В центре у большого, живописно оформленного здания толпился народ. Импозантный дядька принял от длинноногой девицы ножницы из бархатной коробочки и разрезал ленточку, открывая вход в новый ресторан. Суета и гвалт разом усилились, хотя в числе приглашенных были только журналисты – бывалые люди, – и особо почетные гости. Остальные пришли чисто посмотреть. Простому люду предлагалось посетить «Колобок» завтра, и обеспечено было, как гласила рекламная заставка на большом экране перед рестораном: круглый год сплошное удовольствие!

Внутри звучала музыка, официанты все как один в костюмах колобка – еще одна Димина задумка, – разносили блюда. Мероприятие же в целом было похоже на все остальные такого же рода. Поздравительные речи, ответные благодарности, звон бокалов, тарелок и вилок.

Бледный молодой человек в костюме и при бабочке отразился в зеркале перед Димой, и он не сразу распознал в нем самого себя. Отпад, сказала бы Русалка.

– Отпад! – Произнес ее голос за его спиной. – Это ты?!

– Вроде, – неуверенно согласился Дима, поворачиваясь.

И открыл от удивления рот. В прямом смысле этого слова.

– А это ты?!

Она запомнилась ему миленькой девочкой с пушистыми длинными волосами: немного чокнутой, самоуверенной, напористой, дерзкой. Черты лица стерлись из памяти, будто кто-то нажал клопку «Del». А теперь он смотрел на нее и ясно понимал, что не мог забыть эти глаза, губы, ямочку на щеке. Ничего особенного в целом. Эксклюзив лично для него. И пусть сейчас перед ним стояла совершенно другая Руслана: похожая на воробья, больше, чем на котенка, растерянная, с наивной, лучистой улыбкой, – ему стало не по себе от мысли, что она могла пройти мимо. На ней было нечто розовое, летящее, короткое, и впервые с той ночи Дима вспомнилась татушка на тонкой щиколотке, и все остальное – поочередно, а потом разом. Уши возгорелись.

И в ее взгляде он прочел то же изумление, тот же страх, ту же робкую радость. Это еще сильней бросило в краску.

– Ты откуда здесь?! – Одновременно накинулись они друг на друга.

И оба сделали шаг назад. Ланка восхищенно присвистнула:

– Серьезно, выглядишь отпадно, я бы тебя не узнала!

– Аналогично!

– Прямо профессор! И стрижка тебе очень идет!

Где тот парень в мешковатой куртке, неслись скорым поездом мысли, куда делись вихры, сжатые губы, тоскливый взгляд. Она видела перед собой принца, ни много, ни мало. Но сказки теперь не для нее. А жаль. Какая жаль…

– О твоей стрижке я не могу сказать то же самое, – с улыбкой признался он, – длинные волосы тебе больше шли, если по чесноку.

Последнее выражение вызвало шквал хохота. Немного натянутого и слишком громкого. Кого-то они пытались спугнуть этим. Тени прошлого? Неловкость настоящего момента?

Ланка покусала губы и изобразила серьезность:

– Такие выражения я больше не употребляю. По долгу службы вынуждена вспомнить родной язык и тщательно подбирать слова.

– Чего, чего? У кого ты на службе, я не понял?

– У народа! Пишу статьи на всякие сайты, и…

– Погоди! Ты что делаешь?

– Не понимаю, что тебя удивляет, – с притворным равнодушием она пожала плечами, и розовая ткань чуть сползла, притягивая Димин взгляд.

Он отвел глаза. Поскрежетал зубами.

Пишет статьи, напомнил себе суть беседы, она – журналист! Его прекрасная русалка трансформировалась в барышню-интеллектуалку, коротко остригла шикарные волосы, надела розовое платье, сводящее с ума, и пришла в его ресторан!

Ресторан-то уж точно не твой, напомнил внутренний голос.

А она?

А она задавала вопросы, не ответив толком сама. Что ты делаешь? Зачем? Почему мы вдруг встретились? Последний был написан на лбу, но не озвучен. И ответа на него быть не могло.

– Давай присядем, – тоном джентльмена предложил Дима, чувствуя себя так, словно разгрузил вагон угля в одиночку.

– Я на работе, – напомнила она, – мне надо опросить еще парочку гостей. Ты гость?

– Вроде того.

Он повел ее к свободному столику, усадил и замер, рассматривая, как она расправляет складки на коленках. Тебе не шестнадцать, опять вмешался кто-то изнутри. Голос разума, наверное.

– Ты чего, Дим?

– Ничего.

Она рассмеялась русалочьим, колдовским смехом. Все поняла. Погрозила пальчиком.

– Смотри на дорогу!

Его сложило от смеха пополам. И успокоился он только когда подошел официант. Вернее, подкатился колобок. Когда был сделан заказ, Руслана заметила:

– А здоровская придумка, да? И пиар акция мощная, я читала, даже шар запустили. Представляешь?

На него опять напал смех.

– Что?

– Это я придумал.

– В смысле?

– Колобка я придумал.

– Ты … ты сказку написал? Это же русская народная!

– Ланка, это моя пиар-акция! И я с удовольствием дам тебе интервью.

Минуту она смотрела, не мигая.

– А! Ты для этого меня пригласил?

– Ты сама пришла, – напомнил Дима, – а за стол я тебя позвал, чтобы похвалиться, это правда.

Снова немигающий взгляд.

– Ничего не понимаю. Ты серьезно? Тебе доверили рекламную компанию ресторана? Ты же говорил, что в агентстве на побегушках, изучаешь профессию с низов, я же помню!

– Это случайно вышло. Как с тобой.

– Как со мной?

Теперь истерический смех овладел Русланой.

– То есть, ты заехал не туда?

– Как раз туда. Как с тобой, – повторил он с нажимом.

И взял ее за руку. Она перевела взгляд на его пальцы. Их сила и нежность были знакомы. Но это было короткое, мимолетное, ничего не значащее знакомство. Так?

Или как?

Наперекосяк.

В голове будто шторм. Ланка уткнулась в тарелку, ничего не разглядела там, и решительно подняла глаза на Диму. Странный у него был взгляд. Ласковый, но сердитый одновременно. Если такое возможно вообще.

– Я тебя совсем не вспоминал.

– А я тебя, – парировала она.

– Ты могла бы вызвать такси. Позывной я оставил.

– Ты мог бы приехать, адрес знал.

– Мы совсем друг другу не подходим.

– В точку!

– Я сюда заглянул на пять минут. У меня ведь тоже работа…

– И что же, решил остаться из-за моей неземной красоты?

Он отвел взгляд и сказал, что ее красота вполне земная. Ему хотелось попробовать свои силы здесь и сейчас, не откладывая, не доверяя судьбе то, что можно сделать самому. Попытка это объяснить стоила больших усилий, потому что Дима все время думал о другом. О ее ямочке. О ее плечах. О ее щиколотках.

Заработался, бедолага, поставил диагноз внутренний цензор. Ему сегодня не молчалось.

– Сбежим отсюда?

– Ты серьезно?

Ланка спросила глупость. По его глазам она видела все, что было нужно увидеть. И млела. И пугалась. С чего вдруг? Почти два месяца молчания, полного равнодушия с обеих сторон, а потом вдруг эта буря в стакане!

Или он решил расслабиться, а жертва выбрана наобум. Точней, подвернулась под руку уже знакомая, что ж отказываться, подыскивать другую, нарваться на кота в мешке…

– Ты же сама не веришь в то, что говоришь! – Гаркнул он так, что на них стали оглядываться.

Ага, оказывается, она рассуждала вслух. Не рассуждала, бредила! Если уж откровенно, ни в чем подобном его обвинять нельзя, просто невозможно. Он не такой. Он – нелепый, грустный фаталист. Он – умный дурак, потому что ничего не смыслит в реальной жизни, в девушках, в себе самом. Он – добрый и сильный. Собаку собирался приютить, Ланку утешал, машину сам в одиночку откопал… и вообще…

У него такие синие-синие глаза. Кто сказал, что это неважно?

В человеке все должно быть прекрасно!

– Дима! Добрый вечер!

Оба повернули головы на голос и в недоумении уставились на элегантную полную даму под руку с не менее элегантным усатым мужчиной. Ланка тормозила по-страшному, пытаясь оценить все, что пришло до этого на ум. Дима завис по той же причине: собственные чувства внушали тревогу за трезвость рассудка. Потому его родителям пришлось немного потоптаться у столика, прежде чем он вообще признал их.

– Познакомишь нас со своей дамой?

– Это не дама. Это Ланка. Ланка, это моя папа и мой мама. То есть, наоборот. Ну ты понимаешь.

Мама и папа переглянулись с разочарованием. Сын явно напился. Повод, конечно, был, но чтобы вот так! Аж язык заплетается! Папа грыз усы, мама сделала попытку отойти. Дима, наконец, отмер:

– Ой, простите! Садитесь!

– Да что уж там, – махнул рукой отец, – отдыхайте, мы еще с Иванычем не здоровались, его журналисты атаковали. Ты потом подойди, я хочу тебя кое с кем познакомить. А, да вот они… Дима!

Он поманил сына. Руслана отвернулась к окну. Журналистской хватки ей еще явно не хватало. Эмоции по боку, и в бой! Расспрашивать, вынюхивать, оценивать.

С кем же это, интересно знать, его хотят познакомить?!

Любопытство победило. Руслана повернулась и увидела Диму, который целовал руку… маме. Не своей, чужой. То есть, не чужой! Ее маме. Ее родной маме!

– Руслана?!

А вот и папа. Ее папа.

Две пары родителей уселись за столик, где только недавно было тихо и спокойно. Ну пусть, не очень спокойно, но более камерно, вот.

Заговорили разом, а еще воспитанные люди, такие сдержанные, опытные, такие все из себя воспитатели. Галдели погромче бабусек дворовых. Размахивали руками, задавали вопросы, сами на них отвечали. Выпили что ли сверх меры?

– Ты что-нибудь понимаешь? – Шепотом осведомилась она у Димы.

Он стоял рядом. Взял ее за плечо, и этот жест не укрылся от остальных. За столиком воцарилось молчание.

– Значит, так, – лекторским голосом объявил Дима, – поправьте меня, если я ошибусь, хорошо? Мне видится такая картина: наши родители решили нас познакомить, в перспективе поженить… не надо наступать мне на ногу, мама! … вот… потому что сами давно дружат, да? А, только папы давно, со школы, а мамы недавно познакомились, как мы сюда переехали. Ну это не главное. Главное, что под Новый год решили вы нас свести… папа, отпусти мой рукав! … назовите это иначе, без разницы! И обломались!

– Дима!

– Сынок, я от тебя не ожидал! Что за тон, что за речь?!

Руслана дернула его за руку.

– Это ты сейчас что такое рассказывал?

– Они сами все рассказали, ты просто не поняла!

– Руслана! – Напрасно взвывала к ней мама. Кто-то стучал вилкой по бокалу, но тишины не ожидалось.

Кавардак у нее в голове рос с каждой секундой. Генеральная уборка понадобиться, это очевидно, и еще хорошо если обойдется без помощи профессионалов. Психоаналитик не помешал бы.

– Я что-то такое припоминаю… смутно… – пробормотала Ланка и вскинула на Диму удивленный взгляд, – но ты же вроде как… этот… Володя.

Он хмыкнул. Терпеть не мог это имя. Коротко объяснил, что из Владимира трансформировался в Диму. Иногда родители в приступах воспитательного порыва представляли его официально. Он спросил с ласковой насмешкой:

– А если тебе сказали, что надо познакомиться с Димой, ты бы осталась?

Она потрясла головой, укладывая информацию. Но та не умещалась уже никуда. Дима нагнулся ниже, совсем близко, и выдохнул жарким шепотом:

– Предложение сбежать остается в силе.

– Теперь придется, – с видом великомученицы согласилась она.

– Уходим огородами. Короткими перебежками. И по одному.

– Есть, товарищ генерал!

* * *

Они встретились на улице. Долго смеялись, обрывочно пытаясь выяснить, что это такое сейчас произошло, и что могло произойти раньше, если бы… да кабы…

Дима сказал, что очень рад, что все получилось, как получилось, и даже если у них ничего не получится, получается, что не зря они получили второй шанс, чтобы…

В этом месте она не выдержала и, подпрыгнув, повисла на нем, поцелуем остановив невменяемую тираду.

Очуметь, не встать, сказала Алена после откровений подруги.

Совет да любовь, сказал Валера, получив ответ на вопрос, с кем Дима встречает следующий Новый год. И недоверчиво хмыкнул.

Да ничего серьезного мы не планировала, сказали родители обеих сторон, но раз уж так вышло, то почему бы и нет?…

Судьба и за печкой найдет, сказала бабушка, узнав без особых подробностей историю.

А Дима с Русланой сказали друг другу:


Февраль – дорога до весны,

И не напрасно

Земля под снегом видит сны

О солнце ясном.

А мне смотреть бы на тебя

Не насмотреться

Рука в руке, глаза в глаза,

И сердцем к сердцу…

* * *

Предстоял серьезный разговор, и она решила подойти к делу по-умному. Как взрослый человек. Для начала прочитала несколько статей по поводу отношений с парнями. У нее ведь отношения с парнем! Ни какая-нибудь там возвышенная любовь, или, наоборот, примитивные страсти, а настоящие серьезные отношения.

Еще раз – отношения!

От слова «относится». Она относится к нему с уважением, разве нет? Поэтому надо взять себя в руки, перестать истерить, задирать нос и притворяться, что ей дела нет до того, что он уезжает. Уезжает далеко и надолго. А потом – вообще насовсем. Он же собрался жить в Америке.