– Нет, теперь мы практически чужие.

Выйдя после окончания уроков на стоянку, я обнаружила там бывшего парня Кейси, который стоял, прислонившись спиной к моей машине.

– Лиам? – На какое-то мгновение мне стало любопытно узнать, зачем он меня ждал, но потом я ощутила приступ раздражения, потому что очень хотела домой.

– Привет, Тэйт. Как поживаешь? – Он держал руки в карманах и смотрел то на меня, то себе под ноги.

– Нормально. Чем могу помочь? – резко ответила я. Я всегда старалась быть вежливой, но Лиам разочаровал меня. Пусть хоть утонет в собственных слезах, мне без разницы.

Он нервно улыбнулся.

– Эмм, слушай. Я чувствую себя паршиво из-за того, что произошло между мной и Кейси. Я пытался позвонить ей, заезжал к ней домой, но она не хочет меня видеть.

Вот это новости. Когда я спросила Кейси, связывался ли с ней Лиам, она ответила «нет». Моя подруга стала далеко не такой честной, как раньше.

– И? – Я открыла дверь отцовского «Бронко» и закинула свою сумку в салон.

– Тэйт, мне просто нужно с ней увидеться. – Его глаза покраснели, он явно нервничал. – Я налажал, сам знаю.

– Это твое оправдание? – Не мое дело, но Лиам мне нравился. По крайней мере, до того, как изменил моей лучшей подруге. Я хотела понять. – Почему ты изменял?

Проведя руками по своим темным волосам, Лиам откинулся назад, снова привалившись к кузову моей машины.

– Потому что мог. Потому что погрузился в тот образ жизни, который ведут участники Петли. Там всегда полно девушек, и это ударило мне в голову. Кейси редко ездила со мной, и даже тогда ей было неинтересно.

Голова раскалывалась от одних попыток придумать, что ему сказать. Сейчас у меня не было на это сил.

– Лиам, мне пора домой. Я передам Кейси, что ты хочешь с ней поговорить, но не могу принять твою сторону в данной ситуации. Если заслужишь, она тебя простит.

Лично я сомневалась, что на ее месте смогла бы его простить.

– Извини. Я не хотел втягивать тебя в наши разборки.

– Еще как хотел, – неохотно отшутилась я. В глубине души мне не верилось, что Лиам такой уж плохой парень. Но он совершил ошибку, и я не уверена, если его простить, оправдан ли будет риск. К счастью, не мне принимать такое решение.

– Да, знаю. Прости. Ты – моя последняя надежда. Удачи тебе, и… если на то пошло, мне действительно жаль, что я устроил этот бардак. – Лиам отошел в сторону и направился к своей «Камаро».

Устало вздохнув, я залезла в джип, намереваясь поскорее уехать, пока мой день не превратился из мыльной оперы в «Унесенных ветром».

Глава 16

– Ау!.. Бабуля, как дела? Что готовишь? – выкрикнула я, открыв входную дверь. Мое тело взывало к кровати, но ради бабушки я решила натянуть на лицо счастливую маску. Я по ней скучала.

К тому же из эгоистических соображений мне было необходимо получить от нее напоминание о том, что я – хороший человек. После того как сегодня я наговорила Джареду столько гадостей, мне даже смотреть на себя в зеркало не хотелось.

Появление бабушки ощущалось уже с порога. Богатый аромат мясной подливки заполнил ноздри, окутал меня, словно теплое одеяло, еще до того, как за мной захлопнулась дверь.

– Привет, Персик! – Бабушка вышла из кухни в прихожую, подошла ко мне и обняла.

За год моего отсутствия я так соскучилась по ее объятиям и запаху. Лак для волос, смешанный с лосьоном и духами, которыми она постоянно пользовалась, а также запах ее кожаных ремешков и обуви, создавали аромат, который ассоциировался у меня с домом. После смерти мамы я в ней очень нуждалась.

– О, я и забыла, что я – Персик. Папа до сих пор зовет меня Тыковкой. Что у вас, Брандтов, за привычка такая, придумывать мне «фруктовые» прозвища, – поддразнила я бабушку, хотя знала – они делали это любя.

– Ох, ладно уж. Не лишай старую леди удовольствия использовать ласковые прозвища. – Она шумно чмокнула меня в щеку.

– Бабуль, в душе ты моложе меня. – Я бросила сумку возле стены, скрестила руки на груди и приподняла бровь. – Единственное, что можно назвать старым – твои музыкальные пристрастия.

– «Битлз» бессмертны. В отличие от того ора, который ты называешь музыкой.

Я закатила глаза, а она подхватила меня под руку и потащила на кухню.

Моя бабушка – продукт родительской заботы, принятой в пятидесятых: слишком заботливая, у самой прическа волосок к волоску, но и она расцвела, будучи подростком, в буйные шестидесятые. Невероятно активная, полная желания познать мир, бабуля много путешествовала. Когда она узнала, что я на год уезжаю во Францию, пришла в полный восторг. Опыт – лучший учитель. Эхо ее слов следовало за мной повсюду.

Сейчас ей уже за шестьдесят, но выглядела она гораздо моложе. Свои русые с проседью волосы до плеч бабушка обычно носила распущенными. Благодаря здоровому питанию и физическим упражнениям она оставалась подтянутой, счастливой и энергичной. Стиль одежды всегда был эклектичен. Я видела, как она комбинировала классические брючные костюмы с футболками Rolling Stones.

– Рассказывай, как дела в школе? – спросила бабуля, промывая листья салата.

– Нормально.

Кровать была уже так близко, а сил выложить всю правду уже не было.

Но бабушка уже подняла глаза, выключая воду.

– Что случилось? – выдохнула она через нос. Плохой знак. Эта женщина знала меня слишком хорошо.

– Ничего не случилось. Я же сказала, все нормально.

Пожалуйста, только не расспрашивай.

Она прищурилась.

– Когда ты счастлива, то рассказываешь мне обо всем – домашние задания, научный кружок, Франция, беговой клуб…

– Со мной все в полном порядке, – перебила я бабушку, проводя рукой по лбу. – День выдался тяжелый, только и всего. Я проспала и встала не с той ноги. Во сколько ты приехала?

Ответом на попытку сменить тему была взлетевшая идеальной формы бровь. Но допытываться бабушка не стала.

– Где-то в полдень. Думала, приеду пораньше, чтобы прибраться и запустить стирку… – Она не договорила, взмахнув рукой. – Но у тебя, похоже, все под контролем.

– Ну, у меня были хорошие учителя. Не думай, что я не рада твоему приезду, но тебе действительно не о чем беспокоиться. Я отлично справляюсь.

– Это хорошо, – нахмурившись, бабуля продолжила: – Даже отлично. Ты ведь в следующем году уедешь в Нью-Йорк одна. И увидев, как ты самостоятельно управляешься с домом и собой, я переживаю уже не так сильно. Полагаю, мы с твоим отцом тебе уже не нужны.

– Я бы так не сказала. Мои кулинарные навыки оставляют желать лучшего, поэтому с тобой я буду питаться лучше! – захихикала я, потому что бабушка, тряхнув пучком зелени, обрызгала меня водой. – Эй! – продолжая смеяться, я взяла бумажные полотенца со стойки и промокнула лицо.

Чувствуя себя гораздо лучше, я подскочила со стула, чтобы помочь с ужином. Бабушка приготовила салат, пасту и тушеные грибы. Я сделала аппетитный чесночный хлеб – единственную вещь, требовавшую использования духовки. Остальная часть моей диеты включала в себя все, что можно разогреть в микроволновке. Накрыв столик на заднем дворе, бабуля включила какую-то атмосферную музыку, которая нам обеим нравилась.

– Значит, по-твоему, мне удастся поступить в Колумбийский университет? – спросила я, наполняя наши тарелки.

– У меня чутье на такие вещи.

– Ага, еще у тебя было чутье, что мой первый поцелуй станет грандиозным. Нам обеим известно, что в итоге вышло, – пошутила я, наслаждаясь моментом. Еда выглядела великолепно. От легкого ветерка шелестела листва на деревьях, над столом плыл аромат роз.

Бабушка засмеялась, едва не подавившись вином.

– Знаешь, – она подняла палец, – по правде говоря, я не ожидала, что ты поцелуешься с тем, кого едва знаешь. Мне казалось, это будет тот соседский мальчик.

Джаред.

При упоминании о нем я помрачнела. Далекие воспоминания о несбывшихся мечтах про Джареда замелькали у меня перед глазами. Раньше мне так часто хотелось его поцеловать.

– То, что мы общались в детстве, не означало, что мы друг другу нравились. Мы просто были друзьями, – пробубнила я, недовольно сдвинув брови. Пока речь не зашла о Джареде, беседа была такой приятной.

– Да, но помимо этого были и другие признаки. – Бабушкино задумчивое выражение подначивало меня вновь сменить тему разговора. – Я на многое обращала внимание. Как вы всегда склоняли головы друг к другу, как он смотрел на тебя, когда ты не замечала… Как он ночами пробирался к тебе в комнату.

Последнюю фразу она произнесла медленно; ее проницательный взгляд высмеивал мое удивленное выражение. Ох, черт!

– Ты ведь не думала, что я об этом не знаю? – спросила бабуля.

Естественно, я понятия не имела, что она знала об этом! С самых первых дней нашей дружбы Джаред перебирался по дереву на мой балкон. Он оставался редко, только когда его мама пила и ему нужно было укрытие. У меня уже тогда была огромная кровать, и нам было вполне комфортно, каждому на своем месте, хотя Джаред умудрялся во сне взять меня за руку.

– Ну, теперь тебе не о чем волноваться. Мы больше не дружим. – Накрутив пасту на вилку, я набила себе рот, надеясь, что тема будет закрыта.

– Как он относится к тебе сейчас?

Все еще с полным ртом, я закатила глаза и покачала головой, указывая, что между нами по-прежнему все плохо и что не хочу это обсуждать.

– Ты пробовала поговорить с ним, как я советовала? – поинтересовалась бабушка, принимаясь за салат.

– Бабуль, я даже пытаться не хочу. Мы были друзьями – когда-то, больше нет. Я по этому поводу не горюю, – соврала я.

– Тэйт, я знаю, что тебе больно. Он ведет себя как настоящая задница.

– Серьезно, мне все равно. Даже будь мне больно, я уж точно не позволила бы ему это увидеть. Он поступал со мной ужасно, и если ему для удовлетворения нужны мои слезы, пусть пострадает. Он не заслуживает моего внимания.

Бабушка положила вилку с наколотым листом салата на тарелку.

– Татум, ты говоришь словами своей матери.

Я посмотрела ей в глаза, шокированная ее раздраженным тоном.

– Милая, я любила твою маму. Мы все любили. И я знаю, из лучших побуждений она старалась научить тебя, как оставаться сильной, потому что ее не будет рядом в трудные для тебя времена. Но, детка, позволить себе быть уязвимой – не всегда значит проявить слабость. Иногда это осознанное решение, чтобы вывести другого человека на разговор.

Пусть бабушкины слова звучали разумно, но от мысли о том, чтобы поговорить с Джаредом откровенно, у меня срабатывал рвотный рефлекс. После того, что наговорила ему сегодня, я чувствовала себя отвратительно. Но только это не сотрет воспоминаний о его неприятных поступках из моей памяти. Если я к нему обращусь, он лишь посмеется.

От одной картины становилось тошно.

– Я не хочу вызывать Джареда на разговор. Что бы ни ужалило его в задницу, это не может считаться достаточным оправданием тому, как он относится к людям. Мне все равно.

– Неправда, – категорично заявила бабушка. – Я знаю, как на тебя повлияла смерть мамы. Я знаю, что ты хочешь стать врачом, чтобы помогать больным раком – таким, как она. Я знаю, ты близко к сердцу приняла ее совет и думаешь, что все наладится после отъезда в колледж. Но ты страдаешь не только из-за проступков Джареда.

Бросив вилку на тарелку, я вытерла вспотевший лоб. Почему стрелки снова переводят на меня?

– Так, минуточку. Я начинаю уставать от того, что все становятся на его сторону. Это же он отвернулся от меня. – Откинувшись на спинку стула, я сложила руки на груди.

– И ты ему позволила, Тэйт.

– Что, черт возьми, я должна была сделать? Он не разговаривал со мной. Я пыталась.

Кровать. Сон. Бегство.

– Успокойся. Я не говорю, что ты была плохим другом. Конечно, это не так. Все началось из-за его проблем. Но проще сказать, что ты пыталась, а потом опустить руки. Проще сказать, что нельзя насильно помочь тому, кто не желает помощи, и просто сдаться. Тебе кажется, ты поступаешь благородно, подставляя другую щеку для удара или выторговывая себе время до окончания школы. Но багаж, от которого ты отказываешься избавиться, делает тебя слабее. Иногда лучшее лекарство – стать уязвимой, выговориться и показать ему, какую боль он тебе причиняет. Тогда ты можешь сказать, что пыталась.

Мои глаза закрылись, и я снова приложила ладонь ко лбу. У меня без того полно забот с научной конференцией, соревнованиями и Кейси. Зачем я вообще трачу время на подобные разговоры?

В отчаянии я махнула рукой, потом уронила ее себе на колени.