– И чего тогда живешь на помойке? – интересовался Фима, зная заранее ответ.

– Конспирация. У нас много пыхатых петушков, а я петушок не пыхатый, не хочу, чтобы каждая сволочь лезла в мою духовно богатую интимную жизнь.

– А зачем же ты мне тогда все это рассказываешь?

– Да потому и рассказываю, что хочу хорошему человеку подарить жизнь, в которой он может насладиться всеми доступными и недоступными благами цивилизации. Для этого тебе следует сделать совсем немного, войти в долю со мной и работать на меня.

После поездки на «киностудию» Быкова Ефим Немуйчик задумался. Журнал, на который работал, обеспечивал довольно приличный прожиточный минимум. Но максимума уже не обеспечивал.

Оборудование быстро старилось, электроника за последние два-три года скакнула далеко вперед – технически и финансово. Не угонишься.

Что вчера было «супером-пупером», сегодня выбрасывалось на свалку.

Конечно, Фима знал себе цену. Но сейчас он задумал реализовать даже его самого напугавшую мысль, высказанную автором статьи о вибрациях.

В кино есть двадцать пятый кадр, который может зомбировать человека. C фотографией такого не сделаешь. Она статична, фиксирует только то, что попадает в поле зрения. А вот, если насытить «фотку» нужными вибрациями…

Почему так привлекательны для мужиков голые тетки и их части тела и что такое секс, как не возбуждение тех же вибраций?

Но голые задницы могут демонстрировать все, одни лучше и привлекательней, другие менее привлекательно. А вот засобачить двадцать пятый кадр, кадр-магнит, который просто так и не увидишь, а только почувствуешь, который все в тебе переворачивает, и ты глаз не можешь оторвать…

А этот малый об этом ведь и пишет. Он уверяет, что вибрацию можно переносить, как вирус, как протез, вмонтировать в организм и совершать прочие удивительные вещи. И что у него есть такие приборы…

Вот оно!

Пошел посмотреть на одноклеточных, которые используют все те же некачественные методы с половыми органами, желая поразить взрослых дядек с деньгами. И все это запретно, подпольно.

Что за жизнь, когда малейший стук в дверь чудится автоматной очередью!?

Нет, так не годится. А вот разработать свою технологию съемок с новыми привлекательными вибрациями – это дело. Вполне законно, по науке, а главное, никто в этом ни бельмеса не понимает, кроме, конечно, Фимы да еще парочки спецов, которые ему понадобятся…

Да и этот ученый по фамилии Демидов. Как у петровских знаменитых богатеев, с которых на Руси началась промышленная металлургия.

И это совпадение затронуло фантазию и показалось указующим перстом.

Может, этот знак и перевесил все остальное.

Фима Немуйчик верил в такие штуковины.

Он не сделал решительного шага, которого от него ждал режиссер Николай Быков. Что-то остановило его в последний момент. Может, самоуверенность режиссера, похвальба.

Колян рассказал, на что у него уходило много денег: на взятки. Платил милиции, санэпидстанции, пожарникам, рекетерам. Остальное распределял между собой и «артистами».

А Немуйчик ему нужен был, как классный фотограф, который бы работал только на его кошелек. О Фиме ведь никто не знал, так что он мог быть укрыт от налогов.

Интуиция не подвела Фиму.

Однажды ему позвонил по мобильному телефону Колян и сообщил, что он в кутузке.

– Все, о чем я тебе говорил, забудь.

И Колян исчез из эфира и жизни Немуйчика.

Немуйчик с облегчением вздохнул, пронесло. А ведь и он мог загреметь. Вот так – век живи, век учись. В данном случае его спасла осторожность.

И в дальнейшем в отношениях с двуногими следует быть начеку. Не помогла надежная крыша Быкову, сколько денег он выбросил в воздух, а теперь отсидит положенное.

Но ведь их короткий разговор могли прослушивать. Следовательно, «они» знают адрес Немуйчика и вскоре займутся им.

От этой простой мысли Фиме стало не по себе. Но затем явилась мысль-утешение: что даже при огромном своем желании он сможет рассказать милиции? Что Колян занимался производством порнофильмов? Так они и сами это знают.

Скорее всего, Немуйчик заинтересует, как партнер преступника. Но таковым не являлся, нет доказательств. Он только сделал маленький шажок для получения информации, которая ему нужна для чисто профессиональных дел.

Одна мысль потянула другую, вскоре Немуйчик сам себя допрашивал и решал, насколько виновен. Получалось, виновен, ведь пошел смотреть на порно, хотел увидеть воочию, как делаются такие фильмы. Любопытство? Что он голых развратных девиц не видел?

Фима начал создавать инфраструктуру собственного преступления. И только когда понял, что наворотил слишком много и все навороченное высосано из болезненной психики, сказал себе:

– Лечиться надо.

И на этом прекратил мазохистские упражнения.

Мало ли у него дел настоящих? Вот – знакомство с Демидовым.

Утром следующего дня Немуйчик вошел в приемную главного редактора и начал разговаривать с секретарем Таей.

Рассказывал Тае, простой душе, о маленьких розовых человечках, живущих в подвале его дома.

Тая завороженно смотрела на своего возлюбленного (только Немуйчик не знал, что она была в него влюблена), внимала.

Этот рассказ длился до тех пор, пока в дверях не появилась Катерина.

– Ты чего это с утра такой певучий? – спросила она, сверкнув смешливыми глазами.

– Душа поет, хочу с тобой поделиться сокровенным.

– Неужели? Тогда заходи. Несколько минут я смогу тебе уделить.

Катя села в свое редакторское кресло и облегченно вздохнула. В последнее время она только в своем кабинете чувствовала себя в безопасности.

– Так что за секретные разговоры? – спросила, когда вдоволь намолчались, ожидая, кто начнет первым.

– Я внимательно прочитал статьи твоего протеже. Родилась мысль, а нельзя ли на этих вибрациях заработать. И я пришел к выводу, что можно.

Твой ученый муж Демидов с помощью своих технологий может засандалить в мои фотки такую вибрацию, которая возьмет за шиворот любого, имеющего этот орган и деньги потекут к нам рекой.

– Так что тебе мешает?

– Отсутствие знаний, как это сделать. В этом мне может помочь только один человек – Демидов. И ты его должна свести со мной.

Затем мы делаем пилотный проект и запускаем линию. Если все произойдет так, как я хочу, мы начинаем выпускать иллюстрированное приложение к журналу. Или, если хочешь, делаем журнал «толстым».

* * *

Демидов давно заметил: если продолжительное время в его жизни ничего особенного не происходит, жди обвала.

Жизнь человека состоит из циклов. Как и во всей Вселенной они сменяются с определенной ритмичностью.

Сейчас наступал как раз этап «Большого взрыва», к которому он в принципе был готов, но в точности не знал, как этот взрыв будет осуществлен и какие жертвы придется принести.

Демидовская лаборатория, на основе которой было создано частное предприятие, выросла из государственной структуры.

Институт физики резко сократил объемы, пришлось распрощаться со многими ведущими специалистами и их лабораториями. Демидов по дешевке купил лабораторию вибрационных технологий, укомплектованную сравнительно новым оборудованием.

В лаборатории работало всего четыре человека. Кроме Демидова – бывший начальник СКТБ (специальное конструкторско-технологическое бюро) Валерий Оспоров, кандидат физико-математических наук Белла Хмурова, компьютерщик Любомир Поланский.

Все в высшей степени одаренные и трудолюбивые. Потому и удалось за сравнительно короткий срок создать первый отечественный прибор, умеющий «прививать» новые вибрации на субатомном уровне.

Идея – проще не придумаешь.

Прибор подсоединяется к объекту, работает на его частоте, а затем медленно меняет эту частоту на новую. Простую идею реализовать было непросто.

Но группе Демидова удалось. Главным образом за счет коллективного мышления.

Это было очень важно в науке, которая особенно в последние десятилетия стала слишком специализированной.

Лаборатория нигде не светилась, Демидов редко выступал в печати, не участвовал в научных диспутах.

Решили, пока не пойдут надежные результаты, никто не должен знать о существовании лаборатории.

Знали о существовании частного предприятия «Око», которое зарабатывало на жизнь посредничеством.

Когда был создан первый «Виброфат», рассчитанный на восстановление работы человеческих органов, Демидов решил испытать прибор на себе.

Опасности особой не было, многажды испытания проводились на животных, но все же…

Еще в детстве Демидов после запущенной ангины получил осложнение на уши. Он стал плохо слышать.

Приходилось придумывать разные ухищрения, чтобы, сидя за одним столом с переговорщиками, слышать, что говорят на другом конце стола. Дошло до того, что Демидов стал носить слуховой аппарат.

Эксперимент с вживлением новой вибрации прошел успешно. Через три дня слух у Демидова восстановился.

В выступлении на международной конференции в Праге он впервые рассказал о работе «Виброфана». Реакция была никакой.

Вика Калныш объяснила это большой плотностью информации на конференции и усталостью участников.

– Простое невнимание. Но увидишь, когда приедут домой и познакомятся с материалами конференции, тебя завалят заказами. Начну с себя: можешь записать меня первой.

Вика оказалась права.

Вскоре на адрес «Око» пришла посылка с пакетом пилотного проекта по лечению аритмии сердца. Заказчиком была известная в Европе частная клиника «Артим».

Однажды явился главный менеджер этой клиники мальчишка с вихрастой головой Дэви Блант. С порога заявил, что все знает о замыслах Демидова и что согласен вложить немалые суммы, если только экспериментальный образец покажет, что мерцательную аритмию можно победить.

Демидов остудил пыл мальчишки, прибор еще не прошел полную апробацию, хотя никаких сомнений нет: аритмию можно лечить изменением частот вибрации.

– Мы и не сомневались, что будете настолько осторожны. Это делает вам честь, – сказал Дэви Блант.

Затем Демидов получил приглашение на семинар американских кардиологов с полной оплатой проезда и пребывания его в Америке с женщиной.

Утонченный американский юмор. Ему, по сути, предлагали приехать: с женой, девушкой, проституткой. В любом случае эту женщину будут считать полноценным представителем делегации и воздадут все полагаемые знаки внимания.

Демидов вежливо отказался, пригласив представителей фирмы посетить город, в котором жил, более обстоятельно познакомиться с научными наработками фирмы «Око».

Было еще немало приглашений, визитов…Демидов начал уставать от такой популярности.

Наверное, он все-таки рано выбросил фишку на рынок. Одно дело выступить с яркой речью на международном симпозиуме или конференции, другое заключать договора, где можно и шею свернуть.

И тут явился Немуйчик, о котором Катя рассказывала, как о шальном фотохудожнике: «у него шило в заду и сборник анекдотов в голове».

Шальной предложил интересную идею: закладывать в фотоизображение энергетические символы, иными словами – сделать статичное изображение живым.

Вибрации должны только при одном взгляде на них, как вирус, проникать в мозг человека и заставлять его производить действия определенного характера: доставать кошелек.

Демидов на своем веку видел многих жуликов. Но этот был особенным.

По сути, он предлагал заняться шулерством на научной основе.

И Катя имела такого спеца в штате.

Но когда Демидов попросил показать работы, был просто сражен. Перед ним сидел настоящий художник, а значит, вовсе не шулер.

Настоящие художники редко пытаются залезть к законопослушному гражданину в карман как можно глубже на шару. Им обязательно надо и по всем другим статьям быть впереди.

Экземпляр, сидевший перед ним, был настолько интересен, что Демидов пригласил его в ресторан поужинать.

Они сидели друг против друга, пили водку, закусывая рыбьими сухариками и красной икрой. Немуйчик вовсю распустил хвост и рассказывал Демидову о блестящих перспективах его вибрационных фотографий, о прибыли, которую они принесут.

– Но ты ведь не очень чист на руку, – вклинился в небольшую паузу Демидов. – Я это вижу по твоим вибрациям, как ты ешь, к примеру.

Немуйчик словно споткнулся о невидимый столб, заморгал. Правда, есть не перестал.

– А вы чисты на руку? – отбил мячик на поле соперника. – И кто вообще в нашем окружении чист?

– Вот потому мы так и живем, все время расплачиваемся за свои прегрешения. Запомни и на ус намотай: прежде, чем начинать работать с частотами, позаботься, чтобы твое статическое поле было чистым и ровным.

– Кошмар какой!

Фима оглянулся вокруг, словно впервые увидел себя в своем грязном вибрационном поле, поежился.

– Лучше бы я вообще всего этого не знал, – с сожалением сказал. – Большие знания – большие печали. Да, я не очень чист на руку. Но ровно настолько, насколько это заставляет делать меня быт, который, как известно, определяет сознание.