Пенелопа Дуглас - Агрессор

Я принадлежала ему. А он – мне.

Мы не потеряли друг друга. Каждый из нас дополнял другого, хоть оба этого не осознавали.

И теперь мы стали одним целым.

Я ударил кулаком по твердой плиточной стене возле кабинета Пенли.

К черту. К черту Тэйт и ее жалостливое нытье.

Но, даже подумав об этом, я не успокоился. Вот дерьмо! И кем она себя возомнила? Строит из себя жертву? Правда?

Прислонившись лбом к прохладной стене, я закрыл глаза. Что она сейчас сделала со мной?

Я похолодел, когда она начала свой монолог. С первой же секунды я понял, что она говорила о нас, и не мог оторвать от нее глаз. Она еще помнила те времена, когда я хорошо относился к ней, и казалось, что она по мне по-прежнему скучала.

Почему?

Боже, Тэйт. Не делай этого! Не вешай мне лапшу на уши!

В четырнадцать я хотел лишь одного – ее. А она обо мне даже не думала, хотя я, черт возьми, на нее просто молился. Ей не было до меня дела. Она не скучала по мне, когда я уезжал. Жизнь продолжалась, так ведь? Я так чертовски нуждался в ней в те дни, а она едва меня замечала. Без меня она была более счастлива.

Я едва дышал и пытался протолкнуть в легкие хоть немного воздуха. Боже, я понятия не имел, чего хотел. Может, я хотел оставить ее в покое. Может, я хотел, чтобы она снова смотрела на меня, как раньше. Может, я просто хотел обнять ее и вдыхать ее запах, пока наконец не вспомню, кто я такой.

Но я не мог. Мне нужно было ненавидеть Тэйт. Мне нужно было ненавидеть ее, потому что, если бы я не нашел выхода всей своей энергии, я бы просто взорвался. Так случилось год назад, когда она уехала. Я словно сошел с ума.

– Пока, Джаред.

Развернувшись, я моргнул. Бен окликнул меня, а она была рядом. Смотрела на меня так, будто я ничтожество. Будто я был в ее жизни никем, когда она – черт возьми! – значила для меня все.

Я сунул руки в карман толстовки, чтобы никто не заметил, как я сжал кулаки. Теперь я уже привык к этому – привык держать свою вспыльчивость под контролем, чтобы никто не знал, что именно кипело внутри меня.

Тупая стерва. Она была не в силах ранить меня.

Но пока они удалялись по коридору, я начинал задыхаться, просто пылая изнутри.

Она уходила с ним.

Она просто растоптала меня в том кабинете.

Она обыгрывала меня.

Я сильнее сжал кулаки, и пальцы заныли.

– Подвезешь?

Вот черт! От нового источника раздражения челюсти еще больше напряглись. Мне даже не нужно было поворачиваться, чтобы понять: рядом стояла Пайпер.

В последние дни о Пайпер я думал меньше всего, надеясь, что она поймет намек и отвяжется от меня сама.

Но затем я вспомнил, что кое для чего она могла оказаться полезной.

– Молчи.

Развернувшись и даже не посмотрев на девушку, я схватил ее за руку и потащил в ближайший туалет. Мне нужно было спустить пар, а Пайпер знала в том толк. Она напоминала воду. Принимала форму любого сосуда. Она не мучила меня и не предъявляла претензий. Она просто была рядом.

Уроки закончились. В туалете никого не было. Я зашел в кабинку, уселся на унитаз и посадил Пайпер к себе на колени. Кажется, она хихикнула, но, если честно, мне было наплевать, кто она такая и где я. Меня не волновало даже то, что кто-нибудь мог нас застукать. Мне нужно было забыться. Забыться так, чтобы я не слышал собственных мыслей. Чтобы перед глазами у меня не стояли ее светлые волосы и голубые глаза.

Тэйт.

Я сорвал с Пайпер короткую розовую кофточку и впился поцелуем в губы девушки. Приятного было мало. Я этого не хотел. Мне не хотелось бежать – мне хотелось расквитаться.

Вцепившись в бретельки майки Пайпер, я дернул их вниз. Бюстгальтер скользнул следом и осел на талии. Грудь открылась, и я набросился на нее, услышав стоны девушки.

«Мне было не больно, когда рядом был ты».

Я пытался убежать от Тэйт, но она преследовала меня. Прижав Пайпер ближе, я вдыхал аромат ее кожи, отчаянно желая, чтобы на месте нее была другая.

«Мне было так плохо, когда ты меня возненавидел».

Сердце колотилось как сумасшедшее, я никак не мог отдышаться. Что за черт?

Пайпер откинулась назад и принялась извиваться у меня на коленях, а мои руки скользили по ее телу, пытаясь найти избавление. Пытаясь обрести контроль.

«И мое сердце разрывалось на части. Я скучала по тебе».

Обхватив Пайпер за задницу, я покрывал поцелуями ее шею. Она снова застонала и что-то пробормотала, но я не расслышал. В голове у меня крутился всего один голос, который не могла прогнать ни Пайпер, ни любая другая девушка.

«Я любила все это, и я любила тебя».

И тут я остановился.

Из меня как будто выкачали весь воздух.

Она любила меня.

– В чем дело, милый?

Руки Пайпер обвились вокруг моей шеи, но я не мог взглянуть на нее. Я просто сидел, дышал ей в грудь и пытался хотя бы на несколько секунд поверить, что в объятиях у меня была Тэйт.

– Джаред. Что с тобой? Ты с самого начала учебного года ведешь себя странно.

О, этот чертов писклявый голос. Неужели люди не могут понять, когда стоит заткнуться?

Я провел ладонями по лицу.

– Вставай. Подброшу тебя до дома, – отрезал я.

– Я не хочу домой. Ты уже месяц меня игнорируешь. Даже больше месяца! – Она натянула майку и кофточку, но не сдвинулась с места.

Глубоко вздохнув, я попытался унять бушевавшее внутри меня бешенство. Боже, я просто хотел убраться оттуда к чертовой матери.

– Поедешь или нет? – спросил я, окинув ее взглядом, который явно говорил: «Обсуждать тут нечего».

У Пайпер хватило ума больше не задавать вопросов. Я ничего не сказал Мэдоку и тем более не собирался откровенничать с этой девчонкой.

Когда я добрался до дома, настроение стало еще хуже. Высадив Пайпер, я просто поехал дальше. Мне нужно было послушать музыку, проветриться и попытаться унять боль, саднившую в груди. Казалось, кто-то сжимал мне сердце, и, вместо того чтобы успокоиться, я только еще сильнее выходил из себя.

Все это было из-за Тэйт. Она была виной всему.

Зная, что это неправда, я все же предпочитал верить этому, ведь правда, черт возьми, обжигала меня слишком больно.

Правда заключалась в том, что я бы очень хотел вернуть тот день в парке. Мне хотелось снова оказаться возле пруда, где я решил, что она заслуживает страданий. Я бы все сделал иначе. Вместо того чтобы оттолкнуть ее, я бы зарылся лицом в ее волосы и позволил ей вернуть меня назад. Ей бы даже не пришлось говорить что-то или делать. Достаточно было бы просто заполнить собой мой мир.

Но в тот день я ненавидел ее сильнее, чем любил. И теперь я не мог смириться с тем, что натворил. Я не мог смириться с тем, что теперь она ненавидела меня, что мама не хотела иметь со мной ничего общего, что отец каждую субботу напоминал мне о том, какой…

К черту! К черту всех!

Я зашел домой, хлопнул дверью и швырнул ключи на другой конец комнаты. Внутри было по обыкновению тихо, как в церкви, только Мэдмэн цокал когтями по полу.

Он тут же принялся теребить мои джинсы, требуя внимания.

– Не сейчас, приятель, – бросил я и прошел в кухню.

Мэдмэн не мог меня успокоить. Мне хотелось что-нибудь разбить. Распахнув холодильник, я заметил, что мама оставила на двери записку.

«Ушла на всю ночь. Закажи пиццу. Люблю тебя!»

Я снова захлопнул дверь. Вечно ее нет.

Вцепившись руками в холодильник, я прислонился головой к холодному металлу. «Это неважно», – говорил я себе. Все было в порядке. Родители у меня были так себе, но кому с ними везет? Я оттолкнул Тэйт, но вокруг вертелось полно других девчонок. Я понятия не имел, как, черт возьми, жить дальше, но мне было всего восемнадцать – или почти восемнадцать.

Все. Было. В порядке.

Я сильнее сжал кулаки, желая поверить в ложь.

А затем я понял, что стою в одиночестве на кухне, вцепившись в холодильник, и убеждаю себя, что жизнь хороша.

Черт.

Я принялся колотить по стальной двери. Каждый мускул тела отдавался болью, пока я снова и снова лупил ладонью по холодильнику. Мэдмэн взвизгнул и убежал поджав хвост. Все барахло, которое мама хранила на холодильнике, попадало и разбилось, но я не останавливался, обеими руками толкая стального гиганта.

«Мне было не больно, когда рядом был ты».

Она промывала мне мозги. Почему я не мог просто забыть ее?

Я остановился, уронив руки. Я вдыхал и выдыхал, но воздуха все равно не хватало. Развернувшись, направился к лестнице. Раз мама ушла на всю ночь, можно было беспрепятственно вытащить бутылку. Она была алкоголичкой, и потому я прятал выпивку. Но сегодня мне нужно было расслабиться. Я не мог справиться с болью. Я не мог ее вынести, а потому мне хотелось отключиться.

На пути к лестнице я заметил, что передняя дверь открыта. Черт. Наверное, она не захлопнулась, когда я зашел. И Мэдмэн, конечно же, удрал.

Сильным пинком я захлопнул дверь.

Замечательно. Пусть убирается.

Зайдя в свою комнату, я залез в тайник в шкафу и вытащил оттуда бутылку. Мы воровали выпивку из подвала Мэдока, где его отец устроил целый склад алкоголя для корпоративных вечеров и сборов – почти не появляясь дома, он не замечал пропаж. Припасенное для наших посиделок спиртное мы хранили у меня. Я стащил с себя толстовку и рубашку, скинул ботинки и откупорил бутылку. Глубокими глотками я поглощал обжигающий алкоголь, чтобы прогнать ее голос из своей головы.

Я не мог понять, какого черта было со мной не так. Когда она уехала во Францию, было дерьмово, но потом стало лучше: я сконцентрировался на гонках, работе и учебе. И я знал, что она вернется. Но теперь казалось, что она была дальше от меня, чем тогда, когда жила в другой стране.

Подойдя к окну, я тут же замер. Желудок перевернулся. Двигаться не хотелось.

Там была она.

Она танцевала.

Закрыв глаза, она прыгала.

Я чуть не рассмеялся, когда она подбросила в воздух ободок с рожками и принялась громко подпевать. Мне ужасно хотелось обнять ее.

Боже, я чертовски хотел вернуть ее!

Но что я сказал бы ей? Рассказать все я не мог.

Это было чересчур.

Я снова поднес бутылку к губам, закрыл глаза и проглотил желчь.

Мне нечего было сказать ей. Того мальчишки, которого она знала, когда нам было по четырнадцать, уже не было. Они покинули меня. Она покинула меня. Я остался один, как и пророчил этот козел.

Я почувствовал сильный укол ненависти. Чувство это пронизало каждую клетку моего тела, пока нервы не натянулись так сильно, что мне захотелось сорвать с себя кожу, чтобы только вдохнуть.

Я швырнул бутылку в другой конец комнаты. Ударившись о стену, она упала на пол.

Черт возьми!

Выбежав за дверь, я спустился по лестнице и словно обезумел. Я переворачивал стулья, срывал со стен картины, разбивал керамику и хрусталь. Все, что любила мама. Мне было все равно. Я мог прибраться до того, как она вернется домой назавтра или дней через пять. Вещей не будет, но она смирится с этим. Ведь больше меня и всякого барахла эта женщина любила только одно – саму себя.

Следующие два часа я был как в тумане. Я разбил каждую фотографию, с которой улыбался ей, каждую статуэтку, которая создавала впечатление домашнего уюта.

Когда я закончил, дом был разгромлен. Но я чувствовал небывалый подъем духа. Никто не мог ранить меня, если я не мог ранить их.

Обливаясь потом, я измученно выполз на заднее крыльцо, прихватив с собой бутылку «Джека», и дождь охладил меня. Не знаю, как долго я сидел там, но наконец-то у меня получалось дышать, и это было здорово. Наверное, я вел себя по-детски, разбивая все это барахло. Но теперь я снова взял себя в руки и сидел на улице, выпивая и наслаждаясь спокойствием в своей голове.

– Джаред?

Я повернул голову на звук, и у меня тут же перехватило дыхание. Господи Иисусе… Нет, нет, нет…

Она здесь? В коротких тортиках и простой майке?

Я снова отвернулся, надеясь, что она уйдет. Мне не хотелось сорваться на нее. Или сделать какую-нибудь глупость. Я наконец успокоился, но в голове моей все еще был кавардак – я не мог сейчас общаться с ней.

– Джаред, Собака лаяла на улице. Я позвонила в дверь. Ты не слышал?

Черт, она была так близко. Я чувствовал тягу к ней. Мне хотелось стать еще ближе. Хотелось оказаться в ее объятиях и не покидать их, пока я не забуду вчерашний день.