– Вот, Дини, – произнес он, откупоривая бутылку. – Давай выпьем за твое здоровье.

Дини приняла бокал нетвердой от усталости рукой и принялась следить за пузырьками газа, поднимавшимися на поверхность. Некоторые из них сбивались в бешено вращавшиеся хороводики, напоминая девушке авиационные пропеллеры. От пропеллеров ее мысли переключились на Кита, который так любил самолеты и небо…

Стоп. О Ките думать нельзя – это запретная тема. Доктор Хаулер неоднократно напоминала ей, что человеческое сознание способно на удивительные вещи – к примеру, особым образом настроившиеся люди в состоянии ходить по раскаленным углям или исцелить неизлечимую болезнь. В ее случае необходимо было излечиться от одиночества. Вот она и придумала себе Кита.

Тогда почему я знаю и понимаю эпоху Тюдоров?

Откуда мне известно о герцоге Гамильтоне? Почему у меня дома на столе стоит портрет молодого английского летчика, вставленный в рамку?

Впрочем, у доктора Хаулер были заготовлены объяснения, казалось, на все случаи жизни. Она считала, например, что информацию Дини получила во время поездки в Англию. Логично: ведь Дини и в самом деле была в Хемптон-Корте, где их группа снимала клип, более того, обошла весь дворец и даже купила путеводитель. Она также познакомилась с Невиллом Уильямсоном, который поведал ей удивительную историю о почти нереальной, волшебной любви.

Под влиянием путешествия, разного рода стрессов, а также из опасения за свою карьеру, которое появилось после конфликта с Баки Ли Дентоном, она, Дини, ушла в себя, в вымышленный мир, где чувствовала себя более или менее комфортно.

Тогда-то Дини и выдумала Кита – бравого английского герцога. Он превратился в главное действующее лицо ее фантазий – спасал ее от смерти, преданно любил и ухаживал за ней, как не стал бы ухаживать ни один мужчина во плоти. Она наградила придуманного ею Кита всеми мыслимыми доблестями, которые хотела бы видеть в любимом человеке. Она даже не позабыла о маленьких недостатках – и все для того, чтобы идеальный герцог приобрел черты живого человека.

А потом ей на глаза попалась фотография столь же симпатичного, но, увы, погибшего пилота Королевских воздушных сил, и два этих образа соединились в сознании Дини. Из объяснений доктора Хаулер следовало, что стоило ей увидеть фотографию летчика, как у нее мгновенно начался сдвиг в сознании.

Дини ухватилась за бокал с шампанским двумя руками и одним глотком выпила половину. Железная логика доктора Хаулер никак не могла объяснить, однако, происхождение вполне реального платья, относившегося, без сомнения, к эпохе Тюдоров, равно как и тот факт, что у нее, Дини, в течение нескольких минут волосы отросли на несколько дюймов.

Что же касается придуманного ею Кита, то скажите, каким образом она смогла столь отчетливо представить себе теплоту и силу его рук и один-единственный кривой зуб, пробуждавший в ней особенную нежность? А ведь ее руки помнили даже шелковистость его волос, а глаза – то, как сверкает на солнце невидимая для чужих седая прядка…

В дверь постучали, и Дини вскочила, отчего платье из легчайшего голубого шелка взлетело вместе с ней.

– Войдите, – сказала она автоматически, хотя, по правде сказать, ей никого не хотелось видеть.

Вежливый охранник просунул голову в дверь и сморщил нос от непривычно сильного запаха цветов.

– Извините, мисс Бейли, но тут один человек очень хочет вас видеть. Говорит, он ваш старый друг.

Дини вздохнула и отпила глоток шампанского. Ей меньше всего хотелось сейчас беседовать с так называемым «старым другом», который скорее всего учился когда-то вместе с ней в школе.

Натан посмотрел на нее, потом перевел взгляд на стоявшего в дверях охранника:

– Извините, но об этом не может быть и речи. Скажите ему, что певица очень устала. Передайте также, что если он оставит свой точный адрес и имя, то может рассчитывать на фотографию певицы с ее автографом.

– Ладно, я так и сделаю, – откликнулся охранник, но вдруг замешкался. – Да, чуть не забыл. Он просил меня передать этот конверт. Сказал, что если она заглянет в него, то сразу поймет, от кого это послание.

Натан с сомнением покачал головой, посмотрел на Дини, увидел, что она тоже не горит энтузиазмом, но конверт все-таки взял.

– Благодарю вас, – сказала Дини и, улыбнувшись, отобрала конверт у Натана. На нем крупным четким почерком значилось:

«Мистрис Дини».

У девушки сжалось сердце. Между тем Натан завел разговор о том, как им следует поступить с таким неимоверным количеством цветов. Но у нее в ушах шумело, и Дини не разобрала ни слова. Дрожащими пальцами она вскрыла конверт.

Внутри лежал небольшой кусочек белой ткани. Она знала, что это такое, еще до того, как перевернула его на лицевую сторону. Как она и думала, это была очень грубая вышивка цветными нитками, местами испачканная кровью. Для стороннего наблюдателя эта вышивка изображала некое тело с прикрепленными к нему крыльями – то ли птицу, то ли жука.

Или даже самолет.

Дини чуть слышно застонала и задела рукой хрустальный бокал, который упал на пол и разлетелся вдребезги.

– Дини, ты пролила драгоценный «Дом Периньон». Несколько месяцев назад я бы его языком с пола слизал! – Натан поднял глаза, заметил, что Дини страшно побледнела, и торопливо спросил: – Что случилось?

Дини шевелила губами, но из ее горла вырывался один только свист. Наконец ей удалось выдавить из себя:

– Эй, охранник… – Потом она повторила то же самое, но уже чуточку громче и яснее: – Эй, охранник…

Тот с готовностью возвратился:

– Слушаю вас, мисс Бейли.

– Прошу вас, очень прошу вас – пропустите его, – произнесла она шелестящим голосом.

Охранник кивнул и скрылся за дверью. У Дини сразу же ослабли колени, и она не просто села, а рухнула в кресло.

– Это невозможно, – твердила она себе. – Кита не существует. Я его выдумала.

В дверь постучали. Дини повернулась лицом к двери и замерла. Сердце просто-напросто отказывалось биться, и на короткий момент сама ее жизнь оказалась под угрозой. Казалось, организм Дини решал: жить ему дальше или прекратить бессмысленное существование.

Дверь медленно отворилась. На пороге стоял Кит.

Из уст Дини вырвался сдавленный крик, а сердце, словно опомнившись, заколотилось как бешеное.

– Кит, – не сказала, а выдохнула она.

Он вошел и мгновенно заполнил своим присутствием всю комнату. Да, это был Кит – ее Кит, широкоплечий, величественный, гордый. Только сейчас вместо камзола на нем был твидовый пиджак, полотняные брюки цвета хаки и слегка помятая рубашка с пуговичками на воротнике. Она заметила, как он перевел от волнения дух и впился в ее лицо загоревшимися глазами.

– Я думал, ты погибла, – произнес он странным, чуть ли не рыдающим голосом.

– И я тоже, – артикулируя каждое слово, медленно сказала она – язык отказывался повиноваться.

Натан Бернс, который, как в лесу, был скрыт от них огромными связками цветов, между тем продолжал рассуждать вслух:

– Черт, эти англичашки, наверное, решили, что попали на свои любимые скачки. – Он высунулся из-за очередной цветочной груды и обратился непосредственно к Дини: – Что, сделаем как обычно? Поделим цветочки между детской больницей и роддомом?

Дини не ответила, поскольку во все глаза смотрела на высокого темноволосого мужчину, стоявшего в дверном проеме.

– Что случилось? – спросила Дини. Она явно впала в прострацию и обращалась исключительно к незнакомцу. Натана Бернса для нее в тот момент не существовало.

– Думаю, мы совершили переход одновременно, но по отдельности. Все, что мы задумали, получилось. – Кит говорил короткими, рублеными фразами – похоже, его постигла та же напасть, что и Дини, и говорить ему тоже было трудно.

– Почему… Где… – Она закрыла глаза, потому что не могла как следует сформулировать мысль. Как всегда, в непосредственной близости от Кита ее охватило оцепенение. Она видела его потемневшую от загара кожу, завитки волос на груди, выглядывавшие из распахнутого ворота рубашки. Она мгновенно вспомнила его запах – запах сильного, чистоплотного мужчины, долгое время занимавшегося своим телом.

Она молитвенно сложила на груди руки:

– Где же ты был? Почему не дал о себе знать? Боже, Кит, ведь я и в самом деле думала, что…

– Я пытался, Дини, – начал он. В его произношении по-прежнему чувствовался акцент, да и интонации относились скорее к эпохе Тюдоров. – Я очень старался повидаться с тобой до твоего отъезда, но мне не дали. И должен сказать, что никого не могу за это винить.

Тут он улыбнулся, и она снова увидела знакомые ямочки на щеках, единственный несовершенный зуб, окруженный белоснежным великолепием своих собратьев, и морщинки, собиравшиеся у краешков глаз, когда он смеялся.

– До тех пор, пока я не выразил непоколебимое желание войти к тебе в номер, меня держали в общем-то за нормального человека. Видишь ли, как только в гостинице упомянули твое имя, я мигом превратился из незлобивого актера-неудачника в буйнопомешанного насильника.

Дини от удивления приоткрыла рот. Кит тем временем продолжал:

– Я, видишь ли, очень старался разыскать тебя, но Лондон так переменился… Пожалуй, за последние пятьдесят лет в нем произошло больше перемен, чем за пять предшествующих второй мировой войне веков.

Натан Бернс громко сопел, слушая всю эту галиматью, но на него не обращали внимания.

– О, Кит, но мне никто не сказал, что ты меня разыскиваешь. А что же случилось потом?

– Потом? Когда я пытался разыскать тебя и бегал по Лондону, то почувствовал себя – хм – несколько странно. Ну а после того, как я попытался штурмом взять гостиницу, где ты остановилась, мне предоставили очень милую комнатку в… Приют для душевнобольных, так, кажется, называется это место? – Он рассмеялся, но смех прозвучал совсем невесело. – Со мной вместе находился один забавный молодой человек, который был искренне убежден, что он – Бетт Дэвис.

– Бетт Дэвис?

– Он был весьма мил, этот парень. Плохо только одно – все норовил изображать сцены из последних фильмов с ее участием и постоянно орал: пристегните ремни, нас ожидает весьма трясучая ночь… Хотя, черт меня побери, если я понимаю, что он хотел этим сказать. Еще он вечно гасил воображаемые сигареты и уверял, что в комнате очень накурено.

– Боже, – только и могла выговорить Дини.

– Так вот, они пичкали меня очень полезными таблетками и записывали слово в слово то, что я говорил, а я, признаться, любил тогда поболтать. Кроме того, мне задавали вопросы, на которые я не знал, что ответить. К примеру, меня спрашивали, не был ли я лунатиком или не представлял ли я себя в качестве Джуди Фостер.

– Кит… Он напрягся.

– Ты была великолепна сегодня, Дини. Признаться, я и представления не имел, что ты… Я просто не понимал. Ты мне пыталась объяснить, а я не понимал.

Дини промолчала. Ей хотелось сообщить ему столько всего, что она просто не знала, с чего начать.

– Что это я снова разболтался, – сказал Кит, помрачнев. – Не смею вас больше задерживать своим присутствием, мисс Бейли. У вас есть все – слава, богатство, любимая работа. Зачем вам человек, который одним фактом своего существования будет напоминать вам о тех временах, когда вы столкнулись с настоящим бедствием, едва не стоившим вам жизни? Позвольте мне откланяться и отпустить вас к… вашим поклонникам.

Он отвесил ей короткий поклон и, повернувшись на каблуках, взялся за дверную ручку.

– Кит!

Он помедлил, продолжая стоять к ней спиной.

– Да?

– Куда ты? Где ты живешь сейчас?

Кит безвольно уронил голову на грудь. Казалось, он очень, очень устал.

– Я еду к своей сестре, – ответил он бесстрастно. – Теперь ее зовут леди Каролина Дейтон и она уже слишком взрослая дама, чтобы я мог называть ее «крошка Сис», как бывало когда-то. Ей, знаете ли, далеко за восемьдесят.

Дини все еще собиралась с силами, чтобы заговорить. Кит тем временем кашлянул, будто не знал, продолжать ему или нет.

– А ведь сегодня мой день рождения.

– О Кит, – едва слышно прошептала она.

– Мне исполнилось четыреста семьдесят девять лет.

– Поздравляю тебя, – нежно произнесла Дини и неожиданно для себя улыбнулась.

– Конечно, я не настаиваю на этой цифре. Это дело вкуса. Если хочешь, считай, что мне семьдесят девять. – Тут он снова повернулся к ней лицом. – Или тридцать пять.

Их глаза встретились. Во взгляде Кита читалось понимание и почти осязаемая ласка.

– Ладно, приятель, – решил вставить веское слово Натан Бернс, – пора тебе отсюда двигать. Я на своем веку насмотрелся на наркоманов и алкоголиков и боюсь, что ты один из них.

Дини машинально схватила бутылку – единственный подвернувшийся ей под руку предмет – и строго сказала:

– Прекрати, Натан.