– Знаешь, голос зависит от гормонов. Например, во время месячных нам петь не рекомендуется. И после родов, когда кормим.

– Я думал, для вас страшнее всего простуда.

– Представь себе, обычная простуда и насморк – это ничего. Иногда даже лучше звучит, когда отек. Опасны только трахеит и фарингит… А от секса голос тоже страдает. Приходится режимить.

– Что-то раньше ты о режиме не вспоминала…

– Пойми, это так естественно! Вначале я буквально летала, – такой творческий подъем!.. Но я говорила тебе об этом. А сейчас почему-то чувствую слабость, и мне страшно: я боюсь потерять голос.

Казалось, Борис прислушался к ее словам, и они заснули, обнявшись. Но под утро она проснулась оттого, что он властно разворачивал ее на постели. Часы в соседней комнате пробили шесть. Арина с досадой оттолкнула Бориса, накрылась одеялом с головой и вновь погрузилась в сон, а когда утром наконец проснулась, чувствовала себя свежей и выспавшейся – впервые за несколько дней.

Борис сидел на краю кровати и был мрачнее тучи. Весь его вид говорил о том, что случилось нечто ужасное. Арина хотела обнять его, но он грубо отвел ее руки и зло сказал:

– Я не привык к отказам. С детства ненавижу, когда мне отказывают. Мы никуда не едем, я передумал. Я лечу в Москву.

– А я? – растерянно спросила Арина.

– Твое дело. – Он поднялся и направился к двери.

– Подожди, но так нельзя, так ведут себя капризные дети: хочу – не хочу.

– Ты меня больше не интересуешь. – Борис открыл дверь, но медлил, словно хотел еще что-то сказать или услышать.

– Немедленно перестань себя так вести, а то пожалеешь! – Арина была вне себя от ярости.

– Ты мне угрожаешь?! Колдовать поедешь, к бабкам?! – и он хлопнул дверью.

Когда Арина вышла наконец из спальни, ни Бориса, ни Алеши нигде не было. Ей сказали, что они уехали обедать и оставили Арине адрес ресторана. Ехать к ним она была не в состоянии, но главное – ей не хотелось видеть его недовольное лицо, снова слушать жестокие слова. И она решила поступить так, как обычно поступал Борис: взяла в баре восемнадцатилетний виски и влила в себя полбутылки. Боль притупилась, растерянность прошла, но мир перед глазами пошатнулся, а предметы начали расплываться. Чтобы вернуть мир в нормальное состояние, Арина выпила еще, и дальше уже ничего не помнила. Ей рассказали, что нашел ее Алеша, она сидела на пляже, зарывшись в песок, и ревела. Алеша расплакался и попытался ее поднять, но она отказывалась двигаться с места. Тогда он побежал за Борисом, который взял ее на руки, принес в дом, раздел, умыл и уложил в постель. Немного посидев с ней и дождавшись, пока она провалится в сон, он пошел принимать гостей, о которых Арина напрочь забыла. В полночь она проснулась совершенно трезвая. Борис лежал рядом. Она попыталась что-то ему сказать, но объяснения не получилось: в соседней комнате вдруг что-то звякнуло, и Борис вышел посмотреть. Оказалось, лопнула лампочка.

На следующий день они поехали в Майами.

Глава 20. Последнее путешествие

На корабле всем заправляла Зита. Она объявила, что отвечает за регистрацию. Арине хотелось обойтись без ее навязчивого внимания, она чувствовала себя подавленной и несчастной. А поскольку в поездках с Толиком всегда сама занималась бумажной волокитой, она, поблагодарив Зиту за любезность, сказала, что эта процедура ей хорошо известна, и помощь, очевидно, не понадобится. Зита стала настаивать. Арина твердо отказалась от ее услуг и грустно пошутила, что самостоятельность Арины Шутовой всегда была притчей во языцех, даже в пионерском лагере. Закончив регистрацию, Арина сразу заказала себе спа-процедуры: лайнер был огромный, и она была уверена, что, когда все сориентируются, это будет сделать гораздо сложнее. Несмотря на натянутые отношения с Борисом, она решила отнестись к поездке как к отпуску. Но вдруг появилась совершенно взбешенная Зита и, еле сдерживая себя, спросила, почему Арина все делает сама, а не через нее, добавив:

– У нас так не принято, мы все делаем вместе, сообща!

– Хором? – раздраженно уточнила Арина.

– Да! – зло отрезала Зита.

– Ну а я – солистка!

День прошел незаметно, в какой-то суете, а вечером, когда они встретились в баре, Зита, жестко печатая слова, сказала:

– Мы не сумели с тобой стать друзьями. Арина расстроилась и пожаловалась на нее Борису, но тот принял сторону Зиты. Арине вновь вспомнился пионерский лагерь, там ей тоже ставили в вину, что она не вписывается в коллектив.

– Борис, милый, неужели и ты будешь говорить мне эти глупости, про дух коллективизма?!

– Мне странно, что ты не понимаешь таких важных для меня вещей!

Не найдя у него поддержки, она совсем расстроилась, но океанский воздух делал свое дело. Солнце наполняло ее энергией, а загар украшал. И вместе с силами возвращалась надежда на то, что сезон ссор вот-вот закончится. В день рождения Борис сказал, что намерен подарить ей «Бентли». Правда, на корабле представителя фирмы не оказалось, и Арина осталась без подарка, с лицемерными тостами Зиты и Карла. После торжественного ужина Борис ушел в бар, напился, и все вернулось на круги своя. Теперь он пил, как и раньше, каждый день, с утра до вечера, соединяя алкоголь с таблетками. В пьяном виде он кричал, что они разные люди, что она ему чужая, и требовал, чтобы Арина немедленно, сию же минуту, покинула корабль. Этот пьяный бред повергал ее в ужас.

Начался шторм, корабль качало, и Арину постоянно мутило. Алеша с няней жил в соседней каюте, плакал по ночам и просился к маме. Постоянная тошнота, недовольный, пьяный, страдающий Борис и боящийся темноты и качки сын – это был Аринин ад. Карл начал проводить с Борисом психотерапевтические сеансы, после которых тот успокаивался, но смотрел на Арину чужим и безучастным взглядом. Временами она замечала, как он многозначительно переглядывался с Зитой, которая в ответ выразительно поднимала к небу глаза. Арине невозможно было наблюдать этот безмолвный диалог. Они были свои, а она – чужая, и ее присутствие, кажется, было им в тягость..

Она пробовала говорить с Борисом, но разговор не получался, а ее слова действия не возымели. Теперь она мечтала только об одном – скорее бы на берег, в Москву, домой. Терпеть было невмоготу. Когда же наконец путешествие закончилось и они приехали с Алешей в Борисов дом на берегу океана, Арину поджидала новая обида: она обнаружила, что их совместные фотографии исчезли. Она спросила прислугу, что произошло, и услышала в ответ: это распоряжение Зиты, та позвонила с корабля и велела срочно убрать из дома фотографии Арины. Теперь Зита и Карл были здесь постоянно, и днем, и ночью, так что Борис с Ариной уже никогда не оставались наедине.

У Арины была задержка, которую она объясняла нервами и стрессом. На всякий случай она все же решила провериться на беременность и вдруг увидела полоски, которых они оба ждали три месяца. И надо же было такому случиться именно теперь: она беременна! Арину трясло: говорить или нет? Борис заметил, что она дрожит, спросил:

– Что случилось?

Она не ответила, и он ушел на пляж. Арина пошла в ванную и под струями теплой воды вдруг поняла, что надо сказать ему сейчас же, немедленно, пока еще можно что-то вернуть… И набросив на голое тело шелковый халат, она побежала к океану.

Он полулежал в шезлонге и смотрел в ту сторону, откуда она появилась, словно ждал ее. Но когда Арина стала приближаться, отвернулся. Сердце у нее упало: ничего хорошего из разговора не получится, известие его не обрадует. Арина подошла, но он по-прежнему смотрел в другую сторону. И тогда она сказала:

– Мы так с тобой этого хотели… ты знаешь… я хочу тебе сказать… я беременна. Я думала, это будет радость для нас обоих, но…

теперь ведь все по-другому… Что же делать? Что мне теперь делать?

Борис слушал ее без эмоций, а когда она замолчала, сказал:

– Что ж, давай попробуем еще раз, – но энтузиазма в его голосе не было.

В тот вечер была закрытая вечеринка по случаю дня рождения Бориса. Приглашенных было немного: две американские пары, Зита с Карлом, Арина и Борис. Он начал пить еще до прихода гостей, и очень скоро стало ясно, что перебрал. Тамадой на вечеринке был Карл, предоставлявший слово всем, кроме Арины, которая сидела, сверкая бриллиантами, как разряженная кукла. За весь вечер никто не обмолвился с ней ни единым словом. Был момент, когда ей хотелось встать и на прекрасном английском объявить: «Дамы и господа! Мы с Борисом рады сообщить вам, что у нас будет ребенок!» Но как неуместны были бы эти слова…

Борис Арину игнорировал. Его носило по залу, он то шел танцевать, то садился прямо на пол и долго так сидел, с бокалом вина в руке. Арине было неприятно наблюдать эти сцены барского загула, и она исподтишка посматривала на иностранцев: не может быть, чтобы им это нравилось. Но вид у них был невозмутимый, похоже, они к подобным выходкам привыкли и все принимали как должное. Между тем вскоре к Борису присоединялся Карл, который весь вечер был неотступно рядом, – а за ним и Зита. Борис, едва они усаживались к нему на пол, вставал и шел танцевать, словно проверяя, пойдут ли они за ним, и они шли, а потом возвращался к столу – и тут же у стола появлялись Карл и Зита. Он по-прежнему ни разу не взглянул на Арину. На нее, кажется, вообще никто не смотрел, ей никто не улыбался. И вдруг, чуть ли не впервые за весь вечер, Борис оказался рядом:

– Хочешь, я сейчас скажу, что мы женимся? – спросил он Арину, не поворачивая к ней головы.

– Хочу, – сказала Арина и почувствовала, что голос у нее дрожит.

Борис встал и, перекрывая многоголосый шум и доносившуюся из центра зала музыку, произнес:

– Я хочу выпить за самых близких, самых любимых моих друзей, за супружескую пару, Карла и Зиту!

Все весело загомонили, начали чокаться. Арина потянулась было чокнуться с Борисом, но он не заметил ее движения и не протянул руки навстречу.

А Карл между тем достал из файла листочек и сказал:

– Наш коллега и друг Черноус прислал сегодня личное письмо – поздравление Борису Вальтеру, которое, с его позволения, я сейчас зачитаю.

И начал читать длинное велеречивое послание, в котором Черноус желал Борису личного счастья, сетовал, что тот переживает очередное разочарование, и выражал уверенность, что он еще встретит свою половинку, женщину, которая сделает его счастливым.

Зита громко, стараясь, чтобы было слышно всем, переводила.

Арина, которая и без того уже чувствовала подступающую к горлу дурноту, выбралась из-за стола и отправилась в дамскую комнату. Возле туалета стоял диванчик, она села и попыталась взять себя в руки. Что она здесь делает, среди совершенно чужих людей? Как случилось, что ее никто, даже Борис, не воспринимает всерьез?

Откинулась тяжелая портьера, и на пороге возник Карл. Вид у него был озабоченный.

– Борис требует, чтобы ты вернулась на место! – сказал он, не глядя ей в глаза.

– Послушай, зачем я вам нужна? Вам и так хорошо, а меня мутит немного. Я еще посижу, отдышусь и приду.

– Ты, кажется, не поняла. Это не просьба, приказ. Возвращайся на свое место! Борис не любит, когда приходится повторяться.

И он исчез за портьерой.

Домой Арина и Борис уезжали на разных машинах, и ночевать он так и не приехал. Арина бессмысленно слонялась по дому, когда позвонил Карл:

– Можешь не ждать Бориса на ночь, он отправился праздновать дальше.

Под утро Борис зашел к Арине в спальню и молча лег рядом. Она не спала и чувствовала, что он на нее смотрит, но шевелиться ей не хотелось, тем более говорить. Да и что они могли сказать друг другу?

Полежав так минут пять, Борис тяжело поднялся и вышел.

Все оставшееся до отъезда в Москву время Борис был пьян, а рядом, неотступно словно стража, находились Зита и Карл.

Когда же наконец они остались наедине и Арина начала разговор, Борис ехидно посмотрел на нее и спросил:

– Ты думаешь, что сможешь мной манипулировать, сможешь на меня влиять? Ошибаешься. У меня есть женщина, которая родила от меня двоих детей, сама так захотела. И хотя она родила, я на ней не женился. Для меня ребенок ничего не значит… И потом, я несвободен… Да-да, не смотри на меня так, развод у меня не оформлен, формально я все еще женат.

Это было что-то новое. Арина не верила, что слышит эти слова от человека, который еще совсем недавно твердил о том, что хочет, чтобы она родила ему ребенка. Теперь она заодно узнала еще об одной женщине и о детях, чьи игрушки находил в песке Алеша.

Борис продолжал:

– Ты меня не понимаешь и понять не способна… Я сверхчеловек, сын Божий… А артистов я всерьез не воспринимаю. Ко мне вон Михалков приходил, денег просить, а я не дал!..

Арина не верила своим ушам:

– Но ведь все мы дети Божьи! Ты, должно быть, хочешь сказать, что ты избранный?

– Да, вот именно… Я – избранный, меня любит Бог… Вот сейчас я прикоснусь к тебе, и у тебя начнется кровотечение – и никакого ребенка… А по тебе я катком проеду…