Наконец все охотники собрались у крыльца, и Глушков, бросив треух на землю, с досадой произнес:

– А вожак таки ушел. Хитрый, стервец, оказался! В воду, мошенник, не полез, а стая вся полегла.

– И что же, он опять в балку вернулся? – спросила Серафима.

– Вряд ли, что там делать? Но далеко ему не уйти. Вот только чуть-чуть распогодится, мы его собаками живо затравим! – Управляющий указал на телегу. – А эти на тулупы сгодятся! Волчий мех, он по-особенному греет, да и куржак[23] на него не намерзает.

14

Саша пришпорила своего Огонька, и он птицей взлетел на невысокий увал, нависший над проселочной дорогой. До усадьбы оставалось версты две, и с этой небольшой высотки открывался вид на белый двухэтажный особняк с четырьмя колоннами парадного входа, широким крыльцом, галереей и причудливым портиком; дом был окружен старинным парком, разбитым в древнеримском стиле еще в семнадцатом веке далеким Сашиным предком, женившимся в свое время на черноволосой, голубоглазой синьорите – младшей дочери неаполитанского короля, и посему страстно влюбленным во все итальянское...

Солнце неожиданно выглянуло из-за туч, и сразу же потеплело. Мягко, зачарованно застрекотала сорока, угревшись на суку, а на кустах шиповника, усеянного свежими непобитыми пока морозом ягодами, запрыгала, радуясь теплу и солнцу, хорошенькая синица; она пропела вдруг так задорно и весело, будто бросила вызов надвигающейся зиме и ее извечным спутникам – холоду и бескормице.

По другую сторону увала раздались громкие голоса, скрип колес и всхрапывание лошадей. Охотники, сопровождавшие добытые трофеи, почти догнали Сашу. Девушка натянула поводья, и Огонек, слегка припадая на задние ноги, стал спускаться по крутому склону к дороге. Внезапно где-то справа, за поворотом, в густом еловом лесу послышались выстрелы, паническое ржание лошадей и пронзительный женский крик. В следующее мгновение Ахмет, а следом за ним и Рустам вихрем промчались мимо графини. Не раздумывая, она ринулась вдогонку за горцами.

В неглубокой лощине, в стороне от дороги она увидела лежавшую на боку рессорную бричку. Одна из лошадей, оборвав постромки, испуганно взбрыкивая, мчалась к опушке леса. Вторая билась на обочине, придавленная к земле огромным волком, с остервенением рвавшим ей горло. Бедное животное хрипело, пытаясь сбросить с себя хищника, билось о землю, разбрасывая комья земли и клочья соломы, сложенной рядом в скирду. Но опутавшие его остатки упряжи не позволяли освободиться от страшных клыков.

Кучер с окровавленным лицом и оторванной полой кафтана сидел на стерне, привалившись к колесу брички. А женщина в тяжелом ватном капоте, с растрепанными волосами голосила, что есть мочи лупя по широкой спине зверя хворостиной. Но голод, вынудивший старого волка искать добычу среди бела дня, был сильнее боли и страха смерти.

Лошадь уже почти не сопротивлялась, и только налитый кровью глаз все еще жил и молил о спасении. Волк внезапно отскочил от животного и злобно ощерился на женщину. Прижав уши, он глухо заворчал, задирая верхнюю губу и обнажая огромные желтые клыки. Женщина, вскрикнув, попятилась, наступила на подол платья и упала навзничь. Волк присел в прыжке, но в следующее мгновение на него налетел Ахмет. Свесившись с кабардинца, ловко ухватил вожака за холку и спину и отбросил его в сторону. Хищник, ударившись о мерзлую землю, вскочил и, слегка приволакивая заднюю лапу, ринулся на осетина, попытавшись вспрыгнуть на круп лошади, но Ахмет поднял ее на дыбы и ударом ноги отбил и эту атаку.

Издавая свои ужасающие вопли, оба брата закружили вокруг волка, который, оказавшись в центре этой бешеной карусели, завертелся вьюном, приседая на задние лапы и взвывая то ли от страха, то ли от ярости. Рустам, выхватив из-за голенища плеть, вытянул волка по хребту, отчего тот дико взвизгнул, завалился на бок и принялся в каком-то неистовстве грызть подмерзшую землю. Подоспели другие охотники и, сгрудившись у дороги, наблюдали за схваткой. Данила и Аким, спешившись, с опаской поглядывая на бьющегося в судорогах хищника, набросили сыромятные петли на окровавленную пасть и лапы. Вожак еще раз дернул лапами и затих.

– Кажись, сдох! – Глушков приблизился к неподвижному зверю. – Туда тебе и дорога, мерзавец! Ишь, чего надумал, среди бела дня на людей нападать! – Управляющий перекрестился. – Слава Богу, теперь со всеми управились!

Пока мужики дивились необыкновенно крупной добыче и силе Рустама, сумевшего ударом плети перебить волку спину, Саша и Серафима занялись раненым кучером и перепуганной женщиной. Оказывается, волк выскочил из-за скирды, сбил кучера с облучка, но рванул несильно и тут же переключился на лошадь. От удара бричка завалилась набок, женщина сильно ушиблась, однако тут же бросилась отгонять волка. Растрепанная, с соломой в волосах, с грязным, залитым слезами лицом, в испачканной и разорванной одежде, она отказалась от помощи, принявшись руководить действиями мужиков, возившихся с покалеченной лошадью. К счастью, ее удалось поставить на ноги. Рустам осмотрел глубокую рану на шее и крякнул от удивления: всего несколько секунд не хватило волку, чтобы перекусить артерию.

Женщина, вернувшись к бричке, где Серафима перевязывала голову кучеру, стала молча помогать ей.

Саша, придерживая в поводьях Огонька, продолжала наблюдать за ней. Выглядела незнакомка лет на тридцать пять-сорок. Судя по одежде, недорогой и старомодной, к тому же мрачных тонов, она скорее всего вдова, едет навестить родственников, проживающих поблизости. Женщина, заметив Сашин взгляд, поднялась с колен и принялась поправлять волосы, одергивать юбки, стирать с лица грязные потеки. Убедившись в тщетности своих попыток, она окончательно сконфузилась, едва слышно проговорив:

– Merci beaucoup, Monsieur! Je vois en suis tres reconnaissante![24]

Саша, улыбнувшись, подала ей руку, приглашая пройти к бричке, которую охотники поставили на колеса и обтерли соломой.

– Вы ошибаетесь, Madame! Я скорее mademoiselle, чем monsieur. Зовут меня Александра.

Женщина смутилась еще больше и перешла на родной язык:

– Ради Бога, извините, вы в этой одежде так похожи на юношу. – Она присела в реверансе. – Разрешите представиться. Екатерина Сарафанова. Проживаю в десяти верстах отсюда в имении своего дядюшки Сарафанова Прокофия Севостьяновича.

– Неужели? – протянула Саша с удивлением. Она и не знала, что у вечно пьяного неряхи-соседа есть племянница. – Почему же мы с вами раньше не встречались?

– Последние несколько лет я работала гувернанткой в соседней губернии и дядюшку навещала редко, а вот сейчас, – она виновато улыбнулась, – приходится возвращаться. Последнее место оказалось не совсем удачным. – Екатерина подняла с земли ридикюль с оторванной ручкой, достала из него кружевной батистовый платочек и пудреницу. Одного взгляда на свое лицо ей хватило, чтобы вновь залиться слезами. – Господи! На кого я похожа! Дядька и так не обрадуется моему появлению, да еще в таком виде!..

– Перестаньте плакать! – одернула ее Саша. – Самое страшное позади, главное – вы живы-здоровы. Тут рядом наша усадьба. Приглашаю вас к себе. Затопим сегодня баню, хорошенько вас отмоем, переоденем, и тогда можете безбоязненно являться пред светлые очи своего дядюшки.

– Вернее, пред вечно пьяные очи! – печально улыбнулась новая знакомая и вновь с любопытством оглядела девушку. – Я вас тоже впервые вижу или просто не узнаю, кто вы? Столько лет прошло, когда я тут в последний раз была.

– Нет, мы действительно не были знакомы. Я дочь графа Волоцкого, хозяина этого поместья.

Женщина всплеснула руками:

– Вы дочь Василия Волоцкого? То-то я смотрю, вы кого-то мне напоминаете? Но я слышала, он уехал из России. Выходит, вернулся... – Екатерина задумчиво покачала головой. – Более двадцати лет прошло с тех пор, как я его в последний раз видела. А знаете, Саша, вы очень похожи на своего папеньку, когда он в вашем возрасте был. Помню, нянька примется мне сказки про царевичей-королевичей сказывать, а я их всех на него похожими представляю. Ох, и красив он был, а озорник и вовсе необыкновенный! После женился ваш батюшка, уехал, но о проказах и шутках его долго по всей округе поминали...

Саша улыбнулась:

– Скоро вы со своим «царевичем» непременно встретитесь, если получится его от трудов оторвать.

Екатерина, подобрав юбки и слегка опершись на руку Ахмета, ловко взобралась на бричку, устроилась на мягком кожаном сиденье. Саша, сев рядом, взяла вожжи в руки, и лошадь послушно вытянула экипаж на дорогу...

Поздним вечером того же дня Саша и Екатерина сидели в маленькой гостиной на первом этаже дома, пили чай и тихо разговаривали. Впервые за последние три года, прошедшие со дня смерти матери, девушка чувствовала себя так покойно. Неожиданно для себя она разоткровенничалась, поведав малознакомой женщине о своих заботах. Рассказала о продувной бестии Глушкове, о недовольстве соседей от ее нововведений, даже о Чернятине не забыла упомянуть, так же как и о других уездных поклонниках, до смерти ей надоевших. Отец почти не выходит из своего кабинета, даже обедает и часто ночует там. И если бы не Рустам и Ахмет, да верная Серафима, ей бы не с кем было даже посоветоваться. В уезде вовсю сплетничают по поводу ее грозной стражи, от которой у окрестных дам чуть ли не истерика случается, тем не менее сам предводитель дворянства не раз пытался переманить ее орлов к себе на службу.

– Немудрено! – прошептала Екатерина, отставив в сторону чашку. – Я поначалу не поняла, кого больше испугалась, волка или их, когда они налетели. Ну, думаю, разбойников на мою голову не хватало!..

– Они только на первый взгляд такие суровые. Потом присмотритесь, убедитесь, насколько они добры и внимательны к тем, кого уважают и любят. А улыбаются как дети. Но случись что, не подведут! Я в них как в самой себе уверена!

Екатерина, взглянув в темное окно, перекрестилась:

– Слава Богу, что они вовремя поспели! Уж как мне не везет в последнее время, а тут прямо счастье выпало! – Она обняла Сашу и поцеловала ее в щеку. – Как я рада, что вас встретила! Давно у меня так легко и покойно на сердце не было!

Саша улыбнулась в ответ:

– Вам не кажется, что мы уже целую вечность знакомы? После смерти мамы я только с теткой да, пожалуй, еще с Серафимой говорю обо всем так откровенно.

– Вам очень не хватает мамы?

– И мне, и отцу тем более. Он после ее смерти постарел на десяток лет. Похоронил себя в своих бумагах, и ничегошеньки я с этим поделать не могу, а ведь ему всего сорок восемь! Я посылала к нему Серафиму предупредить, что у нас гости, а он, похоже, даже не расслышал, о чем она говорит.

– Не беда! – Екатерина, как маленькую, погладила Сашу по руке. – Я очень вам благодарна за приглашение пожить в вашем доме. Думаю, что часть ваших забот смогу взять пока на себя. И называйте меня Катей, не стесняйтесь! А с папенькой вашим мы все равно познакомимся. Выходит же он когда-нибудь из кабинета?

Саша, слушая мягкую напевную речь, глядя на милое лицо с необыкновенно добрыми глазами, чувствовала, как постепенно отпускает тревога, охватившая ее с момента последней встречи с князем. Чем меньше она старалась думать об Адашеве, тем чаще он приходил к ней во сне. Но и днем не было от него никакого спасения!

– Сашенька, – окликнула ее Екатерина, – вы о чем-то печальном задумались?

– Нет-нет, что вы! – успокоила гостью хозяйка. – Просто настраиваюсь, чтобы подняться наверх к папеньке и спустить его за шиворот вниз попить с нами чаю...

– И кто же тут замышляет столь коварные планы? – прозвучал за их спинами насмешливый голос, и граф Волоцкий показался на пороге. – Думал похвастаться перед собственной дочерью, что наконец-то закончил первую часть книги...

– Ура! – Саша, подбежав к нему, обняла за шею. – Значит, будем пить шампанское?

– Непременно! – Граф обнял дочь за талию и только теперь заметил за столом незнакомую женщину. – Оказывается, у нас гостья. Что же ты меня не предупредила, я бы спустился.

Женщины переглянулись, улыбнувшись, а Саша заметила:

– Ничего, и сейчас еще не поздно. Познакомься, пожалуйста, с нашей соседкой, Сарафановой Екатериной Семеновной. Я пригласила ее погостить у нас пару недель.

– Очень рад! – склонившись, граф поцеловал руку Екатерины, и Саша заметила, как засияли глаза гостьи, щеки слегка порозовели, да и руку она отняла с очевидной неохотой – встреча с бывшим «царевичем» привела ее в восторг.

Саша приказала лакею подать шампанского, выпили сначала за успехи графа, потом за счастливое избавление Екатерины от нападения волка... Девушка не узнавала отца. Он словно проснулся после долгого сна, шутил, громче всех смеялся, а потом разошелся не на шутку: попросив дочь аккомпанировать, спел старинную, тягучую итальянскую песню о любви.

– Знаете, Сашенька! – Екатерина склонилась к девушке. – У вас замечательный папенька! Давно я таких веселых и занятных людей не встречала! В последнее время мне пришлось работать гувернанткой в семье одного князя, так я там чуть со скуки не умирала. И хотя сейчас мне нелегко будет подыскать себе место, я нисколько не жалею, что мне пришлось уехать из Адашева. И сам хозяин, и его детки, и, главное, его невеста до сих пор у меня в печенках сидят!