Неожиданно для себя он обрадовался подобному повороту событий. Гостья оказалась благодарной слушательницей, и теперь, после вечернего чая, он не запирался в своем кабинете, а, захватив рукопись, усаживался в широкое кресло и читал ей страницу за страницей, прерываясь иной раз, чтобы подробнее рассказать о дальних странах, чужих народах, их удивительных обычаях...

Саша с радостью наблюдала за столь быстрым сближением двух немолодых одиноких людей. Она уже знала, что Екатерина никогда не была замужем. Ее жених, лихой гусар Иван Ошмарин, погиб в сражении при Малоярославце[27], затем умерла тетка, и девушке пришлось оставить мечты о замужестве. Получив небольшое наследство, она заплатила карточные долги дядьки, иначе усадьба и земли пошли бы с молотка, но старый Сарафанов предпочитал об этом не вспоминать и каждый приезд племянницы воспринимал как попытку сжить его со света и завладеть обветшалым добром.

Новая экономка быстро вошла в курс дела. Порой Саша даже завидовала ее способности бывать, казалось, одновременно в нескольких местах. Только что отчитывала кухарку – и вот уже во дворе велит дворнику хорошенько размести от снега дорожки. Птичница сетует, что в курятник наведался хорек, и Екатерина тут как тут, просит Ахмета непременно поставить капкан на разбойника...

Дворня и слуги носились по усадьбе и дому, выполняя ее распоряжения, и незаметно получилось, что от незначительных изменений и перестановок в доме стало теплее и уютнее, а те мелкие повседневные заботы, до которых у Саши не доходили руки, решились словно сами собой в течение какой-то недели.

У нее были спокойный, ласковый взгляд больших серых глаз, маленькая изящная фигурка, тихий голос, но слуги слушались Екатерину беспрекословно. И даже строптивая Серафима отметила ее умение без крика и шума заставить отъявленного лентяя и хитреца Архипку наносить дров на кухню или наколоть щепы для растопки. Толстого и неповоротливого отрока все в доме и даже сама мать, рябая кухарка Арина, считали придурковатым, «убитым Богом», особой работой не загружали, чем мальчишка бессовестным образом и пользовался. Но экономка вытащила его из закутка за русской печью, приставив помогать матери на кухне.

На этот раз отец и все дела по имению передавались в надежные руки, но до последнего дня Саша не решалась раскрыть Екатерине свои истинные планы...

...В то раннее утро на верховой прогулке Серафима предложила ей план, обсуждению которого они посвятили весь последующий день, прихватив порядочный кусок ночи. От него изрядно попахивало авантюризмом, но Саша отвергла предложение горничной использовать затею в личных целях. На это не было никаких оснований, а вот защита прав униженных и безжалостно уволенных князем гувернанток – это уже являлось делом чести! Словом, в течение нескольких часов они детально обсудили секретный план примерного наказания князя и его наследников за бессердечие и высокомерие.

Екатерина, узнав о намерениях девушек, всполошилась:

– Сашенька, милая! Что вы такое надумали? Да Бог с ними, с гувернантками! Все мы одним миром мазаны! Знаем на вершок, а гонору-то на сажень! Не справиться вам с князем! Наплачетесь только, а никому ничего не докажете! И никто вам там не поможет, словечка доброго сроду не скажет, разве старая нянька Агафья пожалеет, но чтобы ей показаться, тоже надо семи пядей во лбу быть! – Заметив, что все ее доводы тщетны, добавила: – Саша, князь терпеть не может хорошеньких молоденьких учительниц, поэтому у вас нет никаких шансов устроиться на службу. Бросьте эту глупую затею, пока не поздно. Кроме огорчения ничего она вам не даст, помяните мое слово! Да и про баронессу не забывайте! Думаете, она потерпит в доме такую милую девушку, как вы? Даже если князь согласится, она сделает все возможное, чтобы сжить вас со свету!..

Чем больше доводов приводила Екатерина, тем сильнее хотелось графине Волоцкой встретиться с Кириллом Адашевым и самой во всем убедиться. Но отмахнуться от столь резонных аргументов означало провалить сию ответственную миссию, и Саша с помощью Серафимы предприняла некоторые меры предосторожности с целью обезопасить себя от душки Кирдягина, баронессы и, самое главное, сохранить душевное равновесие князя.


...Поздним вечером в один из последних дней октября к воротам огромного княжеского дома, из-за башенок, стрельчатых окон и подвесного моста через широкий канал, похожего скорее на средневековый замок, подъехала небольшая карета. Сторожа, открыв массивные створки ворот, попросили подождать, пока доложат о приезде неожиданных визитеров.

Графиня вышла из кареты. Справа от дома угадывалось огромное озеро, слева – темная чаща леса. Ожидание постепенно переросло в нетерпение, а затем девушку стала бить отвратительная дрожь, которую она не могла остановить. Саша со страхом вдруг подумала, что со дня увольнения Екатерины прошло уже около месяца и все ее старания окажутся тщетными: князь наверняка успел подыскать учителя.

Наконец появился старый морщинистый лакей и провел ее в дом. Саше не раз приходилось бывать в домах европейской и петербургской знати, но она и не предполагала, что с таким удивлением и восхищением будет разглядывать вестибюль сельской усадьбы. Лестница прекрасного старого дуба широкой спиралью поднималась с первого этажа на третий. Куполообразный потолок украшала искусная лепнина: белоснежный парусник рассекал белоснежные волны. Слева и справа в полукруглых нишах стояли статуи Аполлона и Венеры. На белом мраморном полу с прожилками всех оттенков – от золотого до нежно-абрикосового, плавало отражение огней нескольких люстр. Саше показалось, что они зажжены специально, чтобы осветить ей путь в волшебный замок, где ее ждет не дождется заколдованный принц...

Но тут из боковой комнаты вышел невысокий сутулый дворецкий, жестом показавший ей на лестницу, ведущую на второй этаж; потом так же молча они свернули налево и остановились перед широкой двухстворчатой дверью. Дворецкий бесшумно отступил, Саша толкнула створку, и дверь неожиданно распахнулась. Взрыв хохота и оживленные мужские голоса вырвались наружу, а в сполохах огня в камине девушка разглядела большую комнату, заставленную книжными шкафами, и две мужские фигуры, покоившиеся в глубоких креслах рядом с низким круглым столиком. Несколько бутылок вина, высокие бокалы и оживленные лица подсказали графине, что хозяин и знакомый ей черноусый красавец основательно навеселе.

Судорожно сжав кулаки, Саша решительно переступила через порог и набрала полные легкие воздуха.

– Господа, мне необходимо видеть его светлость князя Адашева!

Мужчины, подняв головы, с недоумением уставились на высокую женскую фигуру, возникшую перед ними в самый интересный момент: Павлуша Верменич рассказывал о своих похождениях на балу у вдовствующей соседки-помещицы. Эмоциональное описание местных красавиц было прервано шорохом многочисленных юбок – женщина, не дождавшись ответа, смело шагнула на середину комнаты, под их несколько осоловевшие очи.

– Чем могу служить? – насмешливо протянул князь, не поднимаясь. Неучтивость друга удивила Верменича, а Сашу поразила до глубины души. Она ожидала от князя всего, но не такого свинства. И это в ответ на ее довольно низкий реверанс!

Ни поздняя гостья, ни слегка ошарашенный Павел не догадались об истинных мотивах поведения Кирилла Адашева, а объяснялось все лишь слабостью его нижних конечностей, и только поэтому он предпочел показаться невежей, чем свалиться у ног так некстати заявившейся незнакомки.

Однако дама, не моргнув глазом, вытащила из муфты узкий конверт и протянула его князю.

Тот, хмыкнув, отставил в сторону бокал с темно-вишневым вином и попытался сосредоточиться на бумагах.

Притихший Верменич зажег свечи в подсвечнике и подвинул его к приятелю. Но князь уже закончил чтение, поднял брови и еще раз, уже внимательнее, оглядел застывшую перед ним женщину. Потом, положив бумаги на стол, принялся в раздумье постукивать по ним пальцами.

Поднявшийся Павел, прислонившись к полке камина, наблюдал за происходящим.

Наконец Кирилл вновь взглянул на посетительницу:

– Итак, я полагаю, вы очередная претендентка на место учительницы моих сыновей? Позвольте вам сообщить, что как раз сегодня утром я вынужден был расстаться с мистером Олдебрауном ввиду его непроходимой тупости и незнания русской истории. А чем же вы, сударыня, изволите нас порадовать? – Скептическая ухмылка на княжеских устах стоила Саше неимоверных усилий, чтобы сдержаться и не нагрубить этому задаваке. Лишь чуть-чуть дрогнул ее голос, но Павел Верменич отметил его красоту и мелодичность и пристальнее вгляделся в женское лицо. Но его прикрывала густая вуаль, и старания Павла были напрасны.

– Я достаточно хорошо, ваша светлость, разбираюсь не только в истории, но и в географии, изучала также курс математики...

– Граф Волоцкий пишет, что вы знаете четыре языка, – не слишком учтиво перебил ее князь. – Для молодой особы, согласитесь, это довольно необычно.

– Не так уж я и молода! – сухо проговорила женщина. – Но если вы обратили внимание, граф упоминает и о других моих способностях...

– Да, я уже это отметил, рисование, верховая езда, вышивание... – Адашев неожиданно улыбнулся. – Не думаю, что последнее вызовет большой интерес у моих сорванцов.

– Постойте! – пришел в себя Верменич, поняв, что женщина знакома с семейством Волоцких. – Неужели вы знакомы с Сашенькой Волоцкой?

– Да, я знакома с молодой графиней и даже имела счастье давать ей уроки. – Женщина даже не повернула головы в его сторону.

– Ну и как она? Говорят, чертовски хорошенькая барышня!

– Мне трудно об этом судить, я не являюсь знатоком женской красоты. – Павел готов был биться о заклад, что вуаль укрыла ядовитую усмешку.

Женщина наконец открыла свое лицо. Павел поперхнулся и громко закашлялся, а князь даже приподнялся с кресла и, ухватившись за его спинку, уставился на физиономию учительницы, усыпанную крупными веснушками. Глаза девицы прятались за круглыми стеклами очков, а всю композицию венчал нелепый старомодный капор, который беспрестанно сползал ей на лоб и был того же жуткого цвета, что и платье – темно-коричневое с маленьким белым воротничком.

– Н-да! – отметил про себя насмешник Верменич. – Красотка еще та! Самый подходящий объект для юных пакостников!

– Madame! – несколько неуверенно произнес Адашев.

– Excusez-moi, prince! Je suis mademoiselle! Мадемуазель Александра Полынцева.

– Мадемуазель Александра, – Верменич почувствовал, что друг слегка нервничает. – У вас отличные рекомендации, у меня нет повода не доверять им, но... – князь, неожиданно стушевавшись, растерянно оглянулся на приятеля, однако тот старательно раскуривал трубку. – Дело в том, что я решил отказаться от услуг женщин-гувернанток. Мне сейчас нужен человек, который приучил бы моих сыновей к дисциплине и порядку. Через несколько лет им отправляться в Морской корпус, я хочу их видеть настоящими офицерами, а не изнеженными хлыщами, способными лишь на целование дамских ручек и шарканье по паркету... Увы! – Адашев развел руками. Хмель рассеялся, и он снова был в состоянии здраво мыслить. Гувернантка молча воззрилась на него, дожидаясь продолжения. Кирилл смутился. Он, оказывается, до сих пор не предложил ей сесть. – Прошу вас! – Князь показал на кресло рядом с Верменичем и виновато улыбнулся. – Простите, что не сделал этого с самого начала.

Гувернантка, кончиками пальцев приподняв юбки, опустилась в кресло. Павел посмотрел на Адашева, но тот, занятый своими мыслями, похоже, не заметил, что мадемуазель сделала это с грацией царственной особы, привычно занявшей свое место на троне.

– К сожалению, в пределах нашей губернии такового сыскать не удалось. – Кирилл подошел к окну. Ветер разошелся не на шутку, и сад сердито шумел, а снег на сугробах швыряло длинными шлейфами в разные стороны.

Князь спиной ощущал взгляд учительницы. Странная робость и беспокойство, охватившие его с момента ее внезапного появления на пороге кабинета, усиливались. Пауза затянулась, Адашев, резко оттолкнувшись от подоконника, снова подошел к столу. Положив руки на высокую спинку кресла, он оглядел выпрямившуюся под его взглядом гувернантку.

– Через пару месяцев я уезжаю в Петербург и там надеюсь отыскать толкового учителя.

– Получается, месяца два-три ваши сыновья будут бить баклуши?

– Выходит так, но я постараюсь сократить этот срок.

Круглые стекла очков мадемуазель Александры отразили всплеск огня в камине, и князю показалось, что взорвался заряд шрапнели и, кажется, слегка его контузил.

– Смею вас просить, ваша светлость, позволить мне заниматься с вашими сыновьями, пока вы не найдете более достойного учителя. – Мадемуазель поднялась с кресла. – За это время я постараюсь не причинить вреда мальчикам, как вы того опасаетесь, и смогу найти себе хорошее место.

Павел заметил волнение гостьи. Она нервно теребила в руках маленький кружевной платочек, но голос ее не дрогнул, и головы перед князем она не опустила. Верменич неожиданно почувствовал странную симпатию к этой незнакомой, похожей на огородное чучело барышне. Ей, видно, несладко приходится в жизни, но помимо недюжинного характера в ней ощущалось несомненное достоинство и то необъяснимое свойство женской натуры, сводящее мужчин с ума, которое французы окрестили словом «шарм».