– Ты просто был пьян. Я не хочу верить в эту историю!

– Именно поэтому я не хотел ее тебе рассказывать.

– Так почему ты напился!?

– О да, думаешь, так просто после всего этого идти домой и делать вид счастливого отца и мужа!? Что бы ты сделал на моем месте?

– Давно рассказал бы правду, Стэн! Я бы постарался быстрее привести дела в порядок и насладиться жизнью. И что же ты собираешься сказать Рени?

– Для них я был на встрече с парнями, и вероятно мы немного перепили.

– Да, вот только Уайт уже год как не пьет, Дэнис уже неделю в отпуске в Европе, а Артуру, Кингу и Гарри, думаю, она уже успела позвонить.

– Придумаю что-то.

– Придумаешь что? Через 28 дней скажешь – Рени, прости меня, я умираю!? Вуд, давно ты не был трусливым и безответственным идиотом и тут решился?

– Послушай, я просто не хочу расстраивать беременную жену, которая родит со дня на день, а потом последние 28 дней доживать так, словно уже умер. Как, черт возьми, объяснить пятилетней дочери, что через месяц ее отца не станет навсегда, что она больше не увидит своего отца? Может, ты мне подскажешь!? Это ведь так легко, Вальдо! Если ты такой умный, то подскажи мне!

– Не истери! Ты прав, дело худо, но напиваться в каком-то подвале с алкоголиками – явно не лучшее решение, Стэн, и ты это понимаешь. Бог мой, как тебя угораздило заболеть раком мозга?

– Я не знаю, Чейвз, не знаю! Ты сам не веришь в справедливость мира с детства. Тот, кто никогда не пил алкоголя, здесь болен циррозом, никогда не куривший человек – раком легких, а тому, кто никогда не хранил злых умыслов, уготован рак мозга.

– Здравствуйте, с вами радио «Философия Бруклина», и прямо сейчас наш философ Стэнли Вуд прочтет вам лекцию о несправедливости мира.


Вуд рассмеялся:

– Вальдо, иди к черту! Я до сих пор шокирован, в данный момент мне необходимо немного понимания и поддержки.

– Я пытаюсь поднять твой дух, своим унынием ты ничего не добьешься.

– Ты прав, дал слабины, больше не повторится.

– Рад слышать это.

Вуд настолько был вовлечен в разговор, что забыл, что Чейвз везет его в неизвестное место, Чейвз же пытался найти хоть один аргумент в пользу того, что Вуд не любит свою жену:

– Ваше первое свидание?

– 15 декабря.

– Когда ты впервые увидел ее?

– 3 сентября

– Когда ты понял, что любишь ее?

– 3 сентября

– В тот же день?

– Это было в школе, Вальдо, она только переехала к нам, я влюбился в нее с первого взгляда.

– Так, хорошо, когда вы впервые поцеловались?

– На первом свидании.

– Где это произошло?

– На пешеходном переходе, мы ждали светофора, я провожал ее на автобус до дома.

– Ваша свадьба?

– 26 ноября. Каждый месяц в этот день я дарю ей цветы.

– Ты псих! Ты действительно помнишь все?

– Я помню все, что связывает нас с ней.

– Если бы ты помнил все так же о работе, ты был бы миллиардером!

– Мне хватает денег, Чейвз, а в свете последних событий они мне совсем не нужны.

– Но они еще понадобятся твоей семье.

– Там хватит и моим внукам, а после еще одной сделки с фирмой спортивных аксессуаров, которую я собираюсь заключить при жизни, хватит нашим пра-правнукам.

– Только сейчас начинаю понимать, насколько ты проворен и несчастен.

– Отвали, Вальдо.

– Нет, я серьезно!

Вуд обратил внимание на дорогу, когда Чейвз остановился, он припарковал машину возле высотного здания:

– Бруклинский мост, ты серьезно?

– Выходи.

– Чейвз, нам уже не по 16, к чему это?

– Сейчас ты выглядишь нытиком, прямо как в наши шестнадцать!

– Хорошо, идем.

Когда Вуд и Чейвз были 16-летними подростками, после прогулок с товарищами они приезжали на Бруклинский мост вечером, делились своими проблемами и высказывали свои мысли, прогуливаясь по мосту, когда они понимали, что высказались и выслушали друг друга, ехали домой – это почти стало их традицией. И сейчас, когда их возраст приблизился к 30, они вышли из машины и направились к мосту, как тогда, 15 лет назад. Мягкий теплый ветер слегка трепал волосы проходящих девушек, а лучи июньского солнца казались настолько приятными, словно влюбленная мать гладит спящего младенца. Громадный висячий серый мост, протяженный почти на 2 километра через Ист-Ривер, привлекал внимание каждого человека, чей взор хоть краем глаза пал на это строение, исключением не были и Вуд и Чейвз, которые еще мальчишками влюбились в этот мост, как в нечто сверхестественное.

– Твоя жизнь вот-вот оборвется, что сейчас творится в твоей голове?

– Сейчас намного лучше, Чейвз, но вчера, когда я вышел из квартиры гадалки, я не знал, куда себя деть. Прости, я просто поддался эмоциям, вчера я не знал, что мне делать.

– Мне не за что тебя винить.

– Рени, возможно, переживет это, Стэфи пока не поймет, а позже привыкнет, но как мне рассказать об этом моей матери? Я до сих пор не могу понять, что мне делать, я не смогу подобрать слов для своей матери, понимаешь?

– Но-но, не кипятись. У тебя уже нет времени для паники, вчера ты должен был для себя все решить.

– Я расскажу Рени только тогда, когда дела будут совсем плохи, от Стэфи и мамы я постараюсь скрыть это.

– Зачем ты так с миссис Вуд?

– А ты бы смог объяснить своей матери, что через 30 дней тебя не станет!?

– Скажи, как есть,Стэн. Она обязана попрощаться с тобой, пока ты жив.

– Возможно, ты прав.

– Черт! И ты даже не считаешь, что жизнь несправедлива по отношению к тебе?

– Я пережил этот момент. Знаешь, я уже построил свое счастье, и, возможно, это моя вина, что я сделал это так рано. Последнее, что я хочу сделать перед смертью – это увидеть своего сына и станцевать с Рени последний танец.

– Вот так просто? Станцевать танец? О каком построенном счастье ты говоришь? Разве ты не хочешь увидеть, как твой сын сделает первый шаг? Не хочешь услышать, как он назовет тебя отцом? Не хочешь увидеть, как он забьет свой первый гол за сборную школы? Разве ты не хочешь, проводить свою дочь под венец? Разве твоя мать должна хоронить тебя, а не ты ее? Ты не видел даже половины счастья. Даже мне обидно за тебя!

– Ты позаботишься о них, я знаю это! А счастье – я уже счастлив, как никогда. Я просто хотел, чтобы моя семья ни в чем не нуждалась, и я сделал это.

– Но они будут нуждаться в тебе.

– Ты позаботишься о них, Чейвз, ты единственный, на кого я точно могу рассчитывать.

– Даю слово.

– Спасибо тебе за все!

– Прекращай.

На некоторое мгновение мужчины замолчали, не потому что им нечего было сказать друг другу – говорить что-то не имело смысла, да и что можно было сказать человеку, который знает, что через месяц его уже не будет в живых, и что, в свое время, мог сказать он. В этот момент Чейвз и Вуд понимали друг друга, не говоря ни слова. Чейвз чувствовал себя даже более несчастным, чем Вуд – за эту ночь Вуд уже успел все уложить в голове и принять, как должное, Чейвз же только что


узнал, что самый близкий его друг смертельно болен, он с трудом мог понять, как такое возможно – человек, шедший с тобой всю жизнь рука об руку, с самого детства, в трезвом виде и здравом уме сейчас идет и рассуждает вместе с тобой о проблемах жизни, а через 4 недели он будет лежать в деревянном ящике, со стеклянными глазами и бледной холодной кожей, и не сможет произнести ни слова.

–Как!? – единственный вопрос, который возникал в голове Чейвза.

Внезапно, даже для самого себя, Вуд оборвал молчание:

– Знаешь, когда я женился на Рени, когда родилась Стэфи, я начал мыслить совсем по-другому, стал ощущать себя совсем взрослым мужчиной, а самым важным после семьи для меня были деньги, карьерный успех. Я не заметил, как пролетели последние 5 лет, совсем. Я все торопился заработать, обеспечить свою семью, но не понимал, что время убегает, а я так и не успел им насладиться, только сейчас я начал понимать, насколько я счастливый человек, у меня есть абсолютно все, чего только может пожелать любой мужчина. Ведь это мечта – целовать красавицу-жену, держать на руках маленькую принцессу-дочь. Именно в этом было счастье всей моей жизни.

– Ты обещал не распускать соплей.

– Я просто размышляю, каким я был глупцом.

– Ты просто зануда, Вуд.

– Знаешь, другого времени высказаться и рассказать всю правду у меня не будет.

– Я все равно не хочу верить в это, ты меня слышишь?

– Придется, Вальдо.

– Да иди ты!

На дороге раздался громкий сигнал автомобиля, прервавший их разговор – какой-то лихач зазевался и чуть не въехал в юную леди, которая перестраивалась на его полосу. Убедившись, что все в порядке, мужчины пошли дальше.

– Честно, Вальдо? Когда нам было лет по 15, не сказать, что я завидовал и подражал тебе, но ты был примером для меня, у тебя все было хорошо, а я терпел сплошные неудачи, поэтому старался быть похожим на тебя.

– Сегодня какой-то вечер откровений, – рассмеялся Чейвз

– Я рассказал тебе все, как есть, и мне стало проще. Наверное, сейчас это действительно важный разговор. Спасибо, Вальдо.

– Да брось, Вуд, все в порядке. Ты так и не ответил мне – как ты планируешь рассказать обо всем семье?

– Вальдо, я пока не решил.

– Я лишь хотел тебя предупредить, что взять и уйти из жизни, оставив любимую женщину с двумя детьми, как-то нечестно.

– Ты думаешь, я как-то могу повлиять на это?

– Я имел в виду, что тебе нужно подготовить жену к этому. Вы вместе уже 15 лет, вы прошли через все, что только могли, это просто нечестно!

– Да, ты прав.

– Тебе повезло с ней, Стэн. Надеюсь, ты не пожалел, что смог ее вернуть тогда, 10 лет назад.

– Ни разу за эти 10 лет, Чейвз.

– Как она тебя терпела, когда мы были подростками? Ты был еще тем скользким типом.

– Если ты не заметил, у меня сейчас немного другая проблема.

– Да, прости.

– Ладно, я вроде бы отвлекся, отвези меня домой.

Возвращались к машине мужчины в полном молчании. Вуд хлопнул дверью и отвернулся к стеклу, наблюдая за городом, плавно плывущим за окном, он вспоминал, как изменился город с тех пор, как он в последний раз уезжал с последнего такого разговора с Вальдо – тогда мост выглядел престарелым, а высотки не казались такими несовременными, безвкусными и потертыми. Вуд размышлял и о том, как изменились они с Вальдо – 15-летние подростки, мечтающие о красивой жизни, выговаривая по вечерам друг другу свои недостатки и проблемы, стали взрослыми мужчинами со своими семьями и общим бизнесом. И только вид на Манхэттен не изменился совсем: словно Бруклинский мост – дорога в рай, каким кажется Манхэттен, точно совсем недосягаемый мир, хотя два таких разных мира разделяет всего один пролив шириной приблизительно 2 километра – в этих мирах живут люди разных категорий и разных жизненных ситуаций – мир Вуда с детства был полон нестабильного заработка и нищеты, в 15 лет Манхэттен был для него таким недостижимым и желанным, что он взял за мечту переехать туда, но когда он нажил состояние, то понял, что Куинс – его родина, где живут семья, друзья и давние знакомые, с которыми он провел всю свою жизнь, и переехать из Куинса – неуважение к каждому из них, ведь зарабатывать в его сфере можно из любой точки света.

Подъезжая к дому, Вуд осознал, насколько он соскучился за все это время по своей жене и дочери, насколько рад он будет видеть их, но даже не представлял, что ответить на вопросы о его отсутствии. На всех парах Вуд мчал домой, чтобы обнять всеми силами Рени и Стэфи, даже немного пританцовывая.

– Эй, я дома! – в унисон с открытием двери вскрикнул Вуд.

Ответа не последовало. Первое, что пришло Вуду в голову – позвонить лучшей подруге Рени, Алете:

– Алета, привет, слушай, ты не знаешь, где Рени, я очень переживаю за нее!

– Ох, сам мистер Вуд собственной персоной!

– Пожалуйста, можно без театра!?

– Твоя жена настолько разволновалась, что у нее начались преждевременные роды, поздравляю, буквально через несколько минут ты станешь отцом!

– Боже мой! Стэфи с вами?

– Она у родителей Рени, думаю, у них сейчас все в порядке. Мягко говоря, Рени сейчас немного недовольна, но и немного напряжена.

– Очень остроумно! Я буду с минуты на минуту!

Вуд тут же рванул на улицу, чтобы сэкономить время и не бежать до бара, он решил поехать на Wolksvagen, по пути до гаража он лишь умылся и закрыл дверь дома.

– Прошу прощения, сэр, но туда нельзя, идут роды! – закричала чем-то озабоченная медсестра, увидев, как Вуд пытается пройти в палату.

– К черту ваши запреты, я ее муж! Я должен присутствовать там! – выкрикнул Вуд и пролез к двери через сестру, чуть ли не снеся ее с ног. Он распахнул дверь и влетел с букетом цветов в палату за мгновение.

– Сестра, что здесь делает этот молодой человек? – возмутился доктор.