– Я вчера заехал к тебе, хотел попробовать помириться. Увидел, что вы с … – он поморщился, – что вы вдвоём выходите из подъезда, а он несёт сумку. Ну, и решил посмотреть, куда это вы путь держите. Доехал за вами досюда.

– Ты видел и как мы кольца покупали?

– Да, всё видел.

– Бедный… – вдруг с искренним состраданием протянула Ольга. – Я не хотела сделать тебе больно. Прости меня, Паша.

– Подожди, Оля, ты ещё не всё знаешь, – прервал её Иван Николаевич и холодно бросил племяннику:

– Продолжай.

– Я увидел, куда вы приехали, запомнил дом. Понял, что ты здесь останешься как минимум на пару дней.

«Это как, интересно, он понял? – подумал Сергей. – Подслушивал нас, что ли?»

– А сегодня решил съездить к тебе, ещё раз поговорить. Приехал, а бабушка сказала, что тебя нет, что ты ушла уже давно и пока не возвращалась.

Иван Николаевич вопросительно поднял бровь. Матрёна Ильинична кивнула: всё так.

– И я решил поехать тебя поискать. И встретил, там, у сарая, в обществе этого, – он снова не смог или не захотел назвать Сергея каким-нибудь другим словом.

– Спасибо, Паша. Если бы ты знал, как я тебе благодарна за то, что ты хотел помочь.

– Оля, ещё раз прошу тебя, повремени с благодарностями, – вмешался Иван Николаевич, лицо которого пугало холодным выражением.

– Павел, у тебя всё?

– Да, – изобразил оскорблённую невинность племянник.

– Мне кажется, что у Сергея есть что сказать. Я прав?

– Да.

– Поделитесь с нами, Сергей.

– Павел, я уверен, что вы точно знали, что Ольга, – он настолько не привык называть её так, что с трудом перестроился, – находится в этом сарае. А потом, не найдя её и не подозревая, что за вами следят, выдали себя. Лёль, вспоминай, как он говорил, когда дверь была ещё закрыта, и после того, как выбежал наружу.

Она задумалась:

– Я поняла, что ты имеешь в виду. Павел, подходя к сараю, говорил… – она поискала слово, – нарочито. Да? Ты об этом?

– Именно. Ты очень точно выразилась. Говорил он именно что нарочито, будто играя перед тобой. Ты ведь должна была в ужасе лежать на полу и прислушиваться к каждому шороху. А вот потом он зашёл… помнишь, ну?

– Да… – очень медленно вспоминала Ольга, – он открыл дверь, шагнул внутрь и почти тут же вышел. Нет, не вышел – выскочил. И голос у него был совсем другим.

– Каким, Лёль? Говори быстро, не думая! Ну?!

– Злым! – выпалила Ольга и сама испугалась. – Господи, и вправду злым, таким злым, какого я никогда не слышала у него. Даже во время последнего разговора, хотя он тогда сердился, и очень. Но сдерживался. А тут…

– Так он не знал, что за ним наблюдают. И сорвался.

– Сорвался – верное слово, Серёжа, – одобрительно заметил Иван Николаевич, – именно сорвался.

– Но почему?! Я ничего не понимаю! – Ольга с выражением крайнего ужаса смотрела на своего бывшего поклонника. – Паша, за что? Я так тебя обидела? Но мы же ведь не подростки, которые не могут собой владеть. Откуда такие страсти, Паша? Я ведь точно знаю, что ты меня не любил по-настоящему никогда. Это сложно не почувствовать. Особенно недолюбленному ребёнку. Такие, как я, за версту чуют, кто их любит, а кто – нет. Тогда что, Паш? Уязвлённое самолюбие?

– Да нет, Оленька. Здесь всё-таки страсть, – не согласился Иван Николаевич, – только страсть совершенно другого рода. Если хотите, могу вам сейчас эту историю рассказать. Только предупреждаю, что она не короткая.

– Хотим, – дружно кивнули Ольга с Сергеем и бабушка.

– Тогда, мальчики, – обратился Орехов к своим спутникам, – если вы поели, идите отдохните в машинах.

– Да как же это?! – встрепенулась гостеприимная бабушка. – Они же там замёрзнут!

– В машинах хорошо работают печки, – улыбнулся Иван Николаевич. – Не замёрзнут.

– Значит, оголодают, – не согласилась Матрёна Ильинична, для которой, как и для большинства российских бабушек, делом чести было не отпустить гостей раньше такого состояния, которое, благодаря чудесному мультику про пса и волка, вся страна называет цитатой из него: «Ща спою!» А ребята Ивана Николаевича явно до требуемой кондиции ещё не дошли. Поэтому бабушка вскочила и принялась складывать пирожки в моментально появившуюся в её руках корзиночку. Заполнив её с горкой, она прикрыла выпечку яркой вышитой салфеткой и проводила гостей на улицу. Когда она вернулась, её внучка уже изнемогала от любопытства, и Иван Николаевич сразу же начал рассказ.

– Начну я издалека. Поскольку все вы отличаетесь разной степенью информированности по этому делу, задавайте вопросы, если что-нибудь будет непонятно. Не стесняйтесь.

Павел насмешливо хмыкнул, но под ледяным взглядом дяди как-то скукожился и затих.

– История моя начинается аж в середине шестидесятых.

– Так давно? – покачал головой Ясень.

– Именно. Иначе будет ничего непонятно.

В шестьдесят пятом году мне было восемнадцать лет. Жил я где, Матрёна Ильинична?

– Да здесь, у нас, на Карла Маркса, ближе к Заозёрью.

– Как? – изумилась Ольга.

– Вот так. Бывают же такие невероятные совпадения. В книге прочтёшь о чём-нибудь подобном – не поверишь. А ведь в жизни чего только не бывает. Не случайно сейчас шутят: Земля квадратная, за углом встретимся. Точно. Вот и встретились. Но об этом чуть позже.

Так вот, жил я здесь, вернее, здесь жили мои бабушка с дедушкой, мы же с родителями перебрались в Ногинск. Но всё лето я проводил именно в Больших Дворах и считал себя вполне местным пацаном. Тем более что, когда мне исполнилось четырнадцать, появилось ещё дополнительное обстоятельство, тянувшее меня сюда с невероятной силой.

В Ногинске я прилично окончил школу, учился в техникуме. И вот пришла мне повестка в армию. Тогда «косить» не принято было. Я бы даже обрадовался – вот она, возможность посмотреть другие места, – кабы не одно обстоятельство. То самое, что манило меня сюда. Что, по-вашему, может удерживать молодого парня на месте?

– Любовь, – ни секунды не раздумывая, ответил Ясень.

Иван Николаевич посмотрел на него с большой симпатией и кивнул:

– Именно. Был и у меня такой якорь. Именно она, эта самая любовь, меня сюда и тянула и отсюда не отпускала. Да вся беда, что чувство моё оказалось ещё и неразделённым. Девушку моей мечты звали Людмилой, Люсей.

Ольга старалась дышать потише и пореже, чтобы не пропустить ни одного слова. Сергей тоже сидел не шевелясь, прижав к себе своё сокровище, свою Лёльку. Рассказ Ивана Николаевича захватил его полностью.

– А надо сказать, что Людмила была девушкой очень красивой. Настоящей королевой красоты в наших, деревенских, масштабах. Да ещё и училась в Москве. Отсюда и лоск, и запросы. Была она на два года старше меня. Поклонников у неё было много, и я среди них самый что ни на есть распоследний.

Ольга глядела на его приятное, даже красивое ещё лицо, ироничную улыбку, голубые, совсем не выцветшие глаза и лёгкую седину в русых волосах и совершенно не понимала безответную любовь Орехова. Куда смотрела эта местная королева красоты Людмила? Или что же представляли из себя остальные её поклонники, если на их фоне Иван Николаевич смотрелся бледно?

Он, очевидно, уловил её недоумение и кивнул:

– Поверь мне, Оленька. Я тогда был совсем не пределом мечтаний для такой девушки. Да и позже им не был. Просто потом начал читать, учиться, заниматься самообразованием. А в то время был самым обычным пареньком, разве что страстно влюблённым. О чём Люся знала и что ей, конечно, льстило.

И вот пришла мне пора идти в армию. Приехал я сюда как в воду опущенный, ни на что не надеясь… Но бывают такие дни, когда исполняются самые заветные мечты. Не всегда так, как о том мечталось, но исполняются.

Вот и у меня исполнилась. Поспособствовала этому ссора Люси с её московским поклонником. Учился с ней вместе какой-то парень, сокурсник, сын состоятельных родителей. У Люси были на его счёт большие планы. Но в тот вечер она его увидела с другой. Приехала вся в слезах. А я её встречал у электрички. Ни на что не надеясь, просто ходил и ждал: а вдруг увижу?

Увидел, подошёл, вместе мы доехали на автобусе до посёлка. Люся была очень расстроена, и мы отправились гулять. Была весна, теплынь… Мои дед и бабушка уехали в те дни к бабушкиной сестре. Я был на хозяйстве один и пригласил Люсю выпить чайку. Она согласилась. А дальше… дальше случилось то, на что я и надеяться не мог.

– Да ты что?! – громко ахнула Матрёна Ильинична.

– Да, – покаянно кивнул Орехов, – простите меня.

– Ты-то здесь при чём? Ведь натуральный телок был! Она тебя поманит, ты и бежишь, ресницами хлопаешь. Но она-то, она-то! Вот ведь зараза! Хорошо, я раньше не знала.

– Бабуль, ну что ты кипятишься? – удивилась Лёлька. – Ну, мало ли у кого что было. Иван Николаевич ещё так деликатно нам всё рассказал.

– Что я кипячусь?! Мало ли что было? Да ты поняла, про кого речь идёт?! Это ж мать твоя! Моя дочь беспутная!

– Как мать? – Ольга так изумилась, что только широко распахнула глаза.

– Да! – уже потише проворчала бабушка. – Она! Вот позор-то мне, Ваня! Какой позор!

– Матрёна Ильинична, простите вы меня. Да не расстраивайтесь. Это ж много лет назад было. Людмила, насколько я знаю, живёт очень достойной жизнью, она уважаемый человек. А тогда, тогда она просто была очень обижена на своего московского ухажёра. Вот и решила ему отмстить… – он тяжело вздохнул.

– Вскоре я ушёл в армию. Писал Люсе письма чуть не каждый день, но она не отвечала.

– Как же это? А я ни одного не видела!

– Матрёна Ильинична, да у неё подруга, Танька Панина, на почте работала. Думаю, она письма собирала да Люсе отдавала. А та их наверняка даже не читала. Зачем я ей? А когда я вернулся, она уже вышла замуж и уехала в Томилино. Я её искать не стал: любил очень, не хотел жизнь портить. Завербовался на нефтяные разработки и долго не был в Москве. А здесь и вовсе с тех пор не был, потому что бабушка с дедом умерли один за другим, а дом продали.

Но это, так сказать, увертюра. А вот дальше начинается первый акт нашего Марлезонского балета.

Семья моя состоит из любимой младшей сестры Лиды и её сына Паши. Жизнь повернулась так, что я разбогател, причём не совсем уж преступным путём. Не так чтобы кристально честно, но и не по трупам шёл. Потом жить далеко от дома мне надоело, потянуло на родину. Десять лет назад я вернулся. Обосновался, занимаюсь бизнесом. Но это так, больше для развлечения, потому что на деньги, уже мной заработанные, смело можно жить и ни о чём не беспокоиться. На мой век хватит и ещё останется, причём немало.

Единственное, что меня в последние годы огорчало, – это поведение моего племянника. Здоровый лось, которому уже было за двадцать, вяло, без интереса учился в институте и ничем не интересовался. И это притом, что от природы он вообще-то парень одарённый и не дурак. Только лентяй, каких свет не видывал. А это хуже, на мой взгляд.

Ну, зато я трудоголик. И стал я его буквально из болота тянуть. Как того бегемота. Павел вроде немного ожил, стал лучше учиться, приезжал ко мне в офис, делами интересовался. Я обрадовался, решил, что ему-то бизнес и передам. Но на этом все его благие начинания и закончились.

После института я взял его к себе. У меня маленький такой, скромный концерн. Дел полно, работать интересно. Всем интересно. Но не Павлу.

И стал я замечать, что мой чудесный племянник слишком живо интересуется моими планами относительно завещания. И глаза у него при этом подозрительно поблёскивают. Да, Павлик?

Племянник зло зыркнул на него, но промолчал.

– Я решил его женить, чтобы немного от мыслей о моих деньгах отвлечь. Да и пора бы уж. Ведь к тому моменту уже за тридцать было мужику. А нам с Лидой, его матерью, внуков хочется. У меня не сложилось с семьёй, а я детей очень люблю. Вот и стал себе представлять, как бы мы с сестрой с малышами нянчились.

Но и с девушками Павел оказался таким лентяем, что я только поражался. Встречался мой племянник только с теми, кто сам ему на шею вешался. Лень ему было ухаживать, заботиться. Всех, кого он ко мне приводил знакомиться, хотелось встряхнуть и сказать:

– Девочки, что ж вы такие глупые-то! Не вешайтесь этому ленивцу на шею!

Да, думаю, без толку. Они ведь не слепые были, и понимали, что у Пашки деньги есть. Это их, скорее всего, и привлекало. Больше нечему.

– Ну что вы, Иван Николаевич, – не согласилась Ольга, – Паша очень интересный собеседник, начитанный. А ещё он завзятый театрал.

– Ой, Оленька, это ты такая. А он лишь старался тебе соответствовать. Сам же он – пустышка, фантик без конфетки. Есть такие люди, которые нахватались знаний из самых разных областей, но всё по верхам. Беседуешь с ними, кажется, ну надо же, какой умница, эрудит. А копнёшь чуть глубже – пустота. Вот и Паша такой.

Единственное из того, чем его так щедро наградил Господь, он использовал – это превосходную память. Ну, и ещё, пожалуй, чутьё на людей и внешние данные. А так чистой воды мажор. Племянник богатенького Буратино. Да ещё и игрок. Слава богу, хоть не наркоман и не алкоголик. Но игромания – сторона той же медали. Ничего Павла не увлекало и не радовало. Кроме рулетки, игровых автоматов и прочих развлечений, призванных отнимать деньги у идиотов, не умеющих их считать.