– Лёлька!

Павлу показалось, что он спит и видит один и тот же дурной сон, в котором ему постоянно мешает незнакомый парень. Захотелось сбежать вниз и треснуть ему со всей силы по загорелой заросшей морде. Павел даже дёрнулся было, но остановился. Показываться было нельзя.

После этой неудачи Павел не скоро пришёл в себя. Когда он всё же приехал к дому Ольги, сам толком не зная зачем, то увидел, как она в сопровождении всё того же треклятого здоровяка, который, как выяснилось после пожара, оказался её бывшим мужем, садится в его машину. Большая дорожная сумка, которую «ейный муж», как обозвал его про себя Павел, засовывал в багажник, навела на мысль, что Ольга собралась куда-то уехать. Пришлось тащиться за ними. Вместо аэропорта или вокзала парочка, вызывавшая у него уже стойкую антипатию, приехала в глушь, да не в какую-то, а в ту, откуда родом были его дядя и мать. Увидев указатель, он хмыкнул: бывает же такое. Сам-то он здесь никогда не был, бабушка с дедом жили в Ногинске, туда и ездил погостить. Но про родину предков слышал, конечно. И вот теперь сюда зачем-то приехала Ольга.

Тем временем машина, за которой он ехал, остановилась у симпатичного домика. Из него вышла старушка, с которой принялась обниматься Ольга. Павел понял, что приехали не куда-то, а к её бабушке, о которой он неоднократно слышал. Следовало подумать и решить, как быть дальше.

Приткнув машину в стороне с тем прицелом, чтобы видеть дом, Павел в тоске уставился в поливаемое вновь пошедшим, не по-осеннему сильным дождём стекло. В пустой голове, кроме мысли «а не бросить ли всё к ляду?», больше никаких идей не было. Но тут он вспомнил о деньгах, которые уже считал своими и которые стали почти недосягаемыми из-за этой глупой вздорной бабы. Подавай ей, видишь ли, любовь и взаимопонимание! А ему теперь что с этим делать? А не убить ли этого бывшего мужа, да и дело с концом? Не будет никто путаться под ногами. Тогда, глядишь, и Ольга станет посговорчивей? Но тут Павел вспомнил габариты этого самого бывшего мужа и решил, что справиться с ним будет нелегко.

Но тогда, может, избавиться от Ольги? А что? Идея неплоха. Только обставить всё так, будто бы случился несчастный случай. Ну, или пусть убийство, но такое безупречное, чтобы никто не подумал на него. А за неимением (то есть гибелью) единственной кандидатки в невесты и свадьбы не будет. Дядя попереживает, конечно, но ведь никуда не денется, оставит наследство ему, Павлу.

Сладостные мысли эти скрасили потенциальному убийце с полчаса томительного ожидания. Потом он тоскливо вздохнул и с хрустом потянулся. Ладно, попробуем ещё раз, самый последний, обойтись без кровопролития. Ну и уж если сейчас ничего не выйдет, то придётся, видимо, ступить на неверный путь душегуба. Но он этого не хотел! Видят боги, не хотел! До последнего сопротивлялся. Это дядя с матерью во всём виноваты. И Ольга с её треклятым бывшим мужем… С этой мыслью, чувствуя себя невинной жертвой обстоятельств, он завёл мотор и тронул автомобиль.

Идея настигла его, когда он бесцельно колесил по деревне, разглядывая её сомнительные красоты. Во всех абсолютно домах уютно горел свет, поэтому три тёмных дома на отшибе сразу бросались в глаза. Павел подъехал к ним, вытащил из багажника большой фонарь, который ему подарил кто-то из его быстро сменяющих одна другую девиц, и пошёл осмотреться. Третий, самый дальний участок, показался ему идеальным для воплощения его задумки. Внимательно всё изучив и в деталях продумав план, Павел поехал в Москву. Оставалось только подготовиться: купить верёвки, скотч и необходимую одежду, что, к счастью, теперь стало в России совершенно беспроблемным.

На следующий день он ближе к пяти вечера приехал снова в Большие Дворы и встал на вчерашнем месте. Пришлось, конечно, сменить свой новенький джип на раздолбанную «пятёрку» модного цвета «мурена», купленную за копейки на Люберецком автомобильном рынке. Ведь иначе бы Ольга узнала машину, в них она хорошо разбиралась. Ну, что ж, ради достижения цели можно немного и потерпеть неудобства.

Проблемы с тем, как выманить Ольгу из дома, не должно было возникнуть. Он всё-таки неплохо изучил её привычки за эти месяцы и знал, что она очень любит гулять вечерами. Поэтому оставалось только ждать.

Павел не ошибся. Около половины восьмого калитка распахнулась и вышла Ольга. Пройдя по тропке до большой дороги, она огляделась и неспешно направилась к центру посёлка. Накрапывал несильный дождик. На ней был полиэтиленовый зелёненький плащик. Павел поморщился – какая пошлость – и тронул машину. А дальше было совсем легко.

Постаравшись чуть изменить голос, не особо напрягаясь, впрочем, он спросил у неё, как проехать в сторону Павловского Посада. Как он и думал, в шелестящем капюшоне она ровным счётом ничего не услышала и наклонилась к нему. В машине было темно, и близорукая Ольга его, конечно, не узнала. Но пройти мимо и не помочь человеку, которому зачем-то срочно понадобилось на ночь глядя ехать из их благословенных Больших Дворов в ближайший город, она не могла, поэтому наклонилась ещё ниже, почти по пояс забравшись в салон.

Это ему и нужно было. Он сильно дёрнул её за руку, Ольга потеряла равновесие и с лёгким вскриком рухнула лицом вниз, прямо на рычаг переключения скоростей. Чуть застонав, она попыталась вырваться, уперлась обеими руками в сиденье, но больше ничего не успела. Павел сунул ей в лицо большую тряпку, на которую щёдро налил средство для наркоза, добытое по случаю у очередной девицы, работавшей медсестрой в одной из московских больниц. Тогда у него жил горластый кот, ночами настойчиво требующий кошку и мешавший хозяину и его гостьям спать. Пару раз Павел «выключал» скандалиста при помощи полученного от сострадательной медсестры средства. А потом всё-таки отвёз в ветклинику, где мохнатого сластолюбца навсегда лишили желания орать ночами. Было это довольно давно, кот пару лет назад переехал к маме, девицу Павел уже почти не помнил, а вот её наследство благополучно сохранилось и теперь готово было послужить славному делу получения другого, гораздо более внушительного наследства.

Вдохнув, Ольга странно всхлипнула и затихла. Павел отъехал подальше, чтобы не привлекать внимание, и только тогда усадил, вернее, почти уложил Ольгу поудобнее на заранее разложенное сиденье. Лицо её было в крови: упав, она ударилась носом и разбила губы. Павел брезгливо поморщился и сильно, раздражённо утёр кровь всё той же большой тряпкой.

До сарая он дотащил её, перекинув через плечо. Она была на удивление лёгкая и какая-то… ладная, что ли. Нести было удобно. В сарае он, не церемонясь, сбросил вялое, будто бескостное тело прямо на грязные доски, связал руки и ноги. Посмотрев на мизансцену, решил, что чего-то не хватает, и задумался. Оглянувшись вокруг, нашёл какую-то грязную до отвращения ветошь и, морщась от омерзения, всунул Ольге тряпку прямо в приоткрытый рот. В несколько кругов прикрутил кляп к голове припасённым заранее скотчем, предвкушая, как больно будет отдирать его от кожи и волос. Это тебе за всё, зараза. Буду «освобождать» – тряпку выну в последнюю очередь, чтобы успела разглядеть и прочувствовать. Пусть пострадает немного.

Павел встал и глянул себе под ноги. Всё было готово к финалу спектакля.

… На дребезжащей, явно собирающейся подыхать колымаге он доехал до карьеров километрах в тридцати от Больших Дворов. Подростками они с пацанами летом, после школьной практики, иногда ездили сюда купаться. Место было довольно дикое, а уж в сентябрьские дожди и вовсе безлюдное. Ну, не находилось почему-то желающих купаться в такую погоду. Да и в остальном для исполнения его блестящего плана эти карьеры подходили наилучшим образом: глубоко в них было уже у самого берега.

Подсвечивая себе фонариком, Павел, чувствуя себя настоящим гангстером и любуясь собой, в последний раз осмотрел салон. Ему не нужно было, чтобы хоть что-то могли связать с ним. Как оказалось, возился не зря. Между передними сиденьями обнаружил шпильку с намотавшимися на неё несколькими золотыми волосами. Передёргиваясь от отвращения, снял волосы и бросил на землю, со вкусом втоптав в грязь. Посмотрел на пчёлку и зачем-то сунул в карман. Потом поставил машину под уклон, снял с ручника и подтолкнул. «Жигуль» покатился вниз. Сначала колымага падала почти бесшумно, загребая за собой слабые, сыпучие песчаные берега, потом почему-то с грохотом. Наконец, плюхнулась в воду.

Павел постоял над обрывом, пока она тонула. Во время падения открылись передние дверцы, и теперь они казались руками, из последних сил цепляющимися за жизнь. Но это не помогло. Через несколько секунд машины уже не было видно над поверхностью чёрной воды. Павел удовлетворённо кивнул, развернулся и пошёл в сторону железной дороги. На электричке он за двадцать минут доехал до Реутова, где у станции в плохо освещённом дворе оставил дожидаться себя свой джип. Обратно долетел вообще стрелой и, напевая, готовился к триумфальному финалу своего долгого спектакля, придумывая, что и как скажет освобождённой им Ольге.

Теперь ему было даже приятно, что из-за её бывшего мужа пришлось продлевать игру. Что ни говори, а жизнь приобретает особый вкус, когда удаётся хорошо позабавиться.

Павел заехал к бабушке Ольги, чтобы потом объяснить, как оказался в Больших Дворах. Мол, искал, приехал в посёлок, о котором, к примеру, узнал раньше от родителей Ольги (они и не вспомнят, о чём раньше говорили, может, и о том, где живёт бабушка), зашёл узнать, где Ольга, и отправился её искать. А там якобы сердце подсказало, где искать «любимую».

После старухи Павел доехал до заброшенного дома, не таясь, прошёл знакомым уже путём. Ломик из скоб вышел с неприятным скрежещущим звуком. Предвкушая встречу со страдалицей и навесив на лицо выражение крайней обеспокоенности, шагнул в темноту, включил фонарик и оторопел… Ольги в сарае не было.

– Мы слышали, как ты ругался, – хохотнул довольный Сергей, – неплохо у тебя получилось. Сердешный, на что ж ты рассчитывал-то, я никак не пойму?

– На то, что я влюблюсь в своего спасителя. Или, по крайней мере, проникнусь к нему такой благодарностью, что с восторгом соглашусь выйти за него замуж, – откликнулась Ольга, слушавшая всю нелепую историю с совершенно оторопевшим видом.

– А шпильку ты как в своей машине посеял?

– Наверное, из кармана выпала… Это моя ошибка, конечно.

– Да ты вообще ошибку на ошибке лепил и ошибкой погонял, – не выдержал дядя.

– Например? – надменно поинтересовался оправившийся от первого потрясения Павел.

– Во-первых, вся затея – бред.

– Ну не скажите, Иван Николаевич. – Не согласилась Ольга. – Определённый смысл в этом всём был. Я, действительно, очень боюсь одиночества. И за человека, который мчится мне на помощь, бросив все свои дела, который оказывается рядом в самые страшные моменты, я сдуру вполне могла бы согласиться выйти замуж.

– Дурочка ты моя романтичная, – жалостливо покачала головой Матрёна Ильинична.

– Бабуль, но ведь это были бы не слова, а дела. Да ещё какие. Не каждый день тебе помогают вычислить подлого злоумышленника и нейтрализовать его. Купилась бы я, как пить дать, купилась.

– Я хорошо разбираюсь в людях, – самодовольно прокомментировал их диалог Павел.

– Да, этого у тебя не отнять. Зато ты совершенно не просчитываешь шагов окружающих. Ведь вполне мог догадаться, что я тебя без пригляда не оставлю, – печально хмыкнул Орехов. – Мои ребята ходили за тобой по пятам с того самого последнего нашего серьёзного разговора.

– Ах, вот на чём я прокололся. Обидно. Так хорошо всё шло.

– Это не главное. Сергей Олю и без моей помощи нашёл, спас, а тебя, так сказать, нейтрализовал.

Павел, отвернувшись ото всех, смотрел в окно. Желваки его ходили ходуном.

– А знаешь, почему ты ему проиграл?.. Да потому что ты просчитывал, но не любил. А он любил. И любит. И этим всё сказано.

– Вот только не надо твоих обожаемых мелодрам! – неожиданно истерично завопил племянник. – Как ты мне с этим надоел! С детства слышу что от тебя, что от маменьки: «ах, любовь!», «ох, любовь!». Сил моих больше нет про это слушать. Нет любви! Нет! Деньги есть! Богатство есть! Удача есть! А вот любви нет!

– Вань, так он у тебя убогонький, ему лечение требуется. Это ж надо – дожить до таких лет и считать, что любви нет, – пожалела Матрёна Ильинична и сострадательно протянула Павлу тёплый ещё пирожок, – на вот, милок, покушай. Серединка полна – и крылышки радуются.

Павел подскочил и оттолкнул её руку. Пирожок упал на пол. Все в молчании посмотрели на него. Вдруг раздались всхлипы. Навзрыд, совершенно не тая слёз, плакал Павел.

– Бедненький, вон как убивается, понял, наверное, что должна быть у человека любовь.

– Да на кой мне любовь, старая дура! – заорал Павел. – Мне деньги нужны! Очень! А теперь… – он безнадёжно махнул рукой.

– Да уж, теперь увы, – развёл руками его дядя.


Проводив нежданных гостей, они собрались укладываться спать. Матрёна Ильинична хлопотала, доставала чистое, хрустящее, пахнущее какими-то травами, которые она раскладывала в специальных мешочках в шкафах, бельё.