Чёрт.

Шумно вздыхаю, тереблю в руке пачку сигарет, не решаясь снова закурить. Нужно бросать… Вот только со всеми событиями в моей жизни, это практически невозможно.

Я начала курить из-за Егора. После того, как Матвей получил травму на выпускном, а отец Штормова посеял в моём сердце сомнения. Я бросила парня, уехала в деревню к бабке. Там встретила парочку ребят, которые в дальнейшем иногда составляли мне компанию. Рассказала им свою историю, а они взамен предложили мне сижки. Мол, легче станет.

Не стало.

Я бросила Шторма, а он сделал всё, чтобы вернуть меня обратно, потому что не мог смириться с нашим расставанием. Потом меня бросил Егор, и, вместо того, чтобы хоть как-то исправить ситуацию, я уехала в Питер. Не стала утруждаться и пытаться помириться, просто сбежала.

С другой стороны, я просто игнорировала Штормова, не говорила ему никаких гадостей, а он начал обвинять меня в том, что я посадила его в кресло, утверждал, что больше не любит, что не хочет видеть. Это куда обиднее, чем без причин прекратить общение. Здесь ты хотя бы пытаешься найти ответы, а в моём случае все карты были раскрыты.

Так ли сильно я его любила, раз уехала?

«Меня тянет к тебе». Но…

Разве всё, что идёт до «но», имеет значение?

Не выдерживаю: достаю очередную сигарету, щёлкаю зажигалкой и затягиваюсь. Иллюзия спокойствия окутывает меня в свой кокон, заставляя поверить, что всё в порядке.

После двух затяжек становится тошно, и я тушу недокуренную сижку о пепельницу. Окно открыто, но это не помогает спастись от дыма. Шум города, врывающийся в эту отвратительно-маленькую квартиру, сводит с ума.

«Так определись», — собственный голос в конец добивает меня.

Я продолжаю прокручивать в мыслях наш с Егором разговор, а, когда это становится совсем невыносимым, поднимаюсь на ноги и подхожу к холодильнику.

Открываю дверцу — взгляд цепляется за банки с пивом. Таран постарался на славу. И сигареты, и бухло, и еда. Словно пытается отвлечь нас от чего-то важного. Заставить смотреть в другую сторону, расслабиться и забыть о проблемах.

Чёрт возьми, что же на самом деле случилось с Машей?

«Не знаю, к кому меня тянет».

Не может он определиться. А мне что прикажете делать?

Хватаю две банки с пивом, какие-то закуски и решительно направляюсь прочь из кухни, потому что сидеть в одиночестве среди своих мыслей становится невыносимо. Егора в комнате нет, но дверь балкона приоткрыта, поэтому я направляюсь прямо туда. Отодвигаю занавеску, протискиваюсь внутрь и, наконец, оказываюсь на свежем воздухе.

Шторм оборачивается, услышав возню, — он стоит в углу, облокотившись предплечьями о перила, и наблюдает за городом. Хмурится, встречаясь со мной взглядом, и в этот момент я вдруг понимаю, что прийти сюда было ошибкой.

Но сбегать уже поздно — подхожу к Штормову, протягиваю ему банку, а, когда тот всё-таки принимает пиво, отворачиваюсь.

Шум машин, голоса людей, крики, смех, гудки — всё это смешивается и превращается в настоящее месиво, обрушиваясь на меня с такой силой, что хочется убраться отсюда далеко и надолго. Спрятаться в тёмной комнате, насладиться одиночеством и забыть о существовании остального мира, но вместо этого я открываю банку, наслаждаясь тихим «пс-с-с», и делаю глоток. Противное.

— Что будешь делать? — спрашиваю я, смотря вниз на детскую площадку.

— В смысле?

— В смысле, что собираешься делать на счёт меня?

Парень не отвечает. К пиву не притрагивается, просто стоит и смотрит куда-то вниз.

— Не люблю неопределённости, — продолжаю я. — Это сводит с ума. Либо ты решаешь, что хочешь от меня, либо мы делаем вид, что ничего не было. Доберёмся до Москвы и разбежимся.

— И конечно же, тебе нужен ответ прямо сейчас, — иронично тянет Егор.

— Желательно, — фыркаю я.

Обстановка начинает разряжаться, но напряжённость всё равно не отпускает. Делаю ещё один глоток и шумно вздыхаю, теребя в другой руке пакет с какими-то сухими рыбками.

Штормов молчит, но я не тороплю его. Всё-таки трудно за секунда взять и разобраться со своими мыслями, хотя тянуть с решением ещё хуже. Чем дольше думать, тем больше будет сомнений. Нужно просто схватить топор и отрубить огромный кусок. Ну, или же бросить его и уйти.

— Помнишь, — вдруг говорит Егор, и я кошусь в его сторону, — был у меня как-то спарринг, отборочные шли. Я вышел в финал, выиграл бой, но проиграл по очкам?

— Да, — тихо тяну я. — Помню. Это было в день рождения Куркиной. Мы потом пошли в клуб и пили дьявольски вкусный шоколадный ликёр.

Шторм смеётся.

— Чувствую себя точно так же. Будто я одержал победу, но всё равно проиграл. Это всё равно что выиграть битву, но слить войну.

— К чему ты это?

Шторм вздыхает, открывает банку и делает несколько больших глотков. Даже не морщится.

— К тому, что я боюсь, если получу тебя, то могу проиграть всё остальное.

Встаю к нему в пол-оборота, начиная внимательно вглядываться в профиль, кажущийся мне сейчас таким идеальным и невероятно красивым, что даже страшно.

— Я не понимаю, — голос тихий и немного сиплый, прокашливаюсь. — Просто отмазки какие-то…

Шторм поворачивает голову и искоса смотрит на меня.

— Может, ты просто в глубине души веришь, что я — причина всех твоих бед? — вкрадчиво спрашиваю, начиная раздражаться сложившейся ситуацией.

Зря я сюда вообще пришла. Такое чувство, что он ко мне относится, как какому-то трофею. Я была с ним, а не с Малийским. Я любила его, а не кого-то другого. И из-за меня Арчи вообще появился в нашей жизни. Будто я просто дорогая вещь, которую они никак не могут поделить.

— Где бы ты сейчас был, если бы я не появилась в твоей жизни? Окончил школу, тренировался со своим отцом, дрался бы на ринге. А что теперь? Ты потерял ноги, а следом и бокс, Матвей стал наркоманом, Куркина мертва, Миша убит, у сестры дыра в душе, и вряд ли она сможет с ней справиться. Этого ты боишься? Получив меня, ты просрал всё остальное. Но сейчас уже поздно об этом думать. Тебе ведь больше нечего терять. У тебя ничего нет. Ни у кого из нас.

Егор поворачивается ко мне корпусом и смотрит прямо в глаза с таким видом, будто я оскорбила его до глубины души. Он секунду молчит — лицо спокойное и до боли безразличное, и мне страшно ожидать его приговора.

— Ты права, — заявляет парень. — Если бы мы не познакомились, всё было бы иначе. Но я здесь. И ты здесь. Я, кажется, тебе уже говорил об этом.

— Только не надо опять про «Флэша» заливать, — кривлюсь.

Это должно было прозвучать как шутка, но Егор даже не улыбается.

— И что дальше? — продолжаю атаковать, чувствуя, как голос предательски срывается. — Ты сказал, что думаешь обо мне, что тебя тянет… — осекаюсь из-за неожиданных тисков, сдавивших горло. Выжидаю, пока противное ощущение пройдёт, чтобы продолжить. Главное, не разреветься. Только не при Шторме. — Ты либо будешь со мной, либо вали ку…

Я не успеваю договорить — Егор резко приближается и целует меня. Банка и пакетик с рыбой выскальзывают из ослабевших пальцев и падают под ноги — слышу, как Штормов избавляется от своей ноши. Движения парня напористые и резкие, поцелуи грубые — я хватаюсь за его одежду, чтобы не упасть на пол или не вывалиться с балкона.

Ироничное тогда получится завершение нашей истории.

Шторм толкает меня назад — я ударяюсь спиной о дверь балкона и морщусь, но жар из-за рук Егора, скользящих по моему телу, затмевает всё остальное.

Пальцы заползают под кофту и пронзают мою кожу холодом, сжимают талию, поднимаются чуть выше, почти добираются до груди. Наши жадные и безумные поцелуи кружат голову, заставляя задыхаться, судорожно ловить воздух и сдерживать стоны. Шумное дыхание, прерывистые движения, противное волнение внутри лёгких.

Егор увлекает меня в комнату, продолжая настойчиво целовать мои губы, скользить по ним языком, прикусывать, поникать внутрь. Жар внизу живота усиливается, разрастаясь пульсирующей сферой, и в тот момент, когда Штормов аккуратно толкает меня на кровать, нависая, мне вдруг становится страшно.

Потому что это мой чёртов первый раз.

Я обнимаю Егора за шею, зарываюсь пальцами в неровные короткие волосы, которые недавно сама же и покромсала, а потом неожиданно надавливаю на плечи парня, отталкивая.

Шторм нависает надо мной, упираясь на вытянутую руку. Его веки прикрыты, лицо раскрасневшееся, дыхание сбивчивое, шумное, губы чуть приоткрыты.

— У меня не… — я осекаюсь, стыдливо пряча глаза. Я не хочу, чтобы Егор останавливался, но и продолжать страшно. — Это первый раз.

Пыл парня немного стихает — Штормов нагибается и целует меня, на этот раз осторожно и безумно нежно, заставляя очередную приятную волну пронзить моё тело. Движения становятся лёгкими и почти невесомыми, аккуратными, осторожными.

Егор раздевает меня, целует губы, скулы, шею, живот, гладит кожу, массирует её, заставляет меня выгибаться и шумно дышать. Я готова пищать лишь от одной мысли, что Штормов прикасается ко мне, что он скоро овладеет мной, что он будет первым…

Спустя столько лет, препятствий и разочарований, мы здесь, в объятиях друг друга, готовы на всё, лишь бы этот момент никогда не заканчивался. И пусть мир со своими правилами катится в пекло. И плевать, что будет дальше, после этого, возможно, случайного секса. Плевать на всё.

46

Инкогнито — Дирижер


— В смысле, Вы не знаете, где он? — мой голос практически срывается на крик, и врач недовольно поджимает губы. — Вы хоть понимаете, что у вас здесь в больнице творится?! Людей похищают средь бела дня! Как такое вообще возможно?!

— Девушка, — мужчина пытается угомонить меня, но я злюсь ещё больше. — Мы делаем всё возможное. Я сам не понимаю, как так получилось… Егор Штормов был в послеоперационной палате, и сегодня его должны были перевести в обычную. Я сам лично разговаривал с ним утром…

— Тогда, где он?! Не мог же он просто так испариться! И этот сраный мак? Кто вообще приносил ему цветы в палату?

— Послушайте, мы ищем Вашего друга…

— Так ищите лучше! — перебиваю. — Просмотрите записи на камерах! Вызовите полицию, в конце концов!..

— Сонь, — Макс хватает меня за локоть и пытается оттащить, но я так зла, что готова разорвать любого, кто нарушит моё личное пространство. — Успокойся. Мы найдём его.

Шумно втягиваю в себя воздух, загоняя слёзы. Да как вообще всё так перевернулось, что Егора забрали из больнице, да ещё и после операции. Ему же нужен отдых, реабилитация, присмотр профессионалов, а не прогулки чёрт знает куда и с кем. Такими темпами он никогда не сможет встать на ноги. А вдруг ему станет плохо? Что тогда? Кто ему поможет?

— Это Арчи, — с ненавистью сплёвываю я, когда мы с Максом остаёмся наедине. — Всё он. С самого начала. И этот мак… Неспроста он здесь. Его же кто-то каждый раз приносил в палату Шторма ещё до операции, значит, они были в курсе всего, что с нами происходит. Выждали момент и похитили его… Точно… Как давно они вообще следят за нами?

Я вскидываю голову и смотрю на встревоженного Макса. Это он? Специально загнал Егора в больницу, а после операции взял его в заложники, чтобы выловить меня. Но Шторма похитили сегодня, а Макс был всё утро рядом со мной…

Если только он работает не один.

Но какой в этом смысл, если Макс сто раз оставался наедине со Штормовым и мог в любую секунду схватить его? Егор бы даже сопротивляться не смог. Да и я тоже… Столько времени пробыла с ним наедине. Бред же получается.

Хотя Андрей изначально тоже находился неподалёку от меня, лишь под конец раскрылся.

— И что будем делать? — спрашивает Макс. — Есть какие-то варианты, кто мог его похитить? И где его искать?

Да, есть. Ты.

— Я не знаю, — потираю виски, чтобы избавиться от напряжения. Потом достаю из кармана записку, которую нашла в палате парня, и читаю: — «Мак — символ сна и смерти. Егор в моих руках, и, если не поспешишь, он уснёт вечным непробудным сном. Вот только поцелуй любви его уже не спасёт». Мак. Вот оно, — оживляюсь я. — Узнаем, кто приносил цветы Егору, выйдем на похитителя.

— И как нам это сделать? — не понимает парень.

Я осматриваюсь по сторонам, пытаясь придумать план действий, но в голове такая каша, что в пору стонать от собственных мыслей. Осознание того, что я одна должна разгребать всё это дерьмо, обрушивается на меня с невероятной силой, будто потолок, придавливающий к полу. Нет ни Шторма, ни Тарана, ни сестры. Только я…

А ещё Крис, Рома и Матвей. Точно, Иркутский! Он должен мне помочь. Кто, если не он разберётся во всей этой ситуации?