Юлия Резник - 8 историй

— Я бы не оперировал этого мерзавца! А ты… Почему не ушла?! Как вообще выдержала?! Зачем? — Мужчина вплотную подошел к жене, и даже немного ее встряхнул.

— Это наша работа, Савва. Только и всего, — прошептала Малика.

— Работа?!

— Да. Долг. И не говори, что ты бы оставил его без помощи.

Савелий замолчал, яростно сжимая кулаки.

— Я бы поручил его другой бригаде.

— И он бы не выжил.

— Тогда туда ему и дорога! Хотя… Пусть поживет инвалидом. Помучается!

— Савва, — одернула мужа Малика. — Не нужно злорадства. Он уже наказан. Небом. Видишь, ничего в этой жизни не проходит даром. Каждый поступок окликается. Каждое слово. Так что не гневи Небо, любимый. Для нас все уже позади. Его ад только начинается.

Савелий фыркает и отходит к окну. Выдыхает.

— Ты каждый раз напрягаешься, когда я подхожу к тебе со спины.

Малика вздрагивает. Прячет глаза.

— Я знаю… — шепчет. — Психолог говорил мне, что ситуацию можно изменить, если вытеснить плохие воспоминания хорошими.

— Это как? И почему ты мне раньше об этом не говорила? — тут же завелся мужчина.

— Думаешь, так просто об этом говорить? — пожала плечами Малика. И пока решимость ее вновь не покинула, добавила, — Психолог предложил мне пережить все, что сделал со мной насильник. Только с любимым мужчиной.

Савва снова подошел к жене. Смерил ее внимательным взглядом:

— Ты к этому готова?

— Не знаю. Но попробовать стоит.

— Сегодня. Как только закончится этот безумный день.

Но в тот раз выполнить обещание не удалось. Во-первых, попросту не было сил, а во вторых… Родители мерзавца, узнав о том, чем окончились развлечения сына, обвинили бригаду Рослова в намеренном причинении вреда пациенту. Малика почернела, осунулась, едва не умерла, пока муж боролся за свою репутацию. Она не могла себе простить, что из-за нее Савва подвергся такому унижению. Что врачу его уровня в принципе приходилось оправдываться. Но Рослов не был бы Рословым, если бы не сумел доказать свою правоту. И только после этого женщина смогла вдохнуть свободнее. У нее как будто камень с души свалился. И стало как-то… все равно. Чего давно уже не было. Абсолютное равнодушие. Не к мужу. А к произошедшей с ней беде. Отпустило. И дело даже не в том, что виновный сам себя наказал, а просто, видимо, время пришло. Да и приоритеты сместились. Зачем вспоминать плохое? Зачем погружаться в это снова и снова? Все прошло… У нее прекрасный, любимый муж. Она счастлива. Ну, было в ее жизни горе, да… Но теперь-то все хорошо. Малика даже Савве не говорила о том, что ей пришло в голову совсем недавно — она простила насильника. Поняла, что, если не отпустит обиду — закостенеет в ней навсегда. И она простила. Сходила в церковь, поставила свечку за здравие, прочитала короткую молитву. И когда вышла из храма, поняла, что и ее душа очистилась.

— Ты какая-то другая стала, Малика, — заметил Савва, поглаживая длинные волосы жены.

— Я просто счастлива, что все закончилось.

Рослов нахмурился. Лично он не был уверен, что это действительно так. Малика могла отпустить ситуацию, но это не означает, что она забыла о случившемся. Отголоски насилия до сих пор тенью бродили по их дому.

— А я рад, что ты стала чаще улыбаться.

Малика поцеловала пальцы мужа и поднялась:

— Это потому, что я счастлива, Савва. Ты дал мне так много. Иногда мне хочется себя ущипнуть, чтобы убедиться в том, что это не сон.

— Это не сон, — серьезно ответил мужчина, понимая жену, как никто другой. У него тоже частенько возникало такое желание. Проснешься среди ночи — а рядом она. Теплая, расслабленная, красивая… И поверить невозможно, что эта женщина все-таки случилась в его жизни. Не зря выжидал, не зря приглядывался. Да, потерял много времени, возможно, непозволительно много… Но зато не ошибся. Для него она создана. Только с нею положено быть.

Малика приняла душ, переоделась ко сну и вернулась к мужу. Но его в комнате не было. Она пожала плечами, и хотела было пойти на поиски любимого, как сзади к ней кто-то прижался. Она вскрикнула в ужасе. Замерла, сжалась в комок… В голове кружилась мысль о том, что она не переживет больше насилия… Не вынесет.

— Тшшш. Милая, это я… Ну же, Малика. Помнишь, что говорил психолог?

Сквозь пелену паники пробился тихий, успокаивающий голос любимого мужа. Это он! Облегчение на грани возможного. Ноги подкашиваются, и она повисает в его сильных, умелых руках. Савва подхватывает жену, бережно прижимает к стене, все больше сомневаясь в своей затее.

— Та как? — шепчет, поглаживая сведенные судорогой мышцы спины.

— Савва…

— Да, это я. Не забывай, что это я… — дает установку, а сам задирает вверх подол красивой кружевной сорочки. За время брака он купил Малике несколько комплектов, которые были предназначены исключительно для соблазнения. И она радовала мужа, надевая сексуальные штуковины снова и снова.

Малика всхлипнула. Паника накрывала. Она сжалась в ожидании боли, но ее не было… Ласковые руки прошлись по попке, погладили спину:

— Это я, милая… — тихо сказал Савелий. — Расскажи мне, что он с тобой сделал.

— Он заломил мне руку.

— Мы опустим этот этап. Я просто придержу тебя за запястья. Вот так. Не больно? — шептал Савелий, поцелуями отвлекая жену.

— Нет. — Всхлип.

— Что еще?

— Ничего! — закричала она. — Он просто схватил меня за волосы, припечатал лицом о стену, а потом скрутил и трахнул! Жестоко, не обращая внимания на мои слезы и крики о помощи! — Его конкретно перетрясло от ее надрывных слов. Ярость одолевала, застилала разум… Но Савва понимал, что им следует довести эту ситуацию до конца. Второго шанса у него не будет. Мужчина надавил на поясницу жены, заставляя ее немного прогнуться, скользнул рукой между разведенных ног, где было абсолютно сухо. Да, Малике нравилось, когда над ней доминировали, но только тогда, когда это происходило по ее правилам. Сейчас все было не так…

— Девочка моя, красавица. Я люблю тебя, знаешь? — шептал Савва, поглаживая складочки кожи, нежно, трепетно, как только он умел.

— Нет… — всхлипнула женщина. — Ты мне никогда не говорил! — Упрекнула жалобно.

— Люблю… — отвлекая жену словами, входит в нее резким толчком. Она кричит.

— Савва-а-а…

— Да, это я. Тебя никто больше не обидит. Никогда, милая. Обещаю.

Паника отступает. Это он… Ее муж, ее любимый, ее мечта. Подается навстречу, и он, наконец, облегченно выдыхает.

— Саввушка… — Он освобождает руки жены, она опирается о стену и прогибается сильнее — так гораздо удобнее. Толчок за толчком, пока она не взрывается, сжимая его плотным кольцом.

Еще примерно год понадобился на то, чтобы Малика перестала вздрагивать от каждого шороха за спиной. Савве действительно удалось вытеснить ее страшные воспоминания. Да она вообще, если честно, ничего не помнила из своей жизни до него. Как будто и не было ничего. И никого… Он подарил ей такое счастье, что желать чего-то большего было даже как-то грешно… Она и не стремилась к большему. И вот теперь, после тяжелого ночного дежурства, сидя в салоне такси, после слов мужа о ее декрете Малика поняла, как на самом деле хотела стать мамой. Не просто любимой женой, партнером и соратником… А мамой его ребенка. Той, кому он окажет такую честь. Женщина прекрасно понимала, что для Савелия — это не простой, а тысячу раз обдуманный шаг. И то, что он все-таки на него решился — так много значило.

Малика переплела пальцы с мужем, поцеловала его запястье, не замечая, что по щекам льются слезы.

— Эй, ну, ты чего, милая?

Она покачала головой, не в силах ответить. Не находя слов…

— Я вообще-то рассчитывал на другую реакцию, — пробурчал, притягивая жену в свои объятия. Савва знал, что, если бы они сейчас находились дома, Малика бы забралась к нему на колени, как делала всегда, когда ее переполняли эмоции. А он бы моментально этим воспользовался, воплощая в жизнь давно обдуманный план. Но они находились в такси. В самом неподходящем месте для таких признаний. Он и сам не знал, почему не дотерпел до дома со своими откровениями. Возможно потому, что сегодня ему впервые пришла в голову мысль о том, что пока он решается на то, чтобы стать отцом, варясь в соусе собственных раздумий и переживаний, он упускает тот факт, что не знает, как сама Малика относится к продолжению рода. Что, если оно ей и даром не нужно? Теперь-то он видел, что нужно… И видел, насколько. Проклинал себя, что не решился на разговор раньше. Проклинал свою дурацкую натуру, из-за которой всегда тянул с принятием судьбоносных решений, растрачивая бесценное время…

— Прости меня, милая. Прости.

— За что? — всхлипывает, и снова целует его руки. И по фигу ей, что они не одни… И ему тоже по фигу.

— За то, что тугодум такой тебе достался. Люблю тебя, милая. Люблю. И детей хочу. Очень. Родишь мне маленького?

Она все-таки не выдерживает — забирается к нему на руки, обхватывает ладошками лицо и шепчет сквозь слезы:

— Все, что захочешь, Савва. Все, что захочешь!

После ухода своих последних попутчиков, Вита ещё долго пребывала в задумчивости. Удивительный у неё вышел день. Оставляющий в памяти след… И подзаработала, и эмоций получила на месяц вперёд, лишний раз убедившись, какая непредсказуемая штука… жизнь.

У обочины, возле серой невзрачной девятиэтажки, голосовал молодой парень. Вита редко подбирала клиентов вот так… с бордюра, но этого продрогшего парня, с большой спортивной сумкой наперевес, почему-то захотелось выручить. Женщина притормозила, опустила стекло:

— Привет. Тебе куда?

— На Борщаговку. С собой только полтинник. Мало?

Вообще для такого расстояния маловато. Но… Ей и так сегодня попадались исключительно щедрые клиенты. Переживёт.

— Забирайся. Или тебе багажник открыть?

— Нет. Сумка чистая. Я её в салон кину.

Вита пожала плечами, подождала, пока парень усядется, и покатила дальше, разглядывая нового попутчика. Симпатичный. Лет двадцать на первый взгляд. Одет просто, без особой претензии на стиль. Джинсы, тёмная куртка, темно-коричневые замшевые ботинки.

Парень шмыгнул носом, извлёк из кармана телефон. Дорогой и многофункциональный. Сашка бы оценил.

— Здравствуйте, Ирина Васильевна… Это Богдан. Я перед тем, как нагрянуть, решил вам позвонить, чтоб вы Женьку подготовили как-то… В общем, я к вам с концами перебираюсь. Примете, или мне комнату начинать искать?

Вот это да! Неужели мальчик из дома ушёл?! Пассажир замолчал, внимательно слушая, что ему говорят.

— Да пробовал я! — Воскликнул вдруг. — Вот только она меня не слышит… И что, что мать?! От Женьки я все равно не откажусь, а терпеть нравоучения сил нет! Да обдумал я все, обдумал! И понимаю всю ответственность… Да не брошу я вашу дочь! За кого вы меня принимаете?!

Все интереснее, и интереснее!

Богдан как-то устало откинул голову на подголовник, потёр лоб, продолжая слушать, что ему говорят.

— Ирина Васильевна, мы ведь уже обсуждали это… И мне известны все заморочки аутистов. Да мы уже три года с Женькой встречаемся! Думаете, я ещё не понял, что к чему?! Я все обдумал, и готов нести ответственность за свои решения. Мы с Женей поженимся. А жить будем с вами. Я помню, что она не любит перемены. Так как, примете зятя?

Ну, ничего себе! Что это за день у неё такой… Женительный?! И паренёк, оказывается, не так прост — со стержнем, и девушка у него… Необычная.

Тем временем Богдан быстро свернул разговор, получив добро от будущей тещи, и уставился в окно. Он был как никогда решителен и твёрд. Сейчас он мог с уверенностью утверждать, что его поступок был обдуманным и взвешенным. В их, с Женькой, ситуации по другому было нельзя… Нельзя готовить сюрпризы, нельзя принимать спонтанные решения, нельзя ничего менять… Его девушка… Его невеста не терпела никаких изменений в жизни, никаких отступлений от давно заведенного порядка. Именно поэтому он позвонил Ирине Васильевне. Ему требовалось, чтобы женщина хоть как-то подготовила дочь к неминуемым изменениям, связанным с его переездом. Женьке это могло не понравиться. Скорее всего, так и будет. Кому-то этот факт показался бы обидным, но у Богдана на этот счёт имелось другое мнение. Вообще, даже то, что они с Женькой начали встречаться, было скорее чудом. Аутистам тяжело сходиться с людьми, тяжело впускать что-то новое в свою жизнь, да много чего тяжело… И то, что у них все-таки получилось сблизиться, было целиком и полностью его, Богдана, заслугой. Где он набрался терпения, понимания, силы, чтобы заслужить право быть с Женькой, он не мог понять до сих пор. Но у него получилось. Конечно, ему помогали. Мать девушки, и её психотерапевт, без участия которых судьба девушки была бы далеко не такой радужной. И вряд ли бы его Женька была той Женькой, которую он знал. Ирина Васильевна себя положила, чтобы помочь дочери нормально адаптироваться в современном мире. А ведь ей было только девятнадцать, когда Женя родилась. Сколько ей пришлось выстрадать, сколько всего пережить… И пренебрежение врачей, и ухмылки учителей, которые не желали, чтобы у них учился особенный ребёнок, которого они причисляли едва ли не к умственно отсталым, и к которому даже не пытались найти подход. Да много чего! Ей пришлось самостоятельно, вместе с другими родителями, столкнувшимися с аналогичной проблемой, разбираться, как такому ребёнку обеспечить нормальную полноценную жизнь, как вообще найти к нему подход и сделать счастливым. Она перелопатила тонны литературы, выбирая по крупицам информацию, которой попросту не было в их стране в девяностые. С появлением Интернета стало немного легче, а в начале двухтысячных в Киеве открылась первая школа для детей с особенностями развития. Туда было не так просто попасть, но Ирина Васильевна уже тогда была очень востребованным парикмахером, с достаточно солидной клиентурой, вот ей, по старой памяти, и подсобила какая-то депутатка. Тёща и имя той благодетельницы называла как-то, да только Богдан подзабыл.