Кэти МакГэрри - А тебе слабо?

– С тех пор как меня выписали из больницы, Трент ухаживает за мной. Он такой заботливый. Он говорит, что раскаивается в том, как со мной обходился, и хочет начать всё сначала.

– Твой Трент – дерьма кусок.

Я швыряю в мешок мамину расчёску и зубную щётку, потом замираю при виде маленького коричневого пакетика, засунутого за коробочку с тампонами.

– Что это?

– Не знаю, – мама снова и снова растирает руки. – Ширли оставила это здесь, когда привезла меня домой.

Я хватаю пакетик.

– Кажется, ты говорила, что за тобой ухаживает Трент.

– Детка, я хотела сказать, что он заехал сегодня утром.

В коричневом пакетике лежит пачка пятидесятидолларовых банкнот и купленный по рецепту флакон наркотика, необходимого маме, чтобы снять зависимость от героина. «Спасибо, Ширли!» Я стараюсь не думать о том, что она продала или сделала, чтобы раздобыть эти деньги. Главное – деньги здесь, они мне нужны, и пока этого достаточно. Я швыряю пакетик в мешок и выбегаю в спальню. В шкафу выбирать почти не из чего, я бросаю в мешок наименее грязные и нерваные шмотки.

– Элизабет, – тоненько скулит мама. – Элизабет, давай отложим отъезд на денёк-другой?

– Нет, мы уезжаем прямо сейчас. Где ключи от машины?

– Я… я не знаю!

Значит, знает.

Я замахиваюсь мусорным мешком с барахлом и сшибаю бутылки со спиртным с её тумбочки. Стекло со звоном бьётся о стену.

– Вот так твой Трент однажды поступит с твоей головой. Мы уезжаем отсюда!

Охваченная отчаянием, я выхожу и бросаю взгляд на свою пустующую комнату. Дверь в неё в кои-то веки открыта, и я прирастаю к полу.

– Твою мать, ты издеваешься?

Я прислоняюсь лбом к дверному косяку. Удар слишком силён, у меня всё плывёт перед глазами, я не могу устоять на ногах. На старом кофейном столике, который я когда-то нашла около мусорных баков, разложены пакеты с белым порошком. Мелкие пакетики кучей свалены на полу.

Я с трудом выдавливаю из себя слова.

– Ты торгуешь героином.

Мама выталкивает меня в коридор и захлопывает дверь.

– Нет. Это всё Трент. Иногда я разрешала ему оставлять у меня товар на ночь, но после того, как ты выбила окна в его машине, полиция плотно села ему на хвост, поэтому он перенёс всё сюда, от греха подальше. Я же должна была ему помочь!

Я судорожно сжимаю и разжимаю кулаки.

– Это ты разбила окна в машине Трента! Я взяла вину на себя, чтобы тебя не отправили за решётку!

– Сделай вид, что ты ничего не видела, Элизабет. Ты же знаешь, как рассердится Трент! Он считает, что это ты сдала его полиции.

– Что с тобой такое, твою мать? – ору я ей в лицо. – Ты помнишь, чем закончился ваш последний эксперимент с героином? – я складываю из пальцев пистолет и приставляю к своему виску. – Мама, этот тип хотел меня убить! Мне было восемь лет! Он приставил пушку к моей голове и взвёл грёбаный затвор!

Мама мелко трясёт головой и никак не может остановиться.

– Нет, детка, он бы этого не сделал! Твой папа сказал, что он просто хотел нас напугать. Твой папа сказал, что нам ничего не угрожало. Ты просто всё неправильно поняла. Твой папа дал мне слово!

Как она может так легко обманывать себя? Как она может снова и снова прятаться от правды? Я вижу, как мама снова трёт руки. У меня подкашиваются ноги, я ударяюсь о стену. Боже, разве я чем-то лучше? Все эти недели, если не месяцы, все признаки употребления героина были у меня перед глазами, но я предпочитала ничего не замечать.

Но теперь с меня хватит. Я больше не буду закрывать глаза на правду.

Я выхожу на кухню и начинаю сбрасывать весь хлам со столешницы, чтобы побыстрее отыскать ключи. Если понадобится, я вытащу её отсюда за волосы. Ручка входной двери поворачивается, моё сердце сжимается и падает. Я провозилась слишком долго, и теперь Трент меня убьёт.

Бет часто-часто моргает, когда я вхожу в квартиру. Она стоит на крохотной кухне, сжимая в руках мешок для мусора. Никогда в жизни я не испытывал такого облегчения при виде кого бы то ни было. И никогда в жизни мне так сильно не хотелось вытрясти из кого-то душу.

– Собралась куда-то?

Я стараюсь оставаться спокойным. Насколько я успел узнать, Бет принимает в штыки любые угрозы, гнев или попытки помешать ей исполнить задуманное.

Она поворачивается ко мне спиной и продолжает швырять на пол какие-то бумаги и прочий мусор.

– Вали отсюда.

– С удовольствием. Поехали. Мы с тобой дважды приезжали в Луисвилл на ужин, но всё как-то не складывалось. Пора наконец устроить настоящее свидание.

Бет выходит из кухни и начинает рыться на карточном столике. У неё трясутся руки, а лицо выглядит неестественно бледным на фоне чёрных волос.

– Я не шучу, Райан. Мы с мамой сегодня уезжаем. Это было давно решено, помнишь?

– Было.

Я быстро окидываю взглядом захламлённое помещение, пытаясь понять, чего так боится Бет. Адреналин кипит в моей крови, готовит меня к встрече с невидимой пока угрозой.

– Но в субботу ты передумала.

В комнату входит женщина. Болезненно худая. Жёсткие, как пакля, светлые волосы. Я впервые вижу мать Бет так близко.

– Ты кто такой? – спрашивает она.

Я заставляю себя посмотреть в её пустые светлые глаза. Они того же цвета, что у Бет, только совсем тусклые.

– Меня зовут Райан. Я бойфренд Бет.

Бледные губы женщины растягиваются в подобии улыбки.

– У тебя есть мальчик, Элизабет?

Бет швыряет на пол пустую пластиковую двухлитровую бутылку.

– Это мой бывший. Он меня трахнул, а потом рассказал всё своим мамочке и папочке, и они меня возненавидели. Мама, где эти долбаные ключи?

Моё спокойствие заканчивается.

– Я этого не делал. Если ты согласишься меня выслушать, я объясню тебе всё насчёт моих родителей.

– Мама! – орёт Бет, и её мать вздрагивает от испуга. – Клю-чи. Быстро!

– Хорошо-хорошо, – лепечет женщина и уходит в коридор.

Бет поворачивается ко мне, её ноздри раздуваются.

– Вали отсюда, Райан.

– Я никуда не уйду без тебя.

Она сжимает кулаки и бьёт себя по ноге, подчёркивая каждое слово.

– Моя. Мать. Алкоголичка. Моя. Мать. Наркоманка. Она сидит на героине. Любимое развлечение её ухажёра – избивать меня до беспамятства, а если меня нет поблизости, он без колебания вымещает свою злобу на моей матери. У меня в запасе всего несколько минут на то, чтобы вытащить её отсюда и сбежать, пока он не вернулся и не убил нас обеих.

Меня охватывает зловещее спокойствие. Никто не смеет прикоснуться к моей девушке.

– Он тебя бил?

– Да, Райан. Он меня бил, он отвешивал мне пощёчины, он пинал меня ногами. Я была его персональной видеоигрой повышенного уровня жестокости. Если я не вытащу отсюда мою маму, он её убьёт. А если это не сделает он, то её прикончит героин.

Наверное, Бет говорит чистую правду, но, честно говоря, меня мало волнует её мать. Все мои мысли только о Бет.

– И что произойдёт, если я позволю тебе выйти отсюда вместе с твоей матерью? Ты всерьёз веришь, что если сядешь в машину и переедешь в другой город, то всё изменится к лучшему?

– Да! – машинально отвечаю я, хотя тихий голос в моей голове отчаянно кричит «нет». – Должно измениться.

Райан в своей бейсбольной форме выглядит совершенно неуместно в этой квартирке, он такой огромный, что заполняет собой всю гостиную.

– Знаешь, что я думаю?

– Я думаю, что ты мне врал!

Он мне врал, врал. Я изо всех сил цепляюсь за эту мысль.

– Я был неправ. Я не идеален. Да, я не рассказывал о нас своим родителям, но это уже в прошлом. Я признался им, что встречаюсь с тобой. Они знают, что я тебя люблю.

Это хорошие слова, правильные, но…

– Слишком поздно!

– Чушь! – в его глазах вспыхивает гнев. – Всё это время я думал, что ты самый смелый человек, которого я когда-либо знал. Ты никогда не стыдилась быть собой, но сейчас, стоя тут перед тобой, я вижу, что ты трусиха. Ты так боишься позволить себе чувствовать, что готова отказаться от всего хорошего, что есть в Гровтоне, ради ощущения безопасности.

Я резко дёргаю головой и сощуриваю глаза.

– Безопасности? Я стою посреди грёбаного наркопритона и пытаюсь спасти свою мать от её хахаля, который с радостью убьёт меня, а потом будет измываться над ней. Где ты увидел здесь безопасность?

– Это и есть твоя безопасность. Ты скорее готова мучиться здесь, в этой жизни, чем быть счастливой в Гровтоне, – Райан обводит глазами мамину квартиру. – Потому что в этой жизни тебе не надо ничего чувствовать, Бет. В Гровтоне твои чувства оживают, и это превращает тебя в трусиху.

Я роняю мешок и подношу трясущуюся руку ко лбу. Райан говорит неправду. Он ошибается. Конечно, ошибается! Я убегаю совсем не поэтому. Я должна спасти маму, потому что если не я, то кто?

Райан преодолевает разделяющее нас расстояние. Моё сердце замирает, когда он кладёт руку на мою талию.

– Я бы хотел думать, что ты бежишь от меня, но, к сожалению, это не так. Я не обладаю такой властью над тобой. Ты убегаешь с тех пор, как я впервые тебя увидел, и я готов поспорить, что ты так делала и раньше. Ты похожа на ту птицу в амбаре. Ты так боишься навсегда оказаться взаперти, что не видишь открытой двери. Ты снова и снова бьёшься о стены. Но дверь открыта, Бет. Прекрати бегать по кругу, просто выйди на свободу.

Другой рукой он убирает волосы с моего лица, и я чувствую, как у меня дрожит нижняя губа.

– Если я брошу её, она умрёт.

У меня сводит всё внутри, глаза щиплет.

Райан берёт моё лицо в руки, и я вся отдаюсь его прикосновению. Райан такой, он всегда так делает: заставляет меня ощутить себя в безопасности. Он продолжает говорить.

– А если ты останешься с ней, это убьёт тебя. Возможно, не физически, но ты умрёшь внутри. Если я тебе не нужен, я дам тебе свободу, но подумай, как много всего ты можешь построить в Гровтоне даже без меня! Откажись от меня, откажись от всех нас, если тебе так нужно, но не отказывайся от самой себя!

Инстинкт приказывает мне бежать. Но вопреки ему я судорожно вцепляюсь в руки Райана. Меня терзает страх, меня приводит в ужас то, насколько беззащитной он делает меня.

– Я боюсь!

Райан прижимается лбом к моему лбу.

– Я тоже, но я буду бояться гораздо меньше, когда мы отсюда уедем.

Входная дверь распахивается. Яркий солнечный свет врывается внутрь, порыв холодного воздуха возвещает о приходе дьявола. Огромная фигура Трента появляется в гостиной. Я мгновенно теряю контроль над своим телом, мои руки безвольно падают, сердце прыгает в горло. Райан загораживает меня собой.

Трент с грохотом захлопывает за собой дверь и радостно хмыкает при виде меня. Его цепкий взгляд падает на мусорный мешок, валяющийся у меня под ногами.

– Напрасно ты сюда вернулась.

За своей спиной я слышу тихий голосок моей матери.

– Элизабет уже уходит.

Райан подталкивает меня к двери, сильнее надавливает на мою спину. Мой разум истошно кричит: беги! Но мои ноги приросли к полу. Неважно, шевельнусь я или нет, Трент всё равно не позволит мне выйти за дверь.

– Отпусти Райана.

Это звучит как мольба, и Трент самодовольно ухмыляется. Я впервые прошу его о чём-то, и сукин сын это оценил.

Трент открывает пачку сигарет, вытаскивает одну, засовывает в рот и зажигает. Не сводя с меня глаз, он делает длинную затяжку и выпускает струю дыма. Я содрогаюсь, глядя на горящий кончик сигареты. В последний раз Тренту очень понравилось, как я кричала, когда он прижигал мне руки сигаретами.

– Шагай, парень. Вали. К тебе у меня претензий нет.

– Я не уйду без Бет, – голос Райана дрожит от ярости.

Несмотря ни на что, я люблю Райана, а здесь он оказался только из-за меня. Я упираюсь обеими руками в его грудь и толкаю в сторону двери.

– Уходи!

Райан меряет взглядом Трента, тот делает то же самое.

– Выйди за дверь, Бет, – говорит Райан. – Он тебя не тронет.

Трент смеётся. Райан крепкий, сильный и молодой. Трент выше и старше, он злобный и жестокий ублюдок. В прошлом году Исайя и Ной попытались схлестнуться с ним и остались живы только благодаря тому, что мой дядя пригрозил Тренту пушкой. Но сейчас дяди здесь нет, а пушкой мне не посчастливилось разжиться.

Райан подталкивает меня к двери. Он ни на миг не спускает глаз с Трента.

– Идём.

Кровь стучит у меня в ушах. Может быть, мы сможем уйти.

– Мама!

– Только попробуй дёрнуться, Скай, – говорит Трент.

Я протягиваю руку к маме.

– Пойдём с нами.

Райан истошно выкрикивает моё имя, его руки взлетают передо мной. Боль пронзает голову. Пол летит мне в лицо. Свет и тьма мелькают за моими закрытыми веками. Все звуки сливаются в сплошное пронзительное жужжание, что-то тёплое течёт с моей брови на переносицу. Я облизываю губы и морщусь от солёного вкуса крови.