— Потому что вы мне приятны. А человек познаётся по-настоящему, когда он говорит о своём деле.

— Это вы про мужчин. Женщина познаётся, когда она любит, кормит дитя, делает мужчине обед и смотрит, как он тревожно спит.

Юлиан Семёнов


Январь 2017 года. Москва.


1.


Проспект Мира, квартира Аасмяэ, 09:00. Велотрек, Крылатское, полдень.


«В комнату ворвался пронзительный вой сигнализации, который подбросил меня на кровати и заставил пулей подлететь к окну. Чувство, знакомое всем, кто оставил на ночь под окнами автомобиль: не твоя ли зараза воет? Оказалось, истошно вопил соседский «Ауди». Похлопав сонными глазами, посмотрела на бегающего вокруг машины соседа, покосилась на будильник — почти девять утра. Натянула клетчатую рубашку и спортивные брюки, двумя рывками раздвинула тяжелые шторы и впустила в комнату серенький свет холодного утра.

Я у себя дома. Где ночевал Игорь, ведает только один Господь Бог, хотя, зная Игоря, нетрудно предположить, что тоже у себя: у Соловьева что-то вроде студии на Ленинском проспекте, где на метраже в сто тридцать квадратов можно легко разместить небольшой автопарк. Видимо, поэтому я, с детства привыкшая к относительно скромным габаритам эстонских квартир, никогда не чувствовала себя там уютно. А может быть, дело не в Игоре, а во мне: после вчерашних безобразных съёмок и последовавшего за этим унизительного разговора с Сечиным меня хватило только на то, чтобы, уезжая из телецентра, бросить Игорю смс-ку, сообщив ему в двух словах, что я поехала за Данилой и ночевать мы останемся у меня. Получив в ответ короткое: «Хорошо» и такие же короткие, но вежливые приветы Дане, поморщилась, забросила телефон подальше в сумку и рванула в детдом. Запихнув в машину надутого «зайца» (ещё бы: обещала приехать утром, а явилась в шесть вечера), покатила искупать свою вину в парк «Музеон», где упрямый мальчишка, вместо того, чтобы глазеть на иллюминацию и спокойно гулять по дорожкам, полез кататься с ледяной горки. Еле вытащив его с этой проклятой горы, отправилась с ним за пособиями в книжный, откуда мы поехали ко мне домой, где окончательно умиротворенный Данила, проглотив все положенные ему лекарства, по-свойски устроился в моих объятиях на диване и потребовал включить ему «Джека Ричера». В двенадцать ночи я решительно вырубила телевизор, вручила полусонному Даньке зубную щетку и погнала его спать.

«Знаешь, Саша, из тебя бы вышла очень хорошая мать», — однажды задумчиво произнес Игорь, наблюдая за тем, как я вожусь с Данилой. Но, как известно, лучше всех о воспитании детей знает тот, у кого их нет, так что Игорь ошибся: из меня получилось бы всё, что угодно — старшая сестра, подруга, наставница, даже нянька, но только не мама. Сколько я себя помню, я никогда не умилялась при виде детей, не горела желанием взять на руки грудничка и сюсюкать с ним, восхищаясь его нежными ручками или молочным запахом. Пряча улыбку, я снисходительно слушала рассказы подруг, взахлеб уверявших, что рождение детей — это всему основа. Что это — величайшая радость, что ничего выше этой радости нет, и что, когда у женщины появляется ребёнок, то её жизнь обновляется, а она многое переосмысливает. «Трогательное маленькое дитя пробуждает нежность и умножает любовь», — как красиво сказано! Только вот я никогда не испытывала интереса к детям, пока в моей жизни не появился Данила.

Стоя у окна и разглядывая занесенный снегом двор с голыми, точно процарапанными чёрным по белому, деревьями, я, машинально поглаживая пальцами гобеленовую штору, вспоминала, как познакомилась с Даней. Как ни странно, но свёл нас Игорь…


— Игорь, можно?

Год назад, таким же ранним утром я стояла в предбаннике, в телецентре, перед солидной, обитой кожей, дверью, ведущей в кабинет Игоря.

— Игорь Борисович занят, — вместо приветствия строго произносит его секретарша Лариса — блондинка с широко расставленными серо-голубыми глазами и навязчивым макияжем, который, понятно, ни к чему не подходит. Несмотря на относительно молодой возраст, обесцвеченные до белого волосы и густо накрашенный рот, у Ларисы откровенно бесполый вид, зато хватило ума безответно влюбиться в Игоря, благодаря чему и удержаться на этой должности. Поскольку всё это мне рассказал сам Игорь, я насмешливо кошусь на Ларису и демонстративно повышаю голос:

— Игорь, можно?

— Саш, заходи, — гремит из-за двери сочный баритон Игоря. Одарив злую как чёрт Ларису широкой улыбкой, переступаю порог кабинета.

— Да, Константин Сергеевич, я вас очень хорошо понимаю… Да, конечно, я сделаю всё, чтобы руководство пошло вам навстречу, — с убедительными интонациями, с которыми он умеет разговаривать с нужными ему людьми, рокочет в трубку Игорь и указывает мне подбородком на стул, стоящий напротив его письменного стола: «Садись».

— Я сейчас закончу, — шепчет он, прикрыв трубку ладонью.

«Ладно…» Пожав плечами, я плюхаюсь на стул и вытягиваю ноги, облаченные по случаю мокрой зимы в кожаные брюки и высокие ботинки с рифлёной подошвой. Скрещиваю лодыжки, а заодно, и переплетаю пальцы рук на животе, обтянутом чёрной, в тон брюкам, жилеткой. Игорь, проехавшись взглядом по моим ногам и приоткрытой груди, разваливается в кресле и, рассматривая меня, продолжает беседовать с неизвестным мне Константином Сергеевичем. В пол-уха прислушиваясь к гудению голоса Игоря и речитативу: «Да, Константин Сергеевич… Конечно, Константин Сергеевич…», я, от нечего делать, принимаюсь разглядывать кабинет, хотя помню его до мелочей. Видимо, такой кабинет и должен быть у большого начальника, который успешно сделал карьеру и при случае любит продемонстрировать свою близость к богеме.

На полу — дорогой ламинат под паркет. Стены покрыты ровным слоем тёмно-серой структурной краски с деликатным перламутровым блеском. На стенах в красочном (и тщательно продуманном Игорем) беспорядке развешены фотографии с премий «ТЭФИ», «Ника» и «Золотая Маска», где Игорю вручали приз, или сам Игорь вручал кому-то приз, или же Игорь представлял наш канал на фестивале. Вдоль стены у окна — переговорный стол закалённого стекла с креслами «чиппендейл» (да, я разбираюсь в этом: моя мама — художница и в свободное время любит реставрировать старинную мебель). У стены напротив окна стоит диван скрипучей тёмно-зеленой кожи, рядом с диваном — журнальный стол, на столе — серебряная ваза с тюльпанами. Сам Игорь с его красивым и самодовольным лицом сидит за массивным письменным столом, покрытым зелёным сукном, что выглядит представительно и солидно. На столе — дорогущий МАКовский ноутбук, которым Игорь пользуется, чтобы прочитать почту, но чаще чтобы разложить пасьянс или «косыночку». Остаётся только добавить, что над креслом, в котором сидит сам Игорь, висит написанный маслом овальный портрет пожилого, ещё красивого мужчины с неприятным взглядом, причем мужчина изображен сидящим за таким же массивным столом, покрытым зеленым сукном. Это отец Игоря, которого Игорь нежно любит, которым очень гордится, который, как я знаю, ушёл из жизни пять лет назад (и которого я, к счастью, никогда не видела).

— Саш, я освободился, — произносит Игорь, и я перевожу взгляд на него. — Ты бы попроще села, — снисходительно замечает он.

Я, не сводя с него глаз, продолжаю сидеть, как сидела.

Почему я себя так веду, спросите вы? А очень просто: мне недавно исполнилось двадцать шесть лет, я считаюсь одной из самых перспективных среди молодых ведущих и полгода, как сплю с Игорем. А поскольку Игорь ещё не наигрался мной, а я в ближайшее время собираюсь его бросить, то мне, в общем, уже всё можно.

— Ты просил меня зайти. Что ты хотел? — сухо напоминаю я.

— Ах, да, — наигранно смеётся Игорь. — Слушай, — он сдвигает брови, напускает на себя деловой вид и подъезжает на кресле ко мне, — есть одно дело. Можешь сегодня сгонять в детдом?

— Куда?! — От неожиданности я даже моргнула.

— В детский дом, — тем же снисходительным тоном повторяет Игорь. — Простая шефская помощь. Ты же знаешь, что наш канал занимается благотворительностью?

«Если честно, то в первый раз слышу…»

— Так, ну вы занимаетесь, а я-то тут причём? — не понимаю я.

— Ну, вообще-то, ты-то как раз причем. Ты же здесь работаешь? — напоминает мне Игорь, а я ловлю себя на мысли, что если к его вопросу добавить фразу «благодаря мне, любимому», то вот тогда Игорь полностью прояснит суть наших с ним отношений. — Понимаешь, — поиграв ручкой с золотым пером, Игорь расслабленно откидывается в кресле, — мы неделю назад перечислили деньги в детдом, а его дирекция пригласила нас на новогодний утренник. Дети какую-то программу подготовили, — Игорь пожимает плечами. — Но поскольку наш генеральный туда не поедет, а мне сегодня нужно позарез два совещания провести, то я и решил попросить тебя...

— А ты бы попросил свою секретаршу, — перебиваю я ровным тоном.

— Лариса мне здесь нужна, — в бархатном голосе Игоря прорезаются стальные нотки.

— Прекрасно. Тогда найди ещё кого-нибудь. — Я не собираюсь сдаваться, потому что при одной мысли о том, что мальчики и девочки будут под команду воспитателей с мученическим видом петь песни или читать мне стихи, мне становится не по себе.

— Саш, надо.

Поднимаю на Игоря глаза и гляжу на него. Оценив мой красноречивый взгляд, Игорь вздыхает и искусно меняет стратегию.

— Сашка, ну всего один раз, — проникновенным голосом начинает он. — Считай, что ты принимаешь участие в социально-значимом проекте... Саш, ну мне честно надо отправить туда кого-то из узнаваемых и, желательно, молодых лиц, потому что сам я сегодня туда не доеду, у Иванова программа на выходе, а я не могу отделаться отсылкой на детский утренник какого-нибудь статиста, потому что генеральный мне за это голову оторвет, — по-дружески признаётся Игорь.

А вот это я хорошо понимаю. Как понимаю и то, что Игорю удобней договариваться не с Ивановым (Петровым, Сидоровым), а со мной. И хотя ехать в детдом мне по-прежнему совершенно не хочется, я, решив напоследок удружить Игорю, говорю:

— Хорошо, я туда съезжу. Но только один раз.

— Сашенька… — Игорь расцветает в улыбке.

Подтягиваю ноги и поднимаюсь со стула:

— Давай адрес детдома.

— Возьми у Ларисы. Выступление у детей, если не ошибаюсь, в одиннадцать. Впрочем, это ты тоже у Лариски моей уточни. — Игорь, всё ещё улыбаясь, оглядывает меня с головы до ног и вдруг спрашивает севшим голосом:

— Ты дверь плотно закрыла?

— Да. Но в предбаннике твоя секретарша, — сообразив, что он затевает, предупреждаю я.

— Плевать на неё, — шепчет Игорь и протягивает мне руку, на среднем пальце которой блестит золотое кольцо: — Плевать на всех. Иди сюда, Сашка…


На заре наших отношений Игорь с его бархатным голосом и тягучими интонациями умел произносить моё имя так, что я испытывала умильный трепет, а на копчике трещал и разливался приятный холодок. В этом плане я тоже всегда была довольно активной девочкой и, хотя понимала, что у нас с Игорем случилась не любовь с первого взгляда, а скорее, любовь с первого траха, была искренне очарована им и даже считала, что со временем наша случайная связь может перерасти в нечто большее.

Но особого надрыва всё-таки не было. Не было тех бешеных всплесков адреналина, которые я помнила по своей первой безумной школьной влюбленности. Я не заводилась при одном только запахе его парфюма или взмахе его ресниц. Он не выбивал у меня почву из-под ног взглядом или прикосновениями. «Я никогда не любила тебя, — думала я, глядя на Игоря. — Я просто что-то искала в тебе, а ты этим пользовался. Да и кто его знает, что такое любовь? Безответные чувства со временем плесневеют, похоть и страсть без чувств приедаются, а когда ничего уже нет, то ты понимаешь, что бежишь мимо жизни, даже мимо себя самой. Так что пришло самое время поставить в нашем романе точку. Уже завтра я подготовлю своё резюме, перешлю его в отдел кадров «Останкино», пройду собеседование и, если у меня всё получится, то я перейду на другой канал, и мы с тобой тихо-мирно расстанемся».

— Прости, но я не в том настроении. — Поймала прищуренный взгляд Игоря, мазанула его губами по щеке, развернулась и вышла.


Взяв у Ларисы адрес и прихватив куртку, села в машину и отправилась к чёрту на кулички — на другой конец Москвы. Продираясь по пробкам, то и дело переключая в МП-3 музыку, я непрерывно курила, проклиная Игоря и своё малодушие. Периодически подкатывала мысль, что надо бы плюнуть на всё, развернуться и поехать домой, но я никогда не любила уходить со скандалом и уж тем более не считала нужным подставлять под раздачу других людей, даже если речь идёт о твоём, уже практически «бывшем».