— Расслабься, если пойдешь сама с закрытыми глазами, свернешь шею на крутой лестнице, и останутся мои старания невостребованными.

Усмехаюсь, для удобства обхватывая его шею руками.

— Заменишь той, которая оценит.

Выдыхает, покрывая губы испариной.

— Само собой, но на это уйдёт время, а обед ждать не станет.

Послать бы его к чёрту с серьезным видом. Спрыгнуть на пол и громким хлопком двери высказать своё недовольство. Да куда уж… Контролирует каждый жест. Сомкнув руки в оковы сильнее, удерживает в изначально принятом положении.

Слышу звон дверных колокольчиков, отдающийся эхом, скрип половых досок террасы, прогибающихся под тяжестью нашего веса… Резкий порыв ветра покрывает кожу паутинкой мурашек. Чувствую себя слишком беззащитной, видя лишь темноту. Наперекор желанию утыкаюсь лицом ему в шею, практически целуя. Вжимаюсь всем телом, будто ища незримой защиты.

Другой бы, наверное, сжал крепче объятия, а он… лишь меня отодвинул, ослабив хватку.

— Игра в кошки-мышки, не иначе… «Прибежала? А я вроде и не зову»… — вытирает текущие от смеха слезы разум, стоящий в сторонке.

Раздражение доходит до кончиков пальцев, переполняя сосуд, грозя разорвать его изнутри, усыпав песок цветными осколками. Отдаляюсь сама насколько возможно, размыкая руки и уводя губы от вкусно пахнущей кожи. Окруженные лишь гулом ветра и звуками бьющейся о берег волны, утопающими шагами, поглощенными белой мукой. Остановка. Наклоняется вниз, опуская на что-то слишком мягкое, теплое. Развязывает глаза, накидывая на плечи тонкий плед, и с хитрой улыбкой усаживается напротив. Оглядываюсь, завязывая ткань узлом поверх плеч. Небольшой навес от палящего солнца, но беззащитный от ветра.

Белое тканое покрывало на мягком матраце, большие подушки, образующие подобие спинки мягких кресел, темный деревянный столик, разделяющий оппонентов… Хрустальные бокалы, тонкий фарфор посуды, белые свечи, горящие под закрытыми стеклянными куполами, заботливо спрятанные от ветра. Льняные салфетки, перевязанные небольшими букетами из нежных молочных орхидей. Серебристое блюдо, закрытое огромной крышкой, приковывающее взгляд и вызывающее учащенное слюноотделение.

Облизываю губы. Рассматривает, удовлетворенный реакцией. Улыбается с небольшой хитрецой.

— Что скажешь?

Дарю свою самую шикарную улыбку, добавив поволоки взгляду… Так и не сумев отойти от неожиданного удара недавним отчуждением. Чеканю каждое слово. Как и он, бью наотмашь, крепко сжав кулаки.

— Visa Gold творит чудеса.

Замечаю вспыхнувший злостью взгляд. Прыгающих чертиков, явно придумывающих для меня более изощренную пытку, чем банальное равнодушие. Теряю интерес к еде. Скидываю маску, убирая любое присутствие чувств с лица. Развязываю узел, удерживающий плед. Отбрасываю его на песок и выхожу из-под давящей крыши навеса. Быстро направляюсь к морю, переходя на бег, ища утешения, утопая ногами в волнах, словно и оно не пускает, отталкивает меня, не разрешая войти… Пробираюсь с напором, ныряя под волны, сопротивляясь течению, тратя силы на борьбу со стихией, резко выбрасывающей назад. Всплываю на поверхность и понимаю, что проплыла лишь пять метров, не больше, на этом растеряв оставшиеся силы, удерживающие на хрупкой поверхности назревающей истерики. Не оборачиваясь, упорно держу путь к горизонту, топя в надвигающихся волнах свои тихие всхлипы, грозящие вырваться из горла оглушающим криком, разбудив тихий, спящий, живописный уголок.

Слышу звук своего имени, повторяющийся с усиленным раздражением в голосе. Медленно плыву вперед, давясь слезами и не желая возвращаться назад.

Куда угодно, только сейчас не к нему! Не хочу! Не смогу! Не вынесу! Останавливаюсь перевести дыхание и слышу за своей спиной его приближение.

Не оборачиваясь, ныряю, пытаюсь уйти влево и сделать небольшой разворот.

Не хватает воздуха — всплываю раньше, чем было задумано… Задумано? Да какие мысли могут быть в этот момент? Чистая попытка бегства, заранее обреченная на провал. Стиснутая изнутри оковами, не позволяющими далеко уйти. Перехватывает буквально в секунды, крепко удерживая в руках.

Отрезвляя взглядом. Охлаждая льдом вырывающееся из груди сердце.

Спокойно уточняет, будто просит положить пару кубиков сахара в чай:

— Куда ты? Бездумно ныряешь, не зная дна. Здесь риф, врежешься и не всплывешь.

Скидываю руки, срываясь на крик:

— Никогда не задумывался над тем, что может именно этого я действительно и хочу?

Разворачиваюсь, слыша в ответ уже привычное:

— Идиотка.

Подталкиваемая к берегу волной, вскоре вылезаю на мокрый песок и пытаюсь отдышаться. Утыкаюсь глазам в уютно обставленный уголок… Нервно смеюсь над красиво возвышающейся сценой с паршивым сценарием заурядного спектакля. Театр абсурда, при отсутствии хотя бы единого благодарного зрителя. Поорать что ли? Всё-равно никто не услышит. Не увидит боли, закидав помидорами за недостоверную игру. Не вытрет слезы, мгновенно высыхающие на палящем солнце. Оставляющие лишь белесую соль на щеках и маленькие, едва заметные линии, разрезающие реальность на части. Рывком закидывает на плечо, не реагируя на мои попытки освободится. Истошно брыкаюсь, бью кулаками по спине, не сдерживаясь, выпаливаю с чувством:

— Как же я тебя ненавижу!

Скидывает на то же место, с которого тщетно пыталась сбежать. Будто разговор был лишь поставлен на паузу. Лирическое отступление, должное слегка обтесать углы, а сработавшее в точности да наоборот. Припечатывает взглядом к подушкам, сдержанно подводя итог:

— А вот это как раз довольно неплохо. Успокоилась и поела!

Явно с ненормальной улыбкой тянусь к сигаретам, откидывая подушки, чтобы видеть лишь укрывающий от солнца навес. Выкуриваю одну за другой. Так и не притронувшись к еде.

— Можно я пойду? — спрашиваю где-то на пятой, стряхивая пепел на край тонкого матраса и не отрывая взгляда от аккуратно сшитого, большого, белого зонта.

Красивый всё-таки! Минут двадцать кряду разглядываю и всё нахожу новые детали: то вкрапления на материале, то завитки на деревянной ручке… Главное не думать о чём-то другом. И так уже высказалась…

— Пока не поешь, и шагу не сделаешь.

Усмехаюсь… ей Богу…

— Тогда, пожалуй, ты иди, а я останусь здесь.

Словно вспышка, заслоняет собой уже полюбившийся зонтик, нависая всем телом, удерживаясь на руках, меж которых как-то ненароком затесалась я… Звеня сталью в голосе, уточняет:

— Уверена, что не голодна?

Сглатывая, сдержанно киваю в ответ и стряхиваю тлеющий пепел с сигареты, которая осталась в руке где-то в небольшом промежутке между мной и им.

— Хорошо… — улыбается, привстает, заставляя сесть и начать сомневаться в произнесенных словах.

Одним движением переворачивает деревянный столик, разметая по песку остатки с любовью оформленной кем-то сервировки, смешивая воедино напитки, морепродукты и легкие закуски, затушив свечи и разбросав на ближайшие пару метров посуду.

Жалким взглядом осматриваю новоиспеченную свалку — и вроде составляющие те же, что и раньше, а выглядит теперь отвратительно.

Вот так же и люди в один момент теряют свою привлекательность.

Зависит лишь от того, с какого ракурса взглянуть да с каким соусом подать…

С обилием любви — и перед тобой истинный идеал. С ложечкой нежности — и розовые очки откроют для тебя его новые грани. Но стоит лишь добавить капельку ненависти… и горечью выжжет всё ранее известное о данном объекте.

Перекроет. Перепишет. Перерисует. Оставив после себя самое страшное — полное недоверие к людям и заранее обреченную на провал любую попытку к сближению. Пребываю в недоумении после его ухода. Недолго думая, аккуратно поднимаю столик и ставлю его на противоположную сторону матраца. Собираю посуду и мелочи, когда-то ловко сочетавшие в себе уют и дополнявшие друг друга, как пазлы единого целого. Стараясь не шуметь, аккуратно ступая по играющим доскам, приношу с террасы небольшое мусорное ведро и пытаюсь привести изувеченный варварским набегом берег в предшествующее утопичное состояние. Искренне улыбаясь завершенной работе, иду в воду охладиться от палящего солнца и вновь возвращаюсь под полюбившийся зонт. Раскинув подушки, решаю отдохнуть, насладиться природой, не возвращаясь в бунгало, не пересекаясь со взбешенным мужем.

Закрываю глаза, и, плавно откидываясь, утопаю в окружающей мягкости.

Через какое-то время замечаю излишнее припекание солнца и сменившую своё положение тень. Главное не заснуть, иначе сгорю за минуты. На островах всегда так… Здесь вовсе нет дымки. Солнце отражается от зеркала прозрачной воды, становится слишком активным, нежно лаская горячими лучами не подозревающих подвоха людей. Без специальной защиты за час награждает оголенную кожу обширным ожогом, после буквально снимая её по частям.

Главное не уснуть… Зная это, устало прикрываю глаза.

Резкое прикосновение чего-то холодного вырывает из небытия.

Вздрагиваю, поворачивая голову, и натыкаюсь на нахмуренные брови мужа, заботливо перекинувшего на другую сторону зонт, укрыв нас в тени. Ловко манипулирует кремом на моей спине.

— И почему ты вечно не слушаешься?

Не отвечаю, решив оставить этот вопрос риторическим. Вновь уткнувшись носом в подушки, сдерживаю легкую улыбку, появляющуюся на губах. Всё как-то слишком запуталось… И нет уже четких граней меж белым и черным…

Кидает из стороны в сторону, словно лодку с неправильно закрепленным парусом, а ведь стоит лишь по-умному потянуть нить, сделать пару нужных узлов, и вот ты опять на плаву, с четко выведенным курсом. К чему он сейчас пришёл? Высказать своё беспокойство? Наблюдал, чтобы я не сгорела на солнце? Или решил внести ещё большую сумятицу в наши отношения?

Наши… Есть ли они ещё? Именно «наши»? Плавно скользит пальцами по уже слегка затянувшимся царапинам, увлажняя горячую кожу. Чувствую разницу температур, инстинктивно морщась, но находя это действо довольно приятным.

— Успокоилась? — тихо спрашивает, будто сторонний зритель, не участвовавший в предшествующих актах спектакля.

Отвечаю коротким:

— Да.

Переходит на плечи, мягко массируя мышцы, освобождая от напряжения лопатки.

— Я бы сам всё убрал.

Фыркаю. Слишком долго пришлось бы ждать, оставаясь в нервирующем хаосе. Да и было не сложно. Разбиваю тишину:

— Мне было здесь некомфортно.

Немного усиливает нажатия.

— А что ты чувствуешь сейчас?

Улыбаюсь. Ему не видно, но голос явно передаёт оттенки эмоций.

— Безразличие…

— Подумай лучше. До этого ты меня ненавидела, а эти понятия никак не вяжутся вместе.

Мысленно соглашаюсь. В очередной раз проклиная себя за срыв эмоций, произношу:

— Извини…

— Так что ты чувствуешь в данный момент?

Запрокидывает за голову руки, сжимая и расслабляя предплечья, лаская движениями, щекоча смазанными пальцами ладошки.

Закрываю глаза…

— Чувство вины…

— Лучше. А ещё?

Возвращается на плечи, массирует шею, переходя на ключицы. Словно ощущаю звучащий хруст…

Вырывается непроизвольно:

— Страх…

Усмехается.

— От чего?

Странный вопрос… При том, что в данный момент он имеет прекрасную возможность свернуть мне шею одним резким и четким поворотом рук, или усыпить, будто нечаянно зажав сонную артерию.

— Я не знаю, чего ожидать…

Кроткое молчание, добавляет крема на руки, опускаясь ниже — на бедра, к ногам.

— Но всё же ты ждёшь… Я бы назвал это недоверием. А ещё?

Начинаю млеть под массирующими движениями. Резко, но негромко выпаливая:

— Не знаю…

— Это сомнение. Ещё?

Смеюсь.

— Ты меня бесишь!

Повеселев, выдаёт:

— Ну, это взаимно, причём с первого взгляда. Могла бы и не озвучивать. Дальше?

Переходит на икры, вызывая напряжение во всём теле, от которого хочется избавиться раз и навсегда.

— Я запуталась…

— Вдобавок смятение. Есть что-то ещё?

Хмурюсь от сильных нажатий на мышцы, вздрагивая, словно от сводящих электрических уколов.

— Сейчас мне больно!

— Мм. Хорошо. Добавишь оттенков?

Ослабляет напор, передвигаясь на ступни. Улыбаюсь от щекочущих движений…

— Интересно, а там ты тоже могла сгореть? Или благоверный слегка заигрался? — прыскает со смеху разум.

Да пусть продолжает! Приятно! До жути! Все эти точечные нажатия, манипуляции с пальчиками… Растекаюсь, как масло на блюдечке, готовое на жаре вот-вот закипеть.

Выдаю искреннее, буквально мурлыкая — подловил всё же, гад!

— Мне приятно…

Слышу легкий смешок в ответ. Доделывает молча, не спеша, вознося к вершинам эйфории, даря несколько минут присутствия на самом пике.