— Я думаю, все намного проще. Ну ехал за ней какой-нибудь полуночный болван, к тому же не совсем трезвый. Увидел роскошную блондинку за рулем и решил подклеиться.

— Елена Николаевна сказала, что Катя была уже умытая на ночь. А без косметики она совсем не роскошная, — уныло возразил Севка.

Алена засмеялась, потрепала парня по взлохмаченной голове.

— В темноте этого не видно. Только длинные белые волосы. Скорее всего, Катя устала, эмоционально перенапряглась. О чем, кстати, свидетельствует ее ночной приезд в театр. Тем более живет она сейчас в детективном материале: убийства, покушения, подозрения, поиски преступника. Вот по ночам и не спится. Все, дорогой, я понеслась. Купить от тебя Кате цветы? — Малышка лукаво подмигнула Севке.

— Какая вы все-таки замечательная, Алена Владимировна… — проникновенно начал Севка, но Алена махнула рукой и села в машину. Оглянувшись, увидела одинокую долговязую фигуру посреди дворика и снова поежилась. Интуиция любящего сердца чего-то да значит…


Дверь в квартиру Кати Воробьевой открыл рослый красивый мужчина с серебристой проседью в отливающих синевой черных вьющихся волосах. На вид Алена дала ему лет сорок, но тут же, окинув наметанным профессиональным взглядом его холеные руки, безупречно облегающий атлетическую фигуру дорогой фирменный костюм и учуяв запах роскошного мужского парфюма, подумала, что, возможно, он старше, но следит за собой безупречно.

Мужчина склонил голову и посторонился, пропуская Алену внутрь.

— Здравствуйте. Вы — Стивен. — Алена вошла в переднюю и протянула мужчине руку.

Крепкое и одновременно бережное рукопожатие сразу расположило ее к этому человеку.

— Здравствуйте. А вы — Алена Владимировна. Наслышан от Кати и по нескольку раз видел ваши спектакли. Можете считать меня вашим искренним поклонником.

— Тогда можно просто Алена, — засмеялась Малышка. — Тем более я знаю, как иностранцам даются наши труднопроизносимые отчества. Хотя вы иностранец весьма сомнительный — даже с моим абсолютным слухом не улавливаю ни малейшего акцента.

— Вот именно… сомнительный. Я воспитывался в русскоязычной семье, а из России, можно сказать, не вылезаю. То, что я по паспорту американец, ровным счетом ничего не значит. Выдает только имя, но мои коллеги в клинике называют меня Степа. Стивен, как они определили, по-русски Степан. Проходите, Алена, Катя очень ждала вас, но ей ввели много обезболивающих лекарств, и сейчас она заснула. Будить ее я бы не хотел — ей нужен отдых. Кофе, чай?

— Кофе и, если можно, покрепче.

Стивен провел Алену в просторную гостиную, со вкусом обставленную старинной мебелью из карельской березы. Пока он возился на кухне, Алена, с удовольствием опустившись в мягкое ампирное кресло, внимательно оглядела комнату. Мебель, обтянутая полосатым атласом, была отреставрирована первоклассным краснодеревщиком и производила впечатление совсем новой. Лучам мягкого осеннего солнца словно доставляло удовольствие выгодно подсвечивать полированную поверхность изысканного дерева, шустрыми зайчиками прыгать по стеклянным створкам буфета, вызванивая на хрустальных фужерах и рюмках свои беззвучные солнечные мелодии.

Алена погрузилась в странное блаженное оцепенение. Где-то там, за пределами этой огромной светлой квартиры, бушевали страсти, люди ссорились и выясняли отношения, обижались и негодовали, искали выхода и впадали в отчаяние, а здесь был тихий светлый покой. Наверное, она тоже очень устала. Устала от всего. Взяв однажды себе за правило слова Бетховена: «Ради своего искусства жертвуй, жертвуй всегда пустяками житейскими», Алена мужественно преодолевала уйму бытовых трудностей. Пять лет прожив в институтской общаге, она овладела мудростью коммуникативных навыков и научилась говорить жесткое «нет» любым посягательствам на свое время и психологическое пространство. Теперь она перебралась в маленькую двухкомнатную квартиру неподалеку от театра, но хроническая нехватка времени не давала благоустроить новое жилье. Прихожая была забита коробками с книгами, в комнатах уже разобранные книги лежали на полу аккуратными стопками, но никак не получалось купить полки. Петр, поначалу с воодушевлением взявшийся приводить квартиру в порядок, повесил люстры, смонтировал кухонную стенку… и, пожалуй, все. У него тоже ни на что не хватало времени. Впрочем, Алена не выносила иллюзий и чувствовала, что в их отношения закралась какая-то неправда. Она терялась в догадках и не задавала никаких вопросов, боясь до ужаса услышать правду или — еще хуже — спрятанную за словами ложь. По взаимной договоренности они жили порознь — Петр снимал квартиру в арбатских переулках, но ночевать он оставался все реже и реже. Вчера позвонил поздно и сказал, что через полчаса приедет, но в его взвинченном тоне Алене почудилась не всегдашняя радость предстоящей встречи, а что-то тягостно-насильственное, точно он делал это только для нее, обреченно шел на поводу у сложившегося стереотипа отношений. Ночью он был, как всегда, безупречно нежен, и умело доведенная им до высот крайнего блаженства Алена должна была бы, обессиленная и счастливая, провалиться в глубокий сон, но ее абсолютный слух вычленил из всей их страстной любовной симфонии несколько фальшивых звуков, услышанных, видимо, и им самим и потому впопыхах исправленных. Исправленному верить… Но только не в любви, где любая поправка саднит, как плохо залеченная рана. Заснула Алена лишь под утро, поэтому, прикидываясь спящей, слышала, как Петр ворочался, ходил курить на кухню, — что-то его терзало…

Появившийся с подносом Стивен вернул Алену к насущным проблемам.

— Катя позвонила вам из больницы? — спросила Алена, помогая расстелить белоснежную кружевную салфетку.

— Да. И в пять утра я забрал ее. — Стивен подвинул Алене вазочку с печеньем и налил кофе из изящного белого кофейника.

— Как здесь все у Катюши красиво.

— Красиво. Она очень любит свой дом. Это уже много. А когда имеешь хороший вкус и материальные возможности, тогда и получается богато, уютно и комфортно. Простите, я, как всегда, забыл сахар и не спросил, не нужны ли сливки. — Стивен стремительно поднялся с кресла, и Алена еще раз отметила, какое тренированное, спортивное тело у этого красивого американца.

— Сливки не надо, а сахар с удовольствием. Я жуткая сладкоежка, — улыбаясь, сообщила Алена.

— Миниатюрные хорошенькие женщины обычно любят сладкое, — отозвался из кухни Стивен. И, показавшись в дверях гостиной, пояснил: — Это не комплимент, а констатация факта, хотя вы располагаете к тому, чтобы говорить комплименты. Пока Катя спит, я могу заливаться соловьем, а в ее присутствии — замолкаю. Она крайне строго следит за моим нравственным обликом, потому что очень дружна с моей женой.

— Как удачно сложилось, что вы оказались в Москве. И раз вы забрали ее из больницы, значит, ей действительно можно лечиться в домашних условиях. Это так?

— Не совсем. Под постоянным присмотром врачей было бы, безусловно, разумней. Но… она наотрез отказалась. Дома ей спокойней, а сотрясение мозга лечится абсолютным покоем. Лежать, лежать и лежать. К ней станет приходить каждый день медсестра — я договорился в своей клинике. И подруга поживет здесь. А главное, Катюша не хочет волновать родителей, поэтому будет, как обычно, разговаривать с ними по телефону. Это каждодневный ритуал. От родителей решено происшествие скрыть. Я давно дружу с этой семьей и знаю, что начнется в их доме, если они узнают, что Катя попала в аварию. Во-первых, они не поверят ни одному слову и сразу примчатся, чтобы увидеть все своими глазами. А путь не близкий, и здоровье у обоих оставляет желать лучшего.

— И, как вы считаете, это надолго? — с глубоким вздохом спросила Алена. — У нас без нее в театре все летит кувырком.

— Надолго ли? — Стивен задумался. — Я хоть и не невропатолог, а хирург, и к тому же совсем в другой области, но тем не менее могу сказать определенно, что сотрясение средней тяжести лечится три недели абсолютным покоем. Что касается ноги… там двойной перелом лодыжки и голени. Это месяц. Но опять же это прогнозы на среднестатистического больного. У творческих индивидуальностей все по-своему и непредсказуемо. Контрольный рентген назначен через неделю.

— Понятно, — протяжно прогудела Малышка. — Ах, как все это некстати.

— Болезнь и травмы никогда не бывают кстати, — усмехнулся Стивен. — Еще, слава Богу, легко отделалась.

— Ох, это да! — Перед мысленным взором Алены всплыли тоскливые глаза Севки, и она осторожно спросила: — Скажите, Стивен, Катя никогда не говорила вам о том, что… ну… не делилась ли она с вами своими страхами… возможно, ей казалось, что за ней кто-то следит, преследует…

Стивен рассмеялся:

— Относительно преследований знаю точно, что оно регулярно осуществляется молодым человеком по имени Сева. Удивительно обаятельный парень! Но на меня смотрит зверем — я его боюсь. Он собой пытается вытеснить все и всех, кто вокруг Кати.

Алена с удовольствием отхлебнула горячий душистый кофе:

— Именно он и насторожился в первую очередь.

С лица Стивена исчезла ослепительная улыбка, он сразу стал старше, и Алена кожей почувствовала мощную внутреннюю силу, которой обладал этот человек.

— Простите, а в какой области вы работаете? — поинтересовалась она.

— В той, что вам долго еще не понадобится. Я — пластический хирург. Помогаю людям стать красивее и моложе. Хотя сам, как ни парадоксально, считаю, что в любом человеке и любом возрасте есть та гармония и красота, которую нельзя корректировать, тем более грубым хирургическим вмешательством. Возможно, я пришел к этому выводу не сразу. С опытом.

— То есть вам пациент до операции нравится больше, чем после нее. Так, что ли? — удивилась Алена.

— Ну, если в общих чертах, то так. А если развивать эту тему, то всплывет целая философия. К примеру, возраст женщины всегда выдают глаза — их выражение, вобравшее опыт целой жизни, нельзя поменять хирургическим методом. И слава Богу. То, что дано свыше, имеет смысл принимать как дар, а не бежать от себя, как черт от ладана… К примеру, моя жена старше меня на пятнадцать лет. Старшему сыну — двадцать пять. Их всегда принимают за любовную пару. Глаза жены вводят в заблуждение: все морщинки на месте (никогда не было речи о том, что она воспользуется услугами моей клиники), а весь ее необыкновенный внутренний мир — в ярких, лучистых, радостных глазах. Напрашивается вывод: позитивный стереотип мышления способен изнутри производить омолаживающий эффект.

— Она тоже хирург, ваша жена?

— Нет, Джой — психолог. Она много работала с Катей. Катюша всегда остро переживала свою актерскую невостребованность, и Джой сумела ее убедить в том, что мысли всегда формируют ситуацию и меняют качество жизни, что в возможностях человека влиять на свое будущее… — Стивен оборвал себя, прислушался: — По-моему, Катя… Простите, я сейчас.

Алена тоже прислушалась, но в квартире по-прежнему царила полная тишина. Дорогие пластиковые окна надежно защищали обособленность этого пространства от внешней среды. Внезапно Алена ощутила досаду, вспомнив о круглосуточном шуме Садового кольца в своей неустроенной квартирке, и подумала, что так будет всегда — стеклопакеты для нее слишком дорогое удовольствие. Но она тут же недовольно отмахнулась от этих мыслей. А то больше проблем нет! И так голова идет кругом.

Стивен появился так тихо, что Алена вздрогнула.

— Ну что? Как она?

— Во сне, наверное, вскрикнула. — Он сел рядом с гостьей. — Еще кофе?

— Спасибо, мне нужно вернуться в театр. — Алена тяжело вздохнула. — Вы себе представить не можете, как все трудно, — пожаловалась она Стивену и поймала себя на том, что ей хочется, чтобы он положил теплую крепкую ладонь ей на макушку, а она, почувствовав, как струится по ней его добрая умная энергия, рассказала бы ему без утайки, как ей сейчас одиноко, что совсем она никакая не «железная леди», а просто глупая испуганная девчонка, волей судьбы оказавшаяся в положении творческого руководителя такого сложного и жестокого организма, как театр, и что ей подчас невыносимо трудно без мудрого совета и безусловной веры в ее силы. Алена испугалась собственных мыслей и подозрительно покосилась на Стивена — кто знает, может быть, его супержена научила считывать чужие мысли. Взгляд Малышки натолкнулся на такое сочувствие и понимание в глазах американца, что в носу предательски защекотало.

Алена решительно встала.

— Спасибо, Стивен. Хоть и не удалось повидать Катю, зато теперь я спокойна, что она находится в надежных руках. И сроки ее выздоровления в общих чертах ясны. Передайте Катюше самый нежный привет, скажите, что уже готов макет и эскизы костюмов для «Двенадцатой ночи». Ее ждет интересная и трудная работа.

Стивен кивнул понимающе:

— Она говорила, что вы придумали такое решение, когда Виолу и Себастьяна играет одна актриса, то есть — Катя. Насколько я помню пьесу, они там встречаются… Это должно быть необычно и неожиданно. Мечтаю оказаться на премьере.