Демидов вежливо попрощался.

Вот черт, а как ей именно сейчас хотелось с ним поговорить.

Она поняла, что одиночество ее зависит от того, есть ли голос Демидова или нет. Нельзя же действительно жить мудростями Фимы Немуйчика, или ее редакционных девушек, для которых итальянская помада и французские высокие сапоги являются достижением человеческого прогресса.

Правда, Фима бывает забавным. У него на любой случай свои комментарии. Когда Катя ему что-то советовала, он отвечал: «Не учите меня жить, помогите материально».

А если дело касалось серьезного скандала, учил «притвориться шлангом». Еще у него было выражение «бобик сдох», если он хотел уйти от разговора.

У Кати недавно на оперативке этот «бобик» выскочил, как черт из табакерки, когда она заканчивала свое выступление. Вместо своего обычного «у меня все», ляпнула – «бобик сдох».

Фима встал и серьезно потребовал заплатить штраф за использование без разрешения автора его высокохудожественного произведения.

Иногда Катя завидовала Немуйчику, как легко ему живется. Свой паровоз он точно в тупик не загонит, у него всегда есть объездная дорога. Так, наверное, и надо.

С нее словно оковы сняли. Даже дышать стало свободней. Как хорошо, что есть такой человек – Георгий Демидов, который вторгся в ее мир со своими вибрациями, заставил ее многое начать переосмысливать, мало того – действовать, чего раньше за ней не наблюдалось.

Вот так плывешь по течению, все спокойно вокруг, дали просматриваются на многие километры. И вдруг из какого-то заливчика выплывает лодка, а в ней твоя новая жизнь.

Непростая судьба в лодке привезла ей Демидова. Его образ маячил, начиная с семи утра, когда она сидела голая на постели и осматривала свою фигуру, а затем осторожно трогала свое тело, гладила ноги, живот, груди, начинала делать медленную зарядку растирания клеток, дабы они быстрее проснулись.

А теперь она сидела голая и думала о вибрациях, на какой частоте находится сейчас ее пульс. А за ее действиями наблюдал, сидя на диване в сиреневом халате Демидов, голосом прибора сообщал данные измерений.

Это было так смешно и даже немного сексуально, что новая привычка быстро отогнала старую. Но Демидов иногда появлялся и ночью. Он много говорил неизвестно чего, обласкивал ее тело взглядом и приглашал идти. И они шли – по луговым травам, плесам.

Вот только не помнила Катя, голая ли она была. Но поскольку она не смущалась, а Демидов никак не реагировал, то, скорее всего…

Да какая в конце концов разница. Все равно она уже его хотела. С ней еще не случалось, чтобы так явственно хотела мужика. Даже томление внизу живота напрягалось. И она радовалась этому.

Демидов и пришел для того, чтобы насытить ее новыми вибрациями. Эти вибрации приносили облегчение.

Где-то Катя прочитала, что с определенного момента жизнь человека поворачивает или на просветление или на потемнение.

Похоже, ее жизнь повернула на просветление.

Пять минут назад она еще была в сумрачном и раздвоенном положении, а вот сейчас…

* * *

– Как приятно видеть на твоем лице солнышко, – сказал, входя, Немуйчик.

В руках у него был большой желтый пакет.

Катя показала глазами на кресло, долго смотрела на Фиму.

– Ты чего? – заворочался Немуйчик, – что-то у меня не в порядке?

– Вот я и думаю, что же у тебя не в порядке. Вот скажи, зачем ты такой?

– Ого! Да мы сегодня философы. Не влюбилась ли ты часом, Катька.

Фима чутко ловил моменты, когда можно с начальством поговорить на «близком» языке. Тогда он распускался цветком колючки, веселился от души.

– Ты снова порнуху принес?

– Отличную порнуху, комар носа не подточит.

И Фима вынул из пакета с десяток фотографий. Умел Фима снимать, ничего не скажешь. Особенно женские тела.

Они у него были более голыми, чем на самом деле, но никаких признаков пола, разве что едва очерченные груди.

Как Катя не искала «порнуху», не нашла. Но когда журнал выходил с фотографиями Фимы, все видели – перед ними совершенно оголенная натура.

Вот и сейчас перед Катей стояли, лежали девушки, девочки, солидные сорокалетние дамы, привлекающие к себе внимание красотой тела, поз с определенным смыслом.

– Красиво, но после выхода номера мне обязательно позвонит Леночка из комитета и скажет, что ее шефу очень не понравилось и что на ближайшей коллегии будет рассматриваться вопрос порнографии в наших СМИ, и ваш журнал будет среди обсуждаемых.

Фима поднялся со своего места, как вертолет с площадки.

– Блеск! Это же в чистом виде реклама. Десять процентов прибыли от продажи мне.

– Дурачок, нас могут просто закрыть, ты своими снимками развращаешь молодежь.

– Чего? – вылупился Фима на Катю. – Молодежь? Да она сама нас развратит. Я бываю у них на тусовках, у меня есть такие кадрики, что даже себе боюсь показывать. А как смотреть на всех этих Аполлонов с мальчишескими членами? Правда, в музеях…

Фима посмотрел оценивающе на Катю.

– А тебе, пожалуй, покажу, хочешь?

– Фима, не нависай.

Катя почувствовала, что переходит на сленг своего фотографа, все-таки молодость еще не совсем отпустила.

– Это прекрасные фотографии, часть из них я послал на международную выставку в Прагу, вот почитай ответ.

Фима торжественно вынул вчетверо сложенный лист.

– Но тут по-чешски написано.

– Я тебе переведу.

– Ты знаешь чешский?

– Я знаю все языки. Если тебя хотят похвалить, то в тексте будет много восклицательных знаков. Если поругать, то вопросительных. К примеру: «вы нашли гениальный, единственный такой ракурс в изображении задницы!» Или: «вам не кажется, что мы уже видели ваши фотографии лет десять назад?».

– Ладно, оставляй, – засмеялась Катя.

Сегодня и Немуйчик у нее шел неплохо. Его не переделаешь, а без таких людей скучно жить.

– Но я еще вот зачем пришел. Вы меня укорили, что я не читаю собственный журнал. Так вот, я прочитал статью про вибрации. И у меня мелькнула, но я ее поймал, идея. Сделать цикл, который так и назвать «Вибрации».

Катя с удивлением посмотрела на своего сотрудника. Когда это Фиму посещали мысли использовать чьи-то идеи. Он всегда хвалил только свои. Правда, и в данном случае Фима не будет последним, а вибрации приспособит к своим фотошедеврам. Только вот каким способом?

– Ты хочешь знать, как я это сделаю? Так я тебе скажу. Там есть, к примеру, такой текст.

Фима достал записную книжку и прочитал: «Когда вы живете все время с больными вместе, то они сделают ваше сознание больным. Вы должны быть сильнее человеческих мыслей и внушений. Это путь для победы над плохими вибрациями, которые проникают в вас из окружающей среды».

Это тема на два больших разворота. Рассказываю…

А она думала, Фима – открытая книга. Человек с точкой-запятой и никаких восклицаний и заумствований. Но под толстым слоем замедленной бытовухи живет искатель, который наконец нашел что-то общее с идеями другого плодящего идеи человека.

Одиночество, подумала Катя, это как раз отсутствие второго генератора идей, а все остальное сводится к простому рукопожатию и улыбкам доверия.

Как же так получается, что Фима проник в идею Демидова глубже, чем она?

* * *

Демидов любил выступать. Еще в школе было обнаружено его умение «овладевать массами». Он знал, как это внимание усиливать и доводить до максимального значения к концу речи.

Как диктор помечает перед начиткой текста ударения и паузы, так и Демидов расписывал в голове каждую запятую и паузу. Память ни разу не подвела.

Обычно он задерживался на трибуне не больше двадцати минут. Больше означало потерю энергии и получения обратного эффекта.

Конференция по биосвязи между людьми состоялась в зале пражского лицея, который заполнили специалисты из разных стран мира. Были представлены практически все известные школы.

В зале на сцене висел большой экран, на котором демонстрировался сопровождающий видеоматериал.

Уже несколько месяцев Демидов занимался созданием с частным предприятием информационного фильма о вибрациях.

Фильм шел тяжело, не хватало средств, чтобы расцветить его компьютерной графикой, из-за чего терялась возможность передать точно и доходчиво некоторые положения.

И все равно фильм имел успех. Среди такой специфической публики главное часто не в яркости изложения, а в сути содержания, своевременности информации.

А здесь как раз у Демидова все было на высшем уровне.

Собственно, он и приехал за критикой. Она ему была необходима как воздух. Он чувствовал, что начинает замыкаться в круг, который мог стать бесконечным повторением.

Главная его идея была – создать учебник и несколько пособий по вибрационному обучению. Что-то вроде учений Норбекова, как с помощью специальных упражнений лечить болезни.

Время пришло, человечество вырвалось благодаря теории относительности на просторы космоса, сделав человека более защищенным и в то же время более уязвимым. И тут нет никакого противоречия.

Мы хорошо помним историю использования грандиозных научных открытий в атомной физике. К сожалению, так устроен человек, что он, прежде всего, создал грандиозные орудия убийств.

По всей видимости, человек еще недостаточно развит и не понимает в массе своей всех опасностей прорывов в науке.

Это касается и вибраций. Уже достаточно имеется технологий и техники, которая позволяет с помощью вибраций умерщвлять огромные биомассы, делать их инвалидами.

Но пока очень мало техники и технологий, которые бы использовали вибрацию с максимальным коэффициентом полезного действия в части лечения и оздоровления, продления жизни…

Демидов представил макет будущего учебника, познакомил с главами.

Он уложился в положенное время и сел на свое место в полной уверенности, что услышит больше негативов, чем позитивов.

Ошибся. Выступлений было мало, все скучные, никакие.

Это был провал. Никого его идея не заинтересовала. Очевидно, среди слушавших его специалистов больше было «минобороновцев», как Демидов называл представителей милитаристского крыла.

Министерства обороны развитых стран имели большие бюджеты и могли позволить себе создавать лаборатории, но только для разработки технологии нападения, редко – для защиты.

В перерыве Демидов прогуливался по коридору, вслушивался в шум голосов.

Впереди предстояло выступление молодого кандидата наук из Риги, тезисы доклада привлекли внимание, речь шла о телепатических вибрациях с помощью специального оборудования. Как понял Демидов, оборудование это уже работало в экспериментальном режиме.

Демидова кто-то окликнул. Он увидел быстро идущую к нему стройную женщину в плотно обтянутой тонкой кожей юбке и пылающими рыжими волосами.

– Извините, – сказала женщина, – что нарушаю ваш отдых после такого блестящего выступления. Я хотела подойти раньше, но, честно говоря, постеснялась, хотя стеснительной меня трудно назвать.

Я прочитала вашу статью в пошлом женском журнале, который принесла дочь. И поняла, что вы тот человек, с которым у меня может возникнуть роман на научной основе.

– Меня, – протянула рыжая руку, – зовут Виктория Федоровна Калниш. Я – произведение двух оригиналов, которые смешали кровь коренного прибалта и сельской красавицы из Полтавщины.

Словом, произошла ситуация, в результате которой мы стоим на пороге настоящей революции в вибрационной телепатии.

В моем выступлении вы услышите подробней об этом, а после конференции мы могли бы завалиться в ресторан и отметить наше историческое знакомство.

Извините, мне пора.

Демидов стоял в небольшом шоке. На него напали из-за угла, что-то дорогое утырили. Почему-то именно эти слова пришли ему сразу на ум.

Демидов улыбнулся еще пылающей перед глазами рыжей копне волос и задался вопросом, а какого цвета были глаза у этой копны.

Кажется, карие. Однако…революция в вибрационной телепатии. В своем докладе Демидов упоминал о неограниченных возможностях альтернативных технологий, связи между людьми, а эта рыжая уже разработала технологии и уверена, что совершила революцию.

А скорости какие! Не дав рта раскрыть, все о себе объяснила и удалилась королевой. Теперь изволь слушать ее доклад.

Демидов получил изрядный заряд рыжей энергии.

Он сел поудобней, включил диктофон (эта штука писала даже через стены). Революция требует документального подтверждения.

То, что он услышал, заставило его встать, а затем сесть. В зале произошел легкий шум с нарастанием.

Рыжая воспламеняла своим ярким голосом. Все, что она говорила, шло ей, как платье, сшитое по безукоризненным лекалам.

Это была удивительная женщина. Скрещивание интеллектуала-прибалта с полтавской сельской красавицей удалось на славу.

Демидов увлекся не тем даже, о чем она говорила (об этом потом расскажет диктофон), а как она говорила.