В это время порыв ветра все-таки отбросил занавеску в сторону. Замершие в ожидании юноши в черных рубашках одобрительно зацокали языками и даже восхищенно подняли вверх указательные пальцы с ключами.

Результат визита на рынок был сокрушительным для Аллиного бюджета:

Красный «стыдный» купальник из лоскутков — 11 рублей

Полотенце (все-таки без пальмы, а просто голубое с надписью «Pizunda») — 4 рубля

Солнечные очки на пол-лица в красной оправе в тон к купальнику — 3 рубля

От прилавка с пластиковыми тапочками она убежала с протяжным криком: «Не-е-е-т! Босиком похожу!», чем сберегла себе восемь рублей. В автобусе на обратном пути лихорадочно подбивала баланс: «На обратный билет — 42 рубля, за такси „гоп-стоп магазин“ — 4 рубля, купальник — 11, полотенце — 4, очки (будь они неладны — сползают с носа) — 3. На жизнь осталось16 рублей, а отпуск только начался…»

В номере зеркала в полный рост тоже не было. Чтобы оценить обнову, пришлось залезть на стул в ванной комнате — маленькое зеркало над раковиной явно вешал рабочий баскетбольного роста. Вид голой попы с вертикальной красной веревочкой посередине привел ее в замешательство. То есть, она, конечно до этого видела себя в зеркале обнаженной, но красные лоскутки, едва прикрывающие ее грудь и лоно, придавали почти голому телу удивительно порочный вид. «Хорошо, что мама не видит», — только и подумала она.

— Хватит любоваться, — напугала ее вошедшая в ванную Жанна. — Приводи себя в порядок — и на пляж. До ужина еще пару часов поваляемся.

— Да-да, я сейчас причешусь, — заторопилась Алла и стала слезать со стула.

— Ага, — усмехнулась Жанна, — и здесь причесать не забудь.

— Где?

— В… Караганде. У тебя волосы из трусов лезут. Это, конечно, сексуально, но для пляжа в Гаграх — перебор. На — держи, — она протянула Алле пластиковый бритвенный станок.

Оставшись наедине, Алла долго вертела бритву в руках, не зная, как подступиться к себе со столь неожиданной стороны.

— Жанна, — наконец крикнула она, — а ножниц у тебя нет?

— Первый раз, что ли? — Жанна снова появилась на пороге ванной.

Алла растерянно кивнула.

— Ладно — залезай под душ.

После этого последовали короткие команды, как в армии:

— Намылься… ногу на край поставь… не дергайся… кожу натяни… повернись и нагнись… Ну, все — теперь сама. Я — собираться.

Жанна вышла. Воровато оглядываясь на дверь, Алла снова взгромоздилась на стул и посмотрела в зеркало. Такой себя она еще не видела — воспоминания детства не в счет. Потрогав воспаленную кожу, она удивилась необычному ощущению свежести и свободы. Удовлетворенно хмыкнув, стала одеваться.

Идти на пляж прямо в новом купальнике все же не решилась — натянула сверху сарафан.


* * *


Вызов к начальнику училища застал Шакиба врасплох — переодевшись в «гражданку», он собирался успеть на троллейбус до Симферополя. День выдался жаркий и хотелось пройти не торопясь километр до остановки на алуштинской трассе. Палестинцы в училище были, пожалуй, единственными, кому разрешались увольнительные по воскресеньям. Остальные курсанты покидали территорию части только в составе организованных экскурсий. Посмотрел на большие электрические часы на стене казармы — до отправления пятнадцать минут, следующий рейс — через час. Теперь можно не торопиться. Подумав, снова натянул «х/б» — форму, которую выдавали курсантам-палестинцам. Остальные иностранцы ходили в обмундировании своих стран. К начальнику не каждый день вызывают, так что лучше выглядеть так, как надлежит будущему офицеру.

В приемной пришлось подождать минут двадцать. Секретарь Анна Семеновна, внушительных размеров дама, которой боялись все преподаватели и курсанты, коротко бросила:

— Сиди. Вызовут.

И, подхватив поднос с двумя чашками чая, скрылась за дверью, обитой черным дерматином на мягкой подложке. Повертел головой. Портреты каких-то людей в форме на стене и огромное панно с тремя профилями — африканец, монголоид и семит в полевых фуражках, видимо, пытаются прочесть мудреные строки:

«По зову партии родной

Бойцов на штурм столпов колониальных

Наш Центр готовит боевой,

Учебный Центр интернациональный».

Шакиб уже достаточно хорошо понимал по-русски, но смысла этих слов пока постичь не смог. Он успел изучить лежавший на столике журнал «Советский Союз» на арабском, когда телефон на столе грозной секретарши мягко заурчал, и она, выслушав указание из трубки, бровью показала курсанту на черную дверь.

За огромным письменным столом под портретами Горбачева и маршала Жукова никого не было. Хозяин кабинета, полковник Калашник и незнакомый усатый блондин в светлом костюме пили чай за журнальным столиком у окна.

Шакиб, подражая советским офицерам-преподавателям, командным голосом проорал:

— Товарищ полковник, курсант Халиль по вашему приказанию…

Калашник, фанатик уставов и субординации, на этот раз почему-то остановил его взмахом ладони:

— Проходи, боец. Не стесняйся, — и похлопал по кожаному дивану рядом с собой.

— Ну, не буду вам мешать? — почему-то вопросительно обратился начальник к мужчине в светлом костюме.

— Благодарю вас, — коротко ответил тот.

— Мой кабинет в вашем распоряжении, — засобирался Калашник, — если что — Анна Семеновна вам чаю организует.

Когда дверь за начальником училища закрылась, незнакомец протянул руку Шакибу и поздоровался:

— Салам алейкум. Кейф халак?

— Алейкум ассалам, — ответил курсант. — Ана бехайр, шокран.

— Меня зовут Владимир. Хотел бы с тобой поговорить. Ты не против? — Арабский у блондина был безупречным, с сильным иракским акцентом.

— Да, конечно.

— Ты, наверное, уже знаешь о захвате самолета TWA?

Шакиб неопределенно пожал плечами. Обычно в часы самоподготовки курсанты слушали транзистор, но в последние несколько недель по распоряжению Калашника в расписание ввели ночные занятия, так что время «сампо» использовали, чтобы выспаться, лежа на столе.

— То есть, пока не знаешь?

— Пока что нет.

— Тогда расскажу, — Владимир ослабил узел галстука и откинулся на спинку дивана. — Вчера авиалайнер, летевший из Рима в Афины, был захвачен и посажен в аэропорту Бейрута. В заложниках 145 пассажиров и 8 членов экипажа.

— А что хотят люди, захватившие самолет? — осторожно спросил Шакиб.

— Требуют освободить несколько сотен заключенных из израильских тюрем.

— То есть, это…

— То есть это — члены «Хизбалла», — собеседник пристально посмотрел в глаза Шакиба. — И нас этот факт сильно тревожит.

— Там, в самолете наши братья с оружием в руках выполняют свой долг. Почему вас должны беспокоить интересы Израиля? Это государство вообще не должно существовать!

— Видишь ли… — Владимир отхлебнул остывший чай. — Во-первых, дело получило международный резонанс. В заложниках — граждане разных стран, в том числе, известный певец Демис Руссос. Знаешь такого?

Шакиб кивнул.

— А во-вторых, СССР хоть и не имеет дипломатических отношений с Израилем, но позиция нашего МИДа такая: Израиль должен вернуть незаконно захваченные арабские территории, но право на его существование гарантировано ООН.

— А я чем вам могу помочь?

— Западные газеты сейчас публикуют фотографии захваченного лайнера. На некоторых видны лица… — Владимир, видимо, хотел сказать «террористов», но после маленькой заминки произнес, — вооруженных людей. Посмотри — может, ты знаешь кого-нибудь из них?

Он достал из лежавшей рядом папки пачку фотографий и выложил ее на стол. Шакиб с интересом стал перебирать снимки. Разобрать лица на них было очень тяжело — они были сделаны с большого расстояния с очень сильным увеличением. Человека, стоявшего на трапе вполоборота, узнать было невозможно. Еще на нескольких фотографиях был изображен кто-то в матерчатой маске в дверном проеме. Следующий снимок: открытое окно пилотской кабины, напряженное лицо члена экипажа, а из-за его плеча выглядывает хорошо различимый человек с пистолетом. Адиль?! Он подвинул фото поближе. Точно — он!

Внимательно наблюдавший за Шакибом Владимир оживился:

— Узнал кого-нибудь?

Моментально взяв себя в руки, Шакиб покачал головой:

— Нет. Показалось.

— Очень жаль, — Владимир убрал фотографии в папку. — Теперь — вторая часть нашей беседы. Как я уже сказал, мировая общественность сильно обеспокоена захватом заложников-европейцев. А для западных разведок уже давно не секрет существование нашего, то есть, вашего тоже, училища. Знают они и о том, что здесь проходят обучение некоторые члены «Хизбалла». Под видом туристов в Крым часто приезжают иностранные корреспонденты. Нам бы не хотелось в свете последних событий привлекать их внимание к самому факту пребывания палестинцев здесь.

— Территория училища хорошо охраняется, — беспечно махнул рукой Шакиб, — сюда не проникнут.

— Сюда конечно не проникнут. Но по договоренности с вашим руководством, курсанты-палестинцы имеют право на увольнительные в Симферополь. К сожалению, несмотря на строгий запрет, твои товарищи регулярно появляются в ресторанах и Ялты, и Алушты, и даже закрытого для иностранцев Севастополя.

Шакиб помрачнел. Он и сам несколько раз ездил в складчину на такси в Ялту. Все каждый раз обходилось благополучно — даже к отбою он успевал вовремя.

— Так что же — нам теперь запретят увольнительные?

— Нам бы не хотелось вступать в дискуссию с вашим руководством по этому поводу. Поэтому решили найти компромиссное решение. Сейчас ведь лето, время отдыха. Согласен?

Шакиб кивнул, еще не понимая, куда клонит гость.

— Почему бы не устроить курсантам-палестинцам небольшие каникулы? Недельки на три, пока все не забудется. И преподаватели ваши тоже с удовольствием отдохнут.

— И куда же нас отправят?

— В СССР много замечательных мест для отдыха, кроме Крыма. Байкал, Карелия, Абхазия… — гость мечтательно закатил глаза и, перейдя на русский, запел. — Какие па-а-альмы в Гаграх!


* * *


На третий день пребывания в санатории имени Челюскинцев Аллу разыскала усатая медсестра и устроила скандал:

— Ты что, сюда загорать и купаться приехала?!

— В общем-то, да… — растерянно подтвердила Алла.

— Сюда людей лечиться направляют, а не задницу на камнях греть! — возмущению медсестры не было предела. — Санаторно-курортную карту не оформила, на процедуры не записалась; завтра у тебя давление подскочит — кто отвечать будет? А? Может, тебе на солнце лежать нельзя.

Пришлось вместо пляжа тащиться на прием. В очереди в душном коридоре компанию ей составили две шумные тетки, громко обсуждавшие южные приключения общих знакомых, периодически восклицая: «Да ты шо!» и тихий парень восточного вида, одетый во все яркое и импортное. Алла долго рассматривала его новенькие пластиковые кроссовки на липучках, а потом неожиданно поймала пристальный взгляд владельца диковинной обуви. Она еще никогда не видела таких глаз у мужчин. Огромные, карие… И ресницы, будто приклеенные — густые и длинные, с роскошно загнутыми кончиками. Если бы не загар, то, наверное, стало бы заметно, как она покраснела. Пришлось опустить взгляд в пол и усилием воли заставить себя не смотреть на незнакомца. К счастью, как раз подошла ее очередь.

— Соколовская? — доктору с чеховской бородкой на взгляд было лет восемьдесят. — Чем страдаешь?

— Ничем не страдаю, — пожала плечами Алла.

— Так-таки и ничем? — дедушка-доктор взял со стола стетоскоп. — Майку задери — я тебя послушаю.

С видимым удовольствием он оглядывал Аллину грудь и даже аккуратно приподнял ее, чтобы прослушать сердце. Со спины слушать не стал, а, усадив пациентку на стул, принялся измерять давление. Накачивать воздух в манжету дрожащими пальцами ему было тяжело, поэтому, чтобы не терять времени, он задавал вопросы:

— Спишь хорошо? Кошмары не мучают? Травмы головы не было? А с желудком как? Расстройства хронические?

На все вопросы Алла уверенно ответила «нет», после чего он изрек:

— Диагноз у тебя тяжелый — «вегето-сосудистая дистония по гепатоническому типу».

— Ой! — испугалась Алла. — Что же теперь делать?