Она многое узнала: Орхан вправду нашел ей хороших учителей в своем гареме. Почти каждый день она ходила на урок, где ей рассказывали о различных любовных утехах. Иногда эти своеобразные лекции сопровождались живым показом, в таких случаях несколько девушек изображали то, о чем шла речь. Во время «лекций» Феодора стыдилась и нередко краснела, но никогда не жаловалась, хотя нельзя сказать, чтобы душа ее безоговорочно принимала все, чему ее учили.

Естественно, что одним из сыновей султана, шедших с ним к Феодоре, был Мурад. Сердце Феодоры болезненно сжалось. Он спокойно шел слева от отца, и лицо его не выражало никакого волнения. А Феодоре хотелось закричать и броситься к нему на шею.

Они ни разу не виделись со времени последней встречи в монастырском саду. Он даже и не смотрел на нее сейчас, хотя Феодора понимала каким-то внутренним чутьем, каких усилий стоило Мураду не бросить на нее хоть беглого взгляда.

Справа от султана шел принц Сулейман. Феодора встречала его много раз после своего появления во дворце Орхана. Это был высокий мужчина с такой же смуглой кожей, как у отца, и такими же глазами, как у брата. Он уже был представлен молодой жене султана и относился к ней как к любимой младшей сестре.

Подойдя, Мурад и Сулейман поздоровались с матерью, которая не могла скрыть гордости за таких взрослых и красивых сыновей. Орхан же подошел к своей молодой жене и поцеловал ее в губы. Потом он взял за руку Мурада и подвел его к невольно побледневшей девушке.

— Познакомься, сын мой, это — моя драгоценная Адора. Ей, наверное, не очень приятно, что ее муж старик, но, — добавил он, с улыбкой глядя на ее живот, — этот старик тоже кое на что способен.

— Вы очень счастливы, отец мой, имея такую жену, — выговорил с трудом Мурад и впервые посмотрел на Феодору.

Она сначала опустила глаза, но, набравшись сил, решилась и взглянула прямо в его черные очи; они смотрели на нее холодно и презрительно.

— Я не сомневаюсь, принцесса, что вы родите моему отцу прекрасного сына или дочь. — В его голосе послышалась издевка.

Феодоре показалось, что она не выдержит презрительного взгляда и насмешливого тона и при всех упадет в обморок. Но она пересилила себя.

— Женщины из рода Кантакузинов всегда рожали хороших детей своим мужьям, принц Мурад, — сказала она гордо.

Знал бы он, каких усилий стоила ей эта гордость! На его лице опять появилась презрительная усмешка.

— Я буду с нетерпением ждать рождения моего брата или сестры.

Нилифер посмотрела на своего младшего сына с недоумением. Она не понимала, почему он в таком тоне разговаривает с Феодорой, ведь она такая очаровательная девушка. Через некоторое время, когда Феодора уже ушла из сада, Нилифер несколько раз дала понять младшему сыну, что недовольна его поведением.

По прошествии нескольких недель после описанных выше событий Феодора уехала в Бурсу, где она должна была находиться до самого рождения ребенка. Она с нетерпением ждала предстоящего события, почему-то уверенная, что будет сын, и уже придумала ему имя — Халил. Ей очень хотелось, чтоб он был похож на Матвея, ее младшего брата. Она наняла для своего будущего сына прислугу и пребывала в непонятном сладостном ожидании. Мысли о принце Мураде не посещали ее, разве только однажды под утро после бессонной ночи.

В жаркое июньское утро молодая жена султана Орхана Феодора родила здорового, красивого ребенка — сына. Месяц спустя Орхан получил обещанное золото и все укрепления на Галиопольском полуострове.

Султан очень полюбил малютку и проводил с ним много времени.

Его страсть к Феодоре, однако, угасла. Во дворце было много красивых женщин, и за время ее беременности он успел забыть наслаждение, которое дарили ее объятия. Гордая Феодора не напоминала о себе и опять осталась совсем одинокой, как и два года назад.

Глава 7

Феодора была не на шутку разгневана:

— Я всегда только приветствовала занятия Халила скачками, ибо я хочу, чтобы из него вырос настоящий мужчина, но надо знать меру, Али Яхиа. Тому рабу, что присматривал за моим сыном, выдайте десять ударов плетью и поступайте так всегда в подобных случаях. С сыном я поговорю сама и с Сулейманом тоже. Пойми, — голос Феодоры немного смягчился, — Халилу только шесть, а этот жеребец — для взрослого мужчины, он мог убить моего сына.

— Он — сын Орхана, дитя этой земли, а здесь дети рождаются со шпорами. У нашей нации в крови любовь к лошадям, и было бы удивительно, если бы твой ребенок стал исключением, — попытался возразить Али Яхиа.

Феодора грустно улыбнулась. Ее гнев проходил, и осталось только беспокойство за жизнь сына.

— Я все понимаю, но то, что произошло, намного серьезнее, чем ты себе представляешь. Доктор сказал, что у Халила были все шансы не оправиться после такого падения. Он обещал, что сделает все возможное, но предупредил, что одна нога мальчика может так и остаться немного кривой.

Али Яхиа промолчал. Да и что тут скажешь в ответ? Правда, по его лицу можно было подумать, что он хочет сказать что-то очень важное, но никак не осмеливается.

— Принцесса, — все же начал он, медленно выговаривая слова, — как вы не можете понять, несмотря на то что уже так долго живете среди нас, что главное чувство, что движет людьми, живущими в этом дворце, это желание власти. Я, вероятно, говорю то, о чем мне не положено, но мне кажется, вас надо предупредить. Здесь никто не остановится ни перед каким убийством ради того, чтобы убрать с дороги соперника. Извините меня, но в большинстве случаев соперниками являются дети султана, то есть родные братья. Надо быть очень осторожным, живя при дворе нашего султана. Как вы думаете, почему у принца Мурада нет детей? У него их нет, потому что он понимает, что в любой момент он может стать злейшим врагом своего брата, принца Сулеймана, и хочет рисковать только своей жизнью. Ваш сын, принцесса, один из наследников султана, и сейчас, когда Орхан уже стар, принц Халил начинает кому-то очень мешать. Я еще раз прошу прощения за мою дерзость, — закончил Али Яхиа и низко поклонился.

Феодору как громом поразило то, что в порыве неожиданного откровения сказал ей Али Яхиа. Сулейман хочет убить ее маленького Халила! Своего любимого младшего братика! Сулейман, который приходил к нему каждый день и приносил какой-нибудь маленький подарок. Она помнила, что глаза Сулеймана могли быть ледяными, но они никогда не были такими, когда он смотрел на ее сына. Но все же, вероятно, Али Яхиа прав. Сулейман всегда стремился к власти, это была его главная цель в жизни. Он любил, когда ему беспрекословно подчинялись, любил, когда ему льстили.

Неожиданно Феодора вспомнила, как еще в детстве ей рассказывал отец о том, что турки дарят много подарков человеку, если знают, что потом будут вынуждены его убить. Он сказал тогда, что люди этой нации никогда не испытывают чувства благодарности и жалости.

При этом воспоминании у нее пошел мороз по коже. Боже! Что теперь делать? Али Яхиа прав. Султан при смерти, ее и Халила некому защитить. Ее отец потерял венец императора еще три года назад. Надо сказать, что давно в Византии так не ненавидели какого-нибудь императора, как ее отца. После свержения он уединился в монастыре, который, кажется, находился в Спарте. В том же монастыре жил и ее младший брат Матвей.

Ее старшая сестра Софья была убита своим мужем, когда тот застал ее в постели с очередным любовником. Кстати, это был ее третий по счету муж.

Елена, правда, оставалась императрицей, но у нее Феодора никогда не попросит помощи. Слишком уж «по-сестрински» они относились друг к другу. Феодора невольно вспомнила, как не так давно Орхан написал Елене и просил, чтобы та приняла у себя его третью жену. В ответе Елены говорилось, что дочери узурпатора Иоанна Кантакузина лучше не возвращаться в Константинополь, потому что народ крайне враждебно относится к этому роду. Через турецких агентов потом стало известно, что Елена как-то во всеуслышание заявила, что Византия — враг всем нехристианским государствам и не пустит на свою территорию жен всяких неверных.

Елена, вероятно, забыла, что она тоже является дочерью Иоанна Кантакузина, забыла, что если бы не ее маленькая сестра, жена «всякого» неверного, то ей, Елене, никогда бы не сидеть на троне византийских императоров.

Положение Елены тоже теперь было довольно шатким. От империи постоянно отпадали то отдельные города, то целые области. Власть императора в Греции была уже чисто формальной, а на побережье Черного моря у Византии почти не осталось городов.

Елена не понимала, что даже в землях, находившихся под властью императора, уже утратилось былое преклонение перед помазанниками Божьими. Императорская мантия и императорский венец превратились в простые украшения, ибо люди, носившие их, не обладали реальной силой. Страна распадалась на мелкие кусочки, и каждый мелкий чиновник имел больше власти, чем императорская чета. Феодора зорко наблюдала за всем происходящим на родине и понимала, что, соберись турки воевать с Византией, они могли бы без особых усилий дойти до Константинополя. Феодора знала от купцов, приезжающих из Византии, что любимое развлечение Елены — смотреть, как пытают или казнят турецких шпионов, и ее поражала недальновидность сестры.

Почему-то сейчас, во время этих невеселых размышлений, Феодоре вспомнился Мурад. Он ведь так и жил без жены или фаворитки. Ей было интересно — вспоминает ли он их недолгую страстную любовь? Она бы удивилась, узнав, что вспоминает.

Он редко бывал в Бурсе и больше времени проводил в Галиополе. Феодора рассмеялась, вспомнив, как ловко провел ее отца под Галиополем султан Орхан. Это случилось уже после рождения Халила и выплаты Иоанном обещанного золота. Принц Сулейман и принц Мурад по приказанию отца заняли с войсками крепости на Цумпе, который, в свою очередь, находился на большом Галиопольском полуострове. Однажды ночью внезапным броском турецкие войска захватили большой византийский город Галиополь. Сделал это Орхан не потому, что вероломно решил нарушить свое соглашение с византийским императором, а потому, что узнал о продвижении войск под началом Иоанна Кантакузина к турецкой границе. Султан просто упреждал удар вражеских сил.

Когда отец Феодоры узнал о происшедшем, было уже поздно. Ему пришлось выплатить Орхану десять тысяч золотых, чтобы предотвратить дальнейшее продвижение турецких войск. Правда, к Византии обратно отошли все укрепления на Цумпе, но с Галиополем пришлось расстаться навсегда. Эта неудача и послужила поводом низложения Иоанна Кантакузина.

После свержения отца Феодора испугалась за судьбу сына и свою собственную, потому что теперь ее присутствие на турецкой земле никакой выгоды султану не давало. Тогда ей очень помог Сулейман, который сейчас, может быть, желает смерти ее сыну.

Вскоре после этих размышлений Феодоры Сулейман пришел извиниться, что подарил ее сыну лошадь, которая едва не стала причиной большой трагедии.

Феодора выслушала извинения, но, вспомнив недавний разговор с Али Яхиа, решила поговорить с принцем откровенно:

— Принц, Али Яхиа сказал мне, что после смерти султана мой сын будет представлять для тебя угрозу. Сулейман немного помедлил, потом сказал:

— Это правда, принцесса. Но если он откажется от претензий на престол, то ему ничего не грозит. Я очень полюбил своего младшего брата, и мне будет жаль, если мы станем врагами. Есть еще один выход — вам нужно уехать из страны и вернуться только после окончания борьбы.

— Я хочу вернуться в Константинополь, Сулейман, и вернуться вместе с сыном. Он, правда, об этом еще не знает, но я хочу уехать отсюда как можно быстрее.

— Опомнись! Вы не должны делать этого. Там вас не ждет ничего хорошего. Ты — жена султана Турции, Адора, и тебе не пристало ехать в город, где тебе не дадут даже приличное для твоего сана жилье. Твоя сестра ненавидит тебя и будет только рада, когда ты сама попадешь к ней в руки. Она не посмеет тебя убить, но подвергнет унижениям.

Казалось, Сулейман был не на шутку обеспокоен словами Феодоры; она даже не предполагала, что его может так волновать ее судьба.

— Ну а куда же мне прикажете ехать, не в твой же дворец? — иронически воскликнула Феодора.

— Я найду для вас хорошее жилье, не хуже, чем мой дворец! Забудь то, что я сказал только что! Ни тебе, ни твоему сыну ничего не угрожает, клянусь в этом! Вам не надо никуда уезжать.

Феодора была озадачена такой пылкостью всегда очень расчетливого молодого человека. Она посмотрела ему в глаза и сразу все поняла. В них была страсть. Принц Сулейман, еще несколько секунд назад хладнокровно рассуждавший о том, как ей поступать, чтобы ему не надо было убивать ее сына, оказывается, влюблен и желает ее. Наверное, то, что Феодора впервые разговаривала с ним откровенно, заставило его сбросить маску верного своему отцу сына и примерного мусульманина.

— Ты очень добр, принц Сулейман, — сказала Феодора, не показав, что она все поняла. — Но, чтобы не подвергать жизнь моего сына опасности, я все-таки предпочту уехать.