Он аккуратно прикасается к моей руке, а потом осторожно переплетает свои пальцы с моими. Я опускаю голову — расстояние между нами такое маленькое, что всё внутри меня превращается в месиво непонятно чего. Хочется прижаться к парню, ощутить его тепло и почувствовать себя в безопасности, но, если я это сделаю, то проиграю.

— Он прав, — холодно говорю я. — Во всём.

— Это не так, — тихо тянет Егор. — Ты ни в чём не виновата. И то, что ты боишься, это естественно… — он осекается. — То, что было между нами…

Егор вдруг обнимает меня рукой и притягивает к себе, утыкаясь носом в мои волосы. Я облегчённо вздыхаю, вдыхая его запах. Сдерживаюсь, чтобы не сдаться и не разреветься на его плече, но я не могу себе этого позволить, потому что я ведь не слабачка. Я должна быть сильной, чтобы выжить. Никто не должен знать мои слабости…

— Всё нормально, — заверяю его я. — Просто присмотри за ним. А то мало ли.

— Конечно.

Собрав все силы, я отстраняюсь от Штормова и, бросив ему неуверенную улыбку, ухожу в ванную. Вот и всё.

Привет, тишина. Здравствуй, одиночество.

39

Miyagi & Эндшпиль, NERAK — DLBM


— Знаешь, что самое дебильное в этой ситуации? — на выдохе спрашиваю я, сильно ударяя правым кулаком по боксёрской лапе, которую держит передо мной Макс.

Зал пуст, и наши голоса эхом разлетаются по помещению, отскакивая от стен и возвращаясь обратно. Звуки ударов заводят меня лишь сильнее, дыхание сбивается, тело ломит от непривычных тренировок.

— Что же? — парень резко проводит надо мной лапой, и мне приходится нагнуться.

Удар, второй. Два правой, один левой, как учил Макс.

— То, что мой дом в десяти минутах отсюда, — злюсь я, со всей силы ударяя по лапе. — Я просто не понимаю, какой смысл мне здесь торчать? Если и прятаться, то где-нибудь на другом конце города, чтобы наверняка.

Парень задаёт мне темп, командуя, с какой скоростью нужно бить.

— Так, это же даже лучше, — улыбается он. — Под носом тебя искать никто не додумается.

Снова выпад — я нагибаюсь, сгибая колени.

Лёгкие горят, сил почти нет. Мы занимается уже четвёртый день, и от непривычки все мои мышцы ноют при любом движении, но я не отступаю. Мне становится легче после тренировок, словно бы я всю злость и агрессию вымещаю на груше или на Максе. Да и усердные физические упражнения не дают мне времени думать о всяких глупостях.

Может быть, поэтому Егор так любит бокс?

— Меня могут увидеть здесь, — не отстаю я. — Я же возвращаюсь с работы, хожу в магазин. Сидеть в зале сутками я тоже не могу. Да и меня здесь уже все ребята знают. Слышала, как какой-то чел сплетничал, мол, я твоя любовница, вот и живу здесь.

Я наношу последние удары и отступаю на шаг, пытаясь перевести дух. Макс показывает рукой, что пора передохнуть.

Он смеётся, стирая со лба пот предплечьем, снимает лапы и прислоняется к тросам.

— Может, тебе причёску сменить? — предлагает он. — Имидж, всё такое. Чтобы никто не узнавал.

— Как вариант, — пожимаю плечом.

Зубами отрываю липучку на боксёрских перчатках и снимаю их — руки вспотели во время тренировки, и выпустить их на свободу — это настоящее удовольствие. Словно снимаешь неудобные туфли после тяжёлого дня.

— Закончим, ладно? Мне нужно ещё отчёт написать до завтра, — смотрю на парня, пристально наблюдающего за мной.

— Ага.

Нагнувшись, я пролезаю между тросами и спускаюсь с ринга. Разминаю шею, морщась от боли в мышцах.

— Завтра операция, да? — Макс спускается следом.

— Да, — кладу перчатки на скамейку и беру бутылку с водой. — В три часа. Меня даже с работы отпустили.

Вспоминаю Кирилла, который услужливо разрешил мне взять отгул. Хотя зачем, собственно? Я ведь всё равно ничего не смогу сделать. Буду сидеть в больнице и ждать результатов. Но в любом случае, на работе я бы весь день думала о Шторме и переживала. Так хоть не буду напрягаться из-за проектов.

Открываю крышку и начинаю жадно пить.

— Думаю, тебе вообще не стоит появляться в больнице, — замечает Макс.

Вода попадает не в то горло, и я закашливаюсь. Парень несколько раз стучит мне по спине, морщась, будто я — это что-то мерзкое и противное.

— В смысле? — не понимаю я, наконец, откашлявшись.

— Они ведь могут и туда прийти, — замечает парень. — Вдруг поймают тебя там. И всё такое.

— Да плевать. Возьмут Егора, так и меня вместе с ним, — отмахиваюсь.

Макс вздыхает, забирает мои перчатки и собирается уже отнести их в тренерскую, но я неожиданно спрашиваю его:

— Как много тебе рассказал Шторм?

Он оборачивается, останавливаясь. Смотрит на меня своими карими большими глазами, к которым я до сих пор не могу привыкнуть. То ли дело у Егора — голубые-голубые, пронзительные, словно свет. А здесь будто тьма. И я даже не знаю, хорошо это или же нет.

— Сказал, что вас ищут плохие люди и что тебе нужна защита. В подробности я не вдавался.

Немного прищуриваюсь, не в силах понять, врёт Макс или же говорит правду. Будет обидно, если за всем этим дружелюбием прячется приспешник Арчи. Тогда получится, что я прямо сейчас нахожусь в опасности, в лапах преступника, в логове кобры, в любую секунду готовой наброситься на меня.

С другой стороны, я не понимаю, зачем тянуть время? Если Макс действительно работает на Арчи, то почему он просто не сдал нас. Почему они до сих пор не заявились ко мне домой или же прямо сюда?

Тут либо Макс всё-таки с чистой совестью, либо Арчи планирует нечто изощрённое.

— Класс, — просто так бросаю я. — Меньше знаешь, крепче спишь. Да и безопаснее тебе ничего не знать.

Подбрасываю бутылку в воздух, ловлю её другой рукой. Вода бьётся о внутренние стенки пластика, словно волны, обрушивающиеся на камни.

— Думаешь, меня пугают какие-то там бандиты? — усмехается парень.

— Нет. А должны, — пожимаю плечом, направляясь в сторону раздевалки. — Я в душ. Не подглядывай.

— Да больно надо, — тянет Макс.

Я оставляю его в зале, а сама скрываюсь за дверью раздевалки. После тренировок только и хочется постоять под струями воды, а потом перекусить и выпить чего-нибудь. И желательно покрепче.

Здесь душно и пахнет потом недавно тренировавшихся парней и девчонок. Запах не особо приятный, и окно бы тут точно не помешало.

Но, с другой стороны, здесь как-то по особенному спокойно. Нет ни беспокойств, ни тревог, будто это место забирает их все, питается ими, пожирает.

Здесь будто свой особенный мир. Днём он переполнен жителями, смехом, голосами, разговорами. Все знают друг друга, сплетничают, выясняют отношения на ринге, разговаривают по душам, просто снимают накопившийся стресс.

А ночью тут пусто, будто всё живое засыпает, вымирает и исчезает до рассвета. Прячется в норах, в пещерах, в гнёздах, засыпает, чтобы потом снова проснуться.

В принципе, здесь неплохо. Это, конечно, не квартира с евроремонтом, но жить можно. Душ есть, диван, интернет, что ещё нужно? Единственный минус — приходится проводить время с Максом помимо тренировок. Но в основном он занимается своими делами, а я своими. Да и я весь день всё равно провожу на работе.

Итак, что мы имеем?

Завтра у Егора операция, и я очень надеюсь, что она пройдёт успешно. С утра я направляюсь прямиком в больницу, чтобы поддержать Шторма и побыть с ним, пока его не заберут. А потом буду сидеть и ждать результатов. День обещает быть тяжёлым.

От Тарана всё ещё никаких подробностей. Он присылает короткие сообщения о том, что с ним всё в порядке и что всё идёт по плану. Миша не звонит. Крис и Рома тоже со мной не связываются, и я даже не знаю, что и думать. Сидеть и бездействовать — худшее наказание. Наверное, мне надо было всё-таки поехать с Андреем, чтобы помочь ему, но тогда пришлось бы бросить Егора.

Работа — это единственная часть моей жизни, где всё идёт гладко. Кирилл доволен результатами, да и критиковать чужие работы у меня получается куда лучше, чем я думала. К тому же мне не приходится целыми днями корпеть над проектами и доводить их до идеала: меньше стрессов, больше счастья.

Вот только со всеми происходящими в моей жизни событиями счастья как раз-таки мне чертовски не хватает. Наверное, спокойной жизни мне так и не дождаться в этой вселенной.

40

Oxxxymiron — Биполярочка


Вы когда-нибудь проводили время в больнице, ожидая, когда же операция, которую проводят на дорогом вам человеке, уже закончится? Если да, ты вы меня понимаете. Нет — скажу вам, что это настоящий ад.

Время тянется в сотни, нет, в тысячи раз медленнее, а иногда и вовсе останавливается. Сил сидеть на одном месте нет, и приходится ходить по коридорам больницы, пытаясь хоть чем-то занять себя.

Заламываешь руки, в кровь кусаешь губы, не в силах избавиться от тревожных мыслей.

Голубые глаза закрываются, но откроются ли снова?

Ему сейчас там разрезают спину, обнажают кости. Кровь, мясо, кожа.

Сколько они уже там? День? Неделю?

Всего несколько часов…

И самое ужасное то, что я не в силах вообще повлиять на ситуацию. Я просто нахожусь за пределами операционной, нервничаю и извожу себя отвратительными невыносимыми мыслями.

Эти больницы, серые стены, тошные запахи, белые халаты — я так устала от них за всё это время, что хочется просто сбежать отсюда и никогда больше не возвращаться.

Это я и делаю: выхожу на улицу, чтобы покурить и успокоиться. Снаружи жарко и душно, солнце припекает, пытаясь согреть меня, но всё тщетно.

Проверяю мобильный — пусто.

Егора оперируют, Маша у Арчи, Миша, возможно, против нас, Таран один на территории врага, и его подозрительное затишье вряд ли означает что-то хорошее.

Что мне делать? Может быть, стоит взять всё в свои руки? Не получится ли так, что я буду спокойно продолжать присматривать за Штормом, а кобра незаметно подползёт со спины и вонзится в шею своими ядовитыми клыками?

Я изнываю от того, что не знаю подробностей и не владею ситуацией, но с другой стороны, я не хочу в это ввязываться. Я просто хочу продолжать работать на Кирилла, заниматься любимым делом, поддерживать Егора с его травмой, и забыть вообще о существовании как Арчи, так и Малийского.

Но как тут забудешь, когда они постоянно напоминает о себе? Почему не могут забыть, успокоиться? Зачем продолжают преследовать нас? Ведь понятно же, что мы не собираемся обращаться в полицию и сдавать их. Мы просто хотим оставить прошлое позади и спокойно жить, не опасаясь, что в наш дом могут ворваться бандиты и убить каждого. Даже кота.

Хотя кота у меня нет. Шторм говорил, что хочет завести кошку, мол, у него раньше была какая-то, пока не сбежала. Может быть, устроить ему сюрприз и взять котёнка? Так ему не будет одиноко, пока я на работе.

Надо подумать об этом, когда Шторм выпишется из больницы.

Я выбрасываю бычок в урну, но не возвращаюсь в здание. Достаю ещё одну сигарету, прикуриваю. Пальцы не слушаются, дрожат так сильно, что я даже с трудом справляюсь с зажигалкой.

Сколько ещё мне прикажете ждать? Я здесь с самого утра. Толком не ела, выпила пару стаканов кофе из автомата да перекусила шоколадным батончиком. Аппетита совершенно нет.

— Соня?

Я не сразу понимаю, что обращаются ко мне. Мысли плотным потоком выстраиваются в стену и ограждают от постороннего вмешательства. Я будто под водой, словно во сне, которого нет.

Ко мне кто-то подходит, и я лишь в последний момент замечаю нарушителя моего спокойствия. Прищуриваюсь, смотря на человека, не сразу узнаю его.

Это парень. Волосы тёмные, короткие, на голове капюшон распахнутой серой кофты, из-под которой выглядывает оранжевая футболка со слегка потёртыми надписями. Глаза карие, еле заметные синяки под ними.

Да ну нафиг. Не может быть.

— Матвей?

Он усмехается, пожимая плечом. Смотрит на мою сигарету, и я уже собираюсь продолжить ему покурить, но парень достаёт свою пачку из кармана и прикуривает. Крепкие «Мальборо». Выпендрёжник.

— Тебя уже выписали? — удивляюсь я. — Собиралась заскочить к тебе на днях, да как-то всё не получалось.

— Да, меня пару дней назад выперли, — он закуривает, затягивается. — Сказали, что я зря там койку занимаю, что пора прекратить притворяться больным и валить на все четыре стороны. Прикинь, они и мою башку вылечили. Сказали, что это какая-то психосоматическая херь была. Типа я сам себя накручивал, а на самом деле у меня фантомные боли или чёт такое было. Сейчас уже почти даже не беспокоит. Иногда только, когда погода плохая.