоса. Это толчки. Это крики. Это вертолёты. Это Райли, обнимающий меня и плачущий вместе со мной. Это ад. Пекло, которое сжигает тебя невидимым огнём и оставляет такие раны, которые хоть и затянутся со временем, но всегда будут с тобой. Сейчас же они горят. Везде. На каждом участке тела. Они кипят и плавятся. От них душно. Очень душно. А потом больница. Снова мой крик. Кислородная маска на лице Николаса, и спешащие врачи. Его забирают в операционную, сообщая о том, что им пришлось его реанимировать, и шансов нет. Нет! Тогда почему преступникам дают шанс на жизнь? Почему насильников выпускают из тюрьмы? Почему, чёрт возьми, жестокость стала нормой в этом мире, и ей дали шанс? Почему не ему? Не Николасу, который помогал людям? Почему не человеку, которого я люблю? Почему?

— Мишель! Мишель, тебе надо успокоиться! — Я мотаю головой и скулю, а Райли трясёт меня за плечи.

— Послушай меня, тебя должны осмотреть. У тебя порезы и кровь. Ты слышишь? Николас был бы недоволен тем, что ты делаешь! — Кричит он. И как только вспоминает ЕГО, то я затихаю.

— Хорошо, вот так. Он сильный, справится, но если потеряет тебя, то смысла бороться не будет, поняла? — Киваю и всхлипываю.

У меня болит сердце. Сильно тянет внизу живота. Я не могу встать с пола, на который упала, когда Ника забрали. Я не могу сделать и движения. Я просто сижу.

— Райли! Миша! — Ко мне подскакивает Сара, плача и обнимая меня.

— Боже, когда я услышала тебя и то, что ты говоришь, чуть с ума не сошла! Где Ник? — Она тоже кричит, гладит меня по волосам и кричит. Громко очень.

— Сара, уговори её встать и пойти в палату. Она не идёт, — просит Райли.

— Райли? Что произошло? — Я узнаю голос Эла, а потом меня обнимают со второй стороны.

— Мишель, — Амалия.

— Николас ранен. В него выстрелил Арнольд, он стрелял в Мишель, но Николас закрыл её собой, и… в общем, плохо. В лопатку или лёгкое, я не запомнил. Сердце задели, по-моему. Я не знаю… я летел в другом вертолёте с ней, — голос Райли ломается.

— Боже мой, — шепчет Ами, крепче обнимая меня.

— Но его прооперируют, да? Он же выживет? — Испуганно шепчет Сара.

Я знаю, что Райли пожимает плечами, потому что шансов нет! Мать их, шансов!

— Что можно сделать? Давай, я поговорю с кем-то? Стоит вызвать других хирургов? Из Германии? Заказать им самолёт и…

— Эл, уже поздно, — останавливает его Райли.

— Поздно, — повторяю я.

— Нет, Мишель, не поздно. Всё хорошо. Он просто сейчас в операционной. Пулю вытащат и подлатают Николаса. А потом… потом всё будет хорошо. Всё будет хорошо, — Амалия не верит своим словам, обманывая меня.

Почему люди считают, что выдавать желаемое за действительное, лучше? Нет. Нельзя давать надежду, если её нет. Когда ты надеешься, то веришь в иллюзию, а лучше знать правду. Понимать её с той силой, с которой сердце болит. Нельзя лгать. Не тогда, когда мне снова надо надевать чёрное.

— Где она?

— Пирс, а ты что здесь делаешь? — Удивляется Райли.

— Узнал по новостям, что Николас Холд в больнице с огнестрельным ранением, а Мишель Пейн в плохом состоянии. Я приехал, чтобы её осмотреть. Она моя пациентка, — поднимаю голову на Пирса, стоящего рядом с нами.

— Хм, это очень заботливо, но вряд ли Мишель сейчас требуется гинекологический осмотр. У неё рана на животе и царапины, ей нужна другая помощь, — мрачно замечает Райли.

— На животе? Так, вы заказали палату? Мне нужен аппарат УЗИ немедленно! Мишель, кровь есть? — Пожимаю плечами.

— Живо, палату и УЗИ! — Кричит Пирс, расталкивая девочек и хватая меня за руку. А она болит. Скулю и оступаюсь, чуть ли не падая.

— Пирс, остановись. Сейчас не время…

— Как раз время! Не хватало, чтобы она потеряла ребёнка! — Возмущается он и куда-то тянет меня за собой.

— Что? Какого ребёнка? — Изумляется Эл.

— Вместо того, чтобы изучать пестики и тычинки, почитали бы информацию о том, что девушка умеет рожать, а не только стонать под вами. И беременность случается, если люди занимаются сексом. Мальчишки! Где палата? Райли, ты что стоишь? — Жмурюсь от громкого голоса Пирса.

— Она беременна? — Райли поворачивает голову к Элу.

— Да, палату. Райли, найди палату, пожалуйста. Сильные потрясения, она, действительно, может потерять ребёнка! — Сара подскакивает к нему и толкает в плечо.

— Сделай что-то! Она не должна его потерять! Она достаточно уже потеряла! Хотя бы ребёнка ей оставьте! — Амалия ударяет Эла по плечу.

И снова бедлам. Меня заставляют лечь на кушетку, появляются ещё какие-то врачи, которым Пирс объясняет ситуацию. Меня везут по коридорам, затем в лифте.

— Николас… — шепчу я и вздрагиваю, когда слышу в голове выстрел.

— Это просто гель, Мишель. Холодный гель, — говорит Пирс, а я не понимаю больше ничего.

— Нужна капельница. Сильный тонус, — меня дёргают во все стороны. Я смотрю в потолок. Смотрю и вижу серое лицо Ника. Слышу его последние слова.

«От реальности к тебе. Вот и всё», — конец.

Но это нечестно!

Я даже не чувствую, как в мою вену проникает иголка, как меня осматривают. Обсуждают, сколько наложить швов, и нужны ли они. Поворачивают моё лицо, что-то у меня спрашивают, а я вижу улыбку Ника. Я ныряю с ним в кристально чистую лазурную воду и плыву к нему. Он целует меня. Подбрасывает над собой, отчего я с плеском падаю в воду и, выныривая, слышу его смех. Я пытаюсь догнать его… догнать, и он смеётся. Смеётся. Он счастливый. Он влюблённый. В меня.

А сейчас он практически мёртвый.

Слёзы высыхают, когда мне заклеивают пластырем сгиб локтя и советуют ещё немного полежать. Все мысли исчезают, оставляя меня наедине с горем.

Поднимаю голову и замечаю, что в моей палате находятся Райли и Сара, Эл и Амалия, Адам и Кэйтлин, Марк и Тейра.

— Он умер? — Шепчу я, привлекая их внимание.

Они переглядываются, хотят солгать, но нельзя. Для меня неприемлемо.

— Нет… он ещё в операционной. Пуля застряла в нескольких миллиметрах от его сердца. Кровь не сворачивается, они пытаются её остановить. Ему делают переливание. Он ударился головой, когда упал, и там гематома. Кровоизлияние, которое им удалось поймать и предотвратить. Из-за тока… сложности, — с трудом произносит Эл.

— Майкл?

— Он пришёл в себя. Сотрясение, ему наложили несколько швов, и его состояние стабильное. Он в порядке, — сообщает Райли.

— Мишель, там полиция. Следователь хочет поговорить с тобой, я отказал ему, но это…

— Я поговорю, — перебиваю Адама.

Он кивает и показывает всем выйти из моей палаты. Перевожу взгляд на свои руки и вижу синяки от ремней на запястьях. Какая ерунда. Синяки, а ОН умирает.

Ко мне входят мужчины и представляются. Они расспрашивают меня о том, что случилось. Я во всех подробностях, но очень и очень сухо рассказываю им кто это были, что они делали, что хотели. Арнольд умер. Зарина в тяжёлом состоянии и на пороге смерти. Её брат мёртв. В него выстрелил Райли. Вот… вот зачем Ник всё это говорил. Он увидел его, наверное. Заметил движение за дверью в домике на острове. Он специально его поставил туда, чтобы Райли было легче стрелять и не задеть меня. А теперь Николаса… больше не будет.

Я захлёбываюсь слезами и больше не могу говорить. Закрываю лицо руками и плачу, понимая, что терять любимого это очень больно. Это даже больше чем больно. Это страшно. Это невыносимо. Хочется кричать. Молотить кулаками. Визжать от этой боли, а я только плачу, сдерживая всю эту огромную боль в своём сердце.

Меня никто не трогает. Никто не останавливает мои слёзы. Они понимают, как мне плохо сейчас. Никто не напоминает мне, что я сделаю хуже ребёнку. Раньше я думала, что легко смогу уйти и выбрать ребёнка. А сейчас ушёл ОН и, вероятно, навсегда. И это хуже, чем если бы Ник просто встретил другую девушку и был с ней. Это земля. Это гроб. Это смерть. А оттуда обратной дороги не было и не будет. Это конец. От меня в вечный мрак и боль.

Умываюсь и даже не хочу смотреть на своё лицо. Щека и челюсть ярко-сине-фиолетовые. Нижняя губа разбита, кожа на них потрескалась и запеклась кровь. Мне противно смотреть на себя.

Переодеваюсь в одежду, которую мне привезла Сара из моей квартиры. Я не помню, чтобы просила её об этом, но она это сделала. Она помогает мне застегнуть шорты, чтобы не повредить повязку под порезом на животе. Амалия расчёсывает мои волосы и заплетает их в косу. И я безумно им благодарна за то, что они молчат. За то, что просто рядом. Порой никакие слова не нужны, особенно те, которые убеждают в том, что есть надежда. Нет, верить нельзя. Надо смотреть фактам в лицо.