Бертрис Смолл - Адора

На ночлег остановились в маленьком городке, недалеко от Фоки. С рассветом двинулись дальше. Мурад стал молчалив и старался держаться подальше от Феодоры. Он ехал во главе отряда, ни с кем не разговаривая, погруженный в свои думы. Думы о себе, о Феодоре, о своих чувствах к ней. Ему стало ясно, что он до сих пор влюблен в нее. Когда он жил в Галиополе, было легче позабыть про свои чувства; сейчас же, когда она находилась совсем рядом, его постоянно охватывало желание подъехать к ней и поцеловать. Никакая другая женщина не вызывала в нем такого сильного физического желания, бороться с которым было почти невозможно. Вдруг ему вспомнилось, как восемь лет назад в монастырском саду он сказал Феодоре, что если станет султаном, то обязательно женится на ней. Сейчас он понял, что это желание не ушло, хотя отношения между ними стали уже иными. Его гордость никогда бы не позволила сделать Феодору своей женой, но гордость не могла избавить его от любви к византийской принцессе.

Так прошел еще день пути. Следующий ночлег пришелся на безлюдную местность, где было невозможно найти сносный дом для столь высокопоставленных особ. Для Феодоры поставили большой шатер, остальным пришлось ночевать под открытым небом. Войдя в шатер, Феодора нашла там несколько складных стульев и столик: оказывается, Мурад позаботился обо всем заранее. Вскоре солдаты приготовили ужин. Он не был особенно изысканным, но после целого дня пути ей показалось, что ничего вкуснее она никогда не ела. Она пригласила в шатер принца Мурада, чтобы поужинать вместе, но он вежливо отказался, сказав, что у него много дел и он перекусит с солдатами.

Это было странно, но Феодора чувствовала, как былые ощущения и переживания, связанные с принцем Мурадом, снова захватывают ее сердце. Ей вдруг захотелось его ласк, его мягких сильных рук, захотелось, чтобы он гладил ее грудь, захотелось его нежных губ, которые бы исцеловали каждый тайный утолок ее тела. Именно Мурад был первым мужчиной в ее жизни. Среди персиковых деревьев монастырского сада, роз и орхидей она с ним впервые ощутила радость любви и настоящее блаженство. Внезапно поток ее мыслей прервал голос того, о ком она только что думала:

— Вам понравился ужин, госпожа?

Она обернулась и увидела принца Мурада.

— Да, очень, — живо ответила она. — Но я не люблю есть одна. Почему вы не захотели составить мне компанию? Только не надо говорить, что у вас было много дел.

— Вкушать трапезу с женщиной, которая является женой моего отца? Это только его право, я же такого права не имею, — ответил он с загадочной усмешкой.

— Конечно, нет! Я имею в виду совсем другое! — воскликнула в притворном ужасе Феодора. — Но у меня здесь нет даже слуг, которые бы могли скрасить мое одиночество, и вы — единственный человек, которого я могу пригласить за свой стол. Не солдат же мне звать к себе.

Он оценил юмор прекрасной византийки и рассмеялся:

— Как я вижу, вы жаждете моего общества лишь потому, что я принц, то есть ровня вам. Вот уж не думал, что вы такой сноб, Адора.

— Нет! Нет! Вы опять не правильно поняли меня. Она слегка покраснела: впервые за столько лет Мурад назвал ее этим именем — Адора.

— Ну тогда объясните мне, чего я не понял, — сказал он и присел перед ней на корточки. Она посмотрела ему прямо в глаза и увидела огонь, сжигающий этого внешне спокойного и насмешливого человека.

— Что вы скажете, если я, отбросив все приличия, признаюсь вам, что просто хотела… видеть тебя? — промолвила Феодора еле слышно.

Она даже сначала не поняла, что произошло и как это получилось, но едва она окончила свое признание, как оказалась в крепких объятиях принца Мурада.

Она пыталась что-то говорить, но страстный поцелуй перехватил се уста. Мир перед глазами распался на миллионы крошечных осколков. Боже! Ей показалось, что этот поцелуй длился целую вечность. Когда Мурад дал ей возможность передохнуть, она прошептала:

— Нет, Мурад! Пожалуйста, не надо! Это очень опасно и для тебя, и для меня.

Однако голос ее был лишен силы. Мурад лишь немного отстранился и строго сказал:

— Тихо, моя сладкая Адора.

И опять долгий, как вечность, поцелуй, на который она просто не могла не ответить. Он целовал ее с жадностью, как будто пытаясь возместить все промчавшиеся годы, когда она была далека от него.

Они упали на землю, не разжимая объятий, Феодора только успела сунуть под голову оказавшуюся поблизости шелковую подушку.

Она прекрасно сознавала, что делает. Понимала, что, узнай об этом муж, и ей, и Мураду была бы уготована страшная казнь, но сопротивляться не было сил. Скрытая страсть, запрятанная в самые дальние тайники их душ, вырвалась наружу.

Мурад снял с Феодоры одежды и начал ласкать ее обнаженное тело. Своими поцелуями он сделал твердыми ее розовые сосочки, напряжение которых показывало, какое сильное возбуждение она испытывает. Его рука ласкала влажную плоть меж ее ног и делала это с таким искусством, что Феодора несколько раз безумным усилием воли вынуждена была подавлять страстные крики счастья, готовые слететь с ее губ.

Два его длинных тонких пальца ласкали самую сердцевину ее розовой плоти. Ее тело трепетало, но не могло противиться. Она испытывала бесконечное блаженство, и Мураду пришлось предупредительно зажать ей рот рукой, чтобы ее постанывания не услышали солдаты.

— Тише, моя дорогая, тише, — просил он. — А то соберется весь отряд.

Он стал целовать ее ушко, и тут она услышала его едва различимый шепот:

— Я хочу тебя, Адора, как мужчина хочет женщину. Мне надоело играть в любовные игры, я хочу настоящей любви, я хочу войти в твою плоть, в самую ее глубину, насколько это возможно. Я хочу, чтобы не только ты сдерживала крик, но и я тоже.

Она невольно задрожала, а он продолжал нашептывать ей на ухо:

— Раздвинь свои ножки, Адора, и я наконец наслажусь тобой, моя любимая византийская шлюха. Дай мне почувствовать твою плоть, уверяю, я сделаю это не хуже, чем мой отец или твой любовник-пират.

Феодора не верила своим ушам. Эти мерзости говорил ей человек, которого она любила.

— Даже может быть, я окажусь лучше их, — продолжал бормотать он.

Неожиданно он получил сильный удар в живот — это Феодора изловчилась и со всей силой пнула его ногой.

Она скинула его с себя, вскочила и, подобрав свою одежду, начала быстро одеваться. Глаза ее горели ненавистью и презрением.

— Хотя Халил — это главное, что есть в моей жизни, могу сказать, что никогда не хотела его зачинать, особенно от твоего отца, в постель к которому я не стремилась, — она говорила громко, как будто не боялась, что их могут услышать. — Что же касается Александра, то он, конечно, не мой любовник. Вы, турки, все такие, для вас женщина — это рабыня в постели, приспособление для своего удовлетворения. Кстати сказать, презираемый тобою пират смог увидеть во мне не только тело, но и душу, и ум. Убирайся! Уходи отсюда, иначе сейчас я кликну солдат и прикажу им убить тебя, и не надейся, что они не исполнят моего приказания!

Она отвернулась от него. А он стоял с видом побитой собаки; едва она стала говорить, он пришел в сильнейшую ярость — никто и никогда не разговаривал с ним таким тоном, но потом он понял, что после того, что он наговорил ей, Феодора имеет право кричать на него.

— Феодора, голубка моя, прости меня, — прошептал он.

— Уходи!

— Прости меня, я не могу тебя забыть с самого первого дня нашего знакомства, когда ты поскользнулась на монастырской стене. Я чуть не умер, когда узнал, что тебя привезли во дворец, а потом решил, что ты больше не хочешь меня видеть. Но я все равно любил тебя, и вот вчера в Фоке я ужасно приревновал тебя к этому павлину Александру, когда тот любезничал с тобой.

— Бедненький Мурад, ты говоришь, что любишь меня, но ты же сам назвал меня шлюхой.

— Я думал, ты стала похожа на свою сестру.

— Убирайся!

— Мой отец стар, Феодора. Когда он умрет, я возьму тебя в жены, как и обещал.

— Я лучше умру, чем лягу с тобой на брачное ложе. Внезапно Мурад вышел из себя:

— Нет, к сожалению, ты не голубь. Еще пятнадцать минут назад ты лежала подо мной и стонала, как обыкновенная самка. Так что я зря перед тобой унижаюсь, ты приползешь ко мне сама на брюхе и расставишь ножки, предлагая себя!

Он повернулся и вышел, а Феодора уткнулась лицом в подушку и зарыдала.

Султан Орхан внимательно смотрел на свою третью жену. В гневе она была особенно прекрасна. Сделать ему столь бесцеремонное замечание, что он слишком долго не видел в ней женщину, могла только эта молоденькая и в то же время очень неглупая самочка. На любую другую женщину он просто бы прикрикнул и выгнал из комнаты, но с ней надо вести себя по-другому. Его с самой их первой брачной ночи — конечно, той, которую они провели вдвоем, а не в компании Али Яхиа и нескольких рабынь-наложниц, — удивляло редкое сочетание тонкого ума и ослепительной красоты. Наверное, именно поэтому он многое позволял Феодоре, например кричать на себя, как сейчас.

Она распалялась все больше и больше, перейдя теперь на своего сына, за которого он так и не заплатил выкуп. Орхан положил свою ладонь на колено буйствующей принцессы:

— Успокойся, Адора. Я прекрасно знаю, что Халил — мой сын, и не надо попрекать меня, что я плохой отец. Я узнал, что это похищение организовала твоя сестра Елена, и не собираюсь платить вторую часть выкупа. Выслушай меня!

— Я-то выслушаю, но» подумай, что сейчас, именно в это время, может быть, убивают моего сына…

— Его никто не будет убивать. Еще раз тебе напомню, что это не только твой, но и мой сын. Я заставлю заплатить оставшуюся часть выкупа Византию. Пойми наконец, что только благодаря жадности этого пирата — Александра Великого — вы остались живы. Сейчас же никто не станет убивать Халила, потому что за это придется слишком дорого заплатить.

— Почему ты считаешь, что мм остались живы только благодаря жадности Александра? — в недоумении спросила Феодора.

— Потому что он захватил вас по приказу твоей венценосной сестрицы Елены. Она же приказала ему убить вас, но он, подозревая, что от Елены вряд ли дождешься обещанных за ваше убийство денег, решил продать вас мне, да еще как продать! Ну и жаден этот пират, скажу я тебе!

У Феодоры помутилось в глазах от только что услышанного, она схватилась за спинку стула, чтобы не упасть:

— Но зачем, зачем моей сестре убивать меня? Я никогда не желала ей зла. Да и не виделись мы с ней уже очень давно. Какая ей польза от моей смерти?

Орхан нежно обнял жену. Бедная Адора. Как можно, обладая блестящим умом, оставаться такой наивной в политических вопросах?

— Твоя сестра, — начал Орхан, старательно подбирая слова, чтобы не причинить Феодоре боль, — надеялась, что твоя смерть и смерть Халила ускорят мою смерть. После этого пойдет, считала она, война за власть между Мурадом и Сулейманом. Такие войны, как правило, не оставляют победителей, и, когда Мурад и Сулейман убьют друг друга, наследником станет Ибрагим, который годится разве что на должность придворного шута. Над ним, конечно, поставят протектора, но кто знает, будет ли это лучшим выходом, потому что к тому времени Византия сможет спокойно навязать нам своего человека в регенты. Понимаешь теперь, моя маленькая несчастная Адора? Любая гражданская война в Турции только на руку Византии.

— Значит, — задумчиво сказала Феодора, — ты хочешь надавить на Иоанна Палеолога, чтобы он заплатил вместо тебя выкуп за Халила. Он, конечно, будет вынужден сделать это, так как сейчас Турция намного сильнее Византии. Мы ведь сильнее этих Палеологов?

— Конечно, да. — Орхан счастливо улыбнулся, ему ласкало слух это Феодорино «мы».

— Но я должна отомстить Елене, — продолжила Феодора. — За то, что она хотела убить меня и моего сына. Да еще таким подлым способом.

— И как ты намереваешься сделать это, дорогая?

— У нее два сына и одна дочь, от которой она без ума. Я знаю это точно, она сама все время говорила об этом, в письмах ко мне называя ее светловолосой красавицей. Зовут ее Элекса. Елена хочет выдать ее за кого-нибудь из савойского королевского дома или московской царской семьи. К тому же, как тебе, мой господин, известно, она пытается объявить наш брак недействительным, ибо я христианка, а ты мусульманин. Что, если мы потребуем, чтобы Элексу выдали за Халила? Елена придет в ярость, но ничего изменить не сможет, ведь не пойдет же она на открытый конфликт с нами.

Султан рассмеялся; он получил еще одно доказательство, что Феодора удивительная женщина.

— Ты дьявольски умна, любовь моя, не хотел бы я стать твоим врагом, — сказал он.

Она серьезно посмотрела прямо в его черные глаза:

— Мы нарушаем некоторые заповеди, но даже в Библии сказано: «Око за око…» Он кивнул:

— Мы сделаем, как ты придумала. Больше того, я буду постоянно советоваться с тобой, ведь ты лучше меня знаешь свою сестру и ее мужа.