От автора


Имена, характеры, места действия, как и все аналогии с действительными событиями и местами вымышлены или творчески переработаны. Все совпадения с фамилиями реальных людей, медицинскими исследованиями, препаратами, телепередачами — фантазия автора, и только.

Глава 1. Точка отсчёта: до тебя


Когда увидишь мой смятый след,

Услышишь выстрелы за спиной,


Поймешь, что против меня весь свет,


Поймешь, что мир на меня войной,

Оставь дела и запри в сундук.


Вели соседке кормить кота,


Рассеяв выдохом тишину,


Иди к знакомым тебе местам.

Пускай меня замели пески,


Пусть под ногами дрожит земля,


Иди за мной, лишь за мной иди.


Ищи. Я тоже ищу тебя.

(с) Джио Россо. Ищи меня


Если бы тебя не было, то моя жизнь была бы совсем другой.

Кабураки Хиро, «Kimi ni Todoke[1]»


Январь 2017 года. Москва.


1.


Телецентр «Останкино», Саша, между полуднем и часом дня.


«— Игорь, я не буду этого делать.

— Александра!

— Игорь, ты что, глухой?

— Алексан…

Разворачиваюсь на пятке кроссовки:

— Слушай, Игорь, твоя Афанасьева в очередной раз «заболела», а ты вместо того, чтобы сдвинуть эфир или раз и навсегда найти ей замену, решил поставить на площадку меня. Меня! А у меня — и ты знал об этом — на сегодня были другие планы.

Злобно выстрелив фразой, я поворачиваюсь спиной и прибавляю шаг, чтобы удрать по длинным (и слава Богу, ещё полупустым) коридорам «Останкино» от Игоря Соловьёва, который является коммерческим директором нашего канала и, по совместительству, моим гражданским мужем.

— Соловьёва, остановись! — пыхтит мне в спину Игорь, ухитряясь при этом вежливо раскланиваться по пути с попадающимися нам техниками и осветителями.

— Не Соловьёва, а Аасмяэ, — из-за плеча огрызаюсь я, напоминая о своей настоящей фамилии, и устремляюсь в сторону женского туалета, куда Игорь вряд ли зайдёт: как-никак, исконно женская территория.

— Александра, — раздражённо шипит мой «муж», — остановись, я кому сказал? Давай спокойно поговорим. Подождёт твой друг сердечный, никуда он не денется.

«Друг? Друг сердечный?!» Нет, Игорь, конечно, умеет подбирать к случаю слова, что злит меня ещё больше.

— Сейчас поговорим, только сначала я кое-куда загляну.

Игорь успевает затормозить ровно за секунду до того, как я, подняв вверх указательный палец, несколько раз с издёвкой тычу им в фигурку правильного золотистого треугольника, прикреплённую к тёмно-коричневой двери и указывающую, что комната всё-таки женская. Замерев на полном скаку, Игорь краснеет, неловко мнётся и отходит к противоположной от туалета стене, явно не собираясь выпускать меня из зоны видимости. Вскидывает руку и зачем-то смотрит на свои заоблачно дорогие часы от «Вашерон Константин» — по слухам, подарок самого Эрнста. Но всё это — враки, как и вся наша с Игорем придуманная «семейная» жизнь, потому что нет никакой Соловьёвой, а есть я, двадцатисемилетняя Саша Аасмяэ, у которой есть тайна, этой тайне на днях исполняется ровно год, и о ней, помимо меня, знают только Игорь и моя мама.

Саданув увесистой дверью туалета, подлетаю к окну. Там, за мокрым стеклом — неуютное серое небо с надоевшей штриховкой белого снегопада. Чертыхнувшись, роюсь в карманах куртки. Нащупав спасительную пачку сигарет, бью ладонью в оконную створку. Непослушное окно распахивается настежь, колючий январский ветер бьёт меня по глазам, по лицу. Прищурившись, борюсь с неисправным механизмом и после третьей попытки перевожу окно в режим зимнего проветривания. Угомонив окно, щелчком выбиваю сигарету из пачки. Бросаю сигарету в рот, сжимаю зубами угольный фильтр, прикуриваю и практически выплёвываю в воздух дым.

«Нет, ну как же так? Ну почему всё так, а? — вихрем проносится в голове. — Игорь ведь знал, прекрасно знал, что сегодня днём я должна быть совсем в другом месте. Но вместо того, чтобы разобраться со своей Афанасьевой, которая сейчас, судя по всему, в пансионате, в Лесном, в койке с очередным бойфрендом, Игорь не придумал ничего лучше, как смотаться к нашему генеральному, за моей спиной договориться с ним и поставить в эфир меня на том простом основании, что я, видите ли, в теме… А может, мне тоже, как Афанасьева, наплевать на всё и послать ток-шоу и Игоря к чёртовой матери?»

В принципе, мысль дельная. Даже правильная. Но есть пара моментов: во-первых, ни к чему хорошему это не приведёт (если программа слетит, то Игорь получит по башке), во-вторых, Соловьёв в отместку обязательно на мне отыграется. И я даже знаю, как: однажды он это уже проделывал.

От мыслей, разлетающихся сейчас в моей голове (что в общем и целом напоминает сцену из фильма «Ночной дозор», где в чёрном небе, над воронкой, готовой затянуть этот мир в пропасть, кружит сотня зловещих ворон) меня отвлекает жужжание мобильного. Тяну из кармана iPhone, бросаю взгляд на определитель: «Данила». Моё сердце тоскливо сжимается.

«Ну и что я ему скажу? Что я не приеду? Что этот му… мой муж снова ухитрился меня подставить?»

Злость — и щемящая жалость к Дане, к себе, к нам обоим, отверженным вами, людьми, бьёт меня между рёбер и растекается во рту вязкой горечью. Сделав глубокий вдох, запуливаю недокуренную сигарету в унитаз, надеваю на лицо маску «Оптимизм & спокойствие». Создав жизнерадостную (но кривоватую) улыбку из собственных непослушных губ, перевожу на дисплее iPhone пальцем вправо бело-зелёную кнопку.

— Да, заяц, привет, — стараясь говорить бодро, пою в трубку я. — Ну, как дела? Настроение как, хорошее?

— Привет, Саш. Ага, очень, — ехидно отвечает мой «заяц». — А ты, судя по голосу, сегодня ко мне не приедешь?

У Данилы есть одно потрясающее качество: он безошибочно чувствует, когда я лгу.

— Нет, я приеду, но только не днём, как мы договаривались, а чуть-чуть попозже, — принимаюсь быстро оправдываться я, — у меня… понимаешь… я…

— У тебя муж и программа, — суховато напоминает Данила. Я не вижу его, но могу запросто представить себе, как он презрительно кривит уголок рта и иронично щурит глаза — зеленовато-карие, с золотистым отливом. — Ладно, ничего страшного, как-нибудь переживу. Перезвони, если всё же приедешь.

Моментально отмечаю, что акцент Данила делает на слове «если».

— Значит так, я приеду… — грозно начинаю я, но Данила уже вешает трубку.

Вцепившись пальцами левой руки в iPhone, правую сжимаю в кулак и бью им о подоконник. «Я так люблю тебя, — думаю я, — ну почему я словно в загоне?»

— Са-шень-ка…

Оборачиваюсь. Вместе с деликатным стуком в дверь и голосом, буквально по слогам выдыхающим моё имя, в зазоре между дверью туалета и косяком двери появляется лицо Игоря. Лицо, надо сказать, бледное: за время нашего «брака» Игорь неплохо меня изучил и догадывается, что сейчас я могу запросто кинуть ему в голову что-нибудь тяжёлое — например, вот этот увесистый кусок мыла.

— Ну? — не церемонясь, огрызаюсь я.

— Саш, выходи. Я тебе сейчас такое скажу — закачаешься. Мне Марго только что звонила.

Марго (или Рита) — это редактор ток-шоу, которая перешла к нам на канал за полгода до того, как из ведущих этого ток-шоу ушла я, чтобы готовить свою авторскую программу. Но не суть.

— Что, ещё один сурпрыз? — Сверлю Игоря своими серыми или, как он выражается, «прыбалтийскими» глазами. — Ну и кто ещё у тебя заболел? Режиссёр? Сценарист? Телесуфлёрщик? Давай, жги, я же всех могу заменить! Бардак, а не канал...

— Саш, ну всё, заканчивай, — снисходительно произносит Игорь.

Делаю шаг к нему, разглядываю его безупречное лицо. «Интересно, и как это он так ловко тогда меня окрутил?» — думаю я. Впрочем, вас бы он тоже окрутил, если б вы его только видели.

— Марго только что с «Бакулевским» разговаривала, — не подозревая о том, какие мысли блуждают в моей голове, продолжает вещать Игорь, — и вместо этого врача… чёрт, как его? Забыл фамилию… Ладно, неважно… В общем, на передачу придёт… — Игорь делает эффектную паузу.

— Кто, Господь Бог?

— Фи, Сань. Сечин.

— Сечин? — Игорь кивает. — Тот самый Сечин? Арсен Павлович Сечин? — на всякий случай, уточняю я, и Игорь довольно смеётся. — Игорь, опомнись, — я щёлкаю пальцами прямо перед его носом. — Да твоя Афанасьева ещё вчера всем в курилке рассказывала, жаловалась, как она Сечину самолично дважды звонила, умоляла на ток-шоу прийти, чуть ли не в ноги кланялась, а он наотрез отказался. Да ещё и выдал ей напоследок… как это, чтобы не переврать цитату? — аккуратно чешу маникюром левую бровь. — А, вот: «Не утруждаетесь. Ваши передачи и так позволяют мне по телевизору наслаждаться обществом тех людей, которых я бы к себе даже на порог не пустил»[2].

Повисает пауза. Судя по тому, как ходят его желваки, Игорь начинает всерьёз заводиться. Тем не менее, небрежно пожимает плечами:

— Ну, как видишь, нашли способ его убедить.

— Как, неужели ему наш неподкупный канал за участие бабла откинул? — продолжаю добивать Игоря я. — Или — о Боже! — ему наш генеральный по телефону сам исполнял?

У Игоря моментально стекленеют глаза. Через секунду он испуганно вздрагивает, воровато оглядывается по сторонам, влетает в туалет и выразительно стучит себя костяшками пальцев по лбу.

— Саш, ты хоть иногда думаешь, что говоришь? — шипит он. Я смеюсь. — Короче, давай без шуток, — злится Игорь. — К твоему сведению, у Сечина тоже начальство есть, и это начальство желает, чтобы у «Бакулевского» был рейтинг. Теперь тебе всё понятно?

Не успеваю ответить, как мимо туалета (и нас) рысцой пробегает невысокая чернявая девушка. Джинсы, кудрявый хвостик, смуглое лицо. Лицо, кстати сказать, смутно знакомое. Пока я соображаю, где я её видела (кажется, в нашем бизнес-центре?), девушка замедляет бег и с любопытством заглядывает в туалет.

— Добрый день, — весело здоровается она со спиной Игоря. Надо сказать, что голос у девушки низкий, красивый, грудной.

— Добрый день! — моментально оборачивается Игорь. Профессионально мажет глазами по её удаляющейся фигуре, но поскольку девушка полновата и у неё короткие ноги, а Игоряша у нас большой эстет, то Игорь морщится и снова поворачивается ко мне: — Ну что, мой сурпрыз удался?

— Да не то слово.

— Тогда, может, ты уже выйдешь отсюда? — Соловьёв, оглядев строй туалетных кабинок, отступает в сторону и придерживает для меня дверь.

Выхожу из периметра туалета. Рассматривая тёмные, непроницаемые глаза Игоря (никогда не могла понять, и что у него в душе?), завожу ладони за спину и приваливаюсь спиной к холодной, шероховатой стене коридора.

— Игорь, скажи мне честно, это ты заставил Марго дожать «Бакулевский», чтобы на передачу пришёл именно Сечин? — очень тихо спрашиваю я. Игорь, помедлив, кивает. — Прости… честно, прости, я не знала.

Оторвавшись от стены, делаю шаг к нему. Вдыхая терпкий аромат его after shave, шепчу ему на ухо:

— Ну, прости меня, слышишь?

— Саш, не у туалета же? — брезгливо морщится Игорь. Тем не менее, бросает по сторонам осторожный взгляд и цепко обхватывает меня за талию. Я вглядываюсь в его лицо. Как ни странно, но иногда мой «муж» ухитряется быть человеком.

— Прости меня, слышишь? — повторяю я. — И спасибо тебе за Сечина.

Последнее, кстати, сказано мной вполне искренне.

— Не за что, обращайся! — Игорь, ещё разок оглядевшись, ухмыляется и по-хозяйски, звучно и сочно, припечатывает ладонь к моей заднице. От этой ласки меня буквально передёргивает, но в этот раз я предпочитаю смириться и промолчать.

— Всё, Сашка, иди и не срывай мне эфир, — повеселев, ставит точку в нашей дискуссии Игорь.

Уже собираюсь кивнуть, как в коридоре раздаётся ритмичный стук каблуков, и из-за угла появляется вторая девица. В отличие от первой, у этой полный макияж, модные кюлоты, высокий каблук, модельный шаг от бедра — судя по антуражу, девушка работает на музыкальном канале.

«Вот и я когда-то так начинала», — думаю я, а в памяти уже крутится сценка, где я, будучи студенткой журфака, волнуясь до ледяных пальцев, до дрожи в коленках, иду в «Останкино» на кастинг ведущих для МУЗ-ТВ. Кастинг (кстати, он был не сложным) я прошла, потом прошла мастер-класс и уже через месяц встала под камеру, чтобы вести еженедельные дурацкие попсовые хит-парады.  А потом в коридорах «Останкино» меня приглядел Игорь. Приглядел, окрутил, переспал, перевёл поближе к себе — и всё, понеслась карьера! Впрочем, благодаря этому я многое получила.