– Ну что ж! – Адашев задумчиво посмотрел на гувернантку. – Возможно, это наилучший выход в данный момент. Учтите, мало кто выдерживает и такой срок. Предупреждаю, сыновья у меня трудные, но нытья и жалоб я не выношу. Если вы согласны встретиться с испытаниями за то жалованье, что я плачу учителям, добро пожаловать ко мне в дом...

– Благодарю вас, ваша светлость! Я не боюсь трудностей, с детства приучена справляться с ними.

– Что ж, Бог вам в помощь! – знакомая Павлу скептическая усмешка заиграла на княжеских устах. – Посмотрим, на сколько дней хватит вашего пыла, мадемуазель Александра, перед отъездом я намерен провести строгий экзамен и проверить, как хорошо мои сыновья усвоили те знания, коими вы их собираетесь наделить. Да, – спохватился вдруг он. – Перед вашим появлением мы с моим другом спорили о том, в каком году и в каком сражении впервые участвовал ваш тезка Александр Македонский?

– В августе 338 года до Рождества Христова в битве при Херонее. – Учительница обвела мужчин невозмутимым взглядом. – Что вас еще интересует, князь?

– Спасибо! Более ничего! – Адашев несколько оторопел, а Саша со злорадством подумала, что это уже не первое очко, которое ей удалось сегодня отыграть. Не зря провела она два дня в отцовской библиотеке в окружении многотомной «Истории цивилизации», готовясь к провокационным вопросам, которые так любит задавать этот привереда на экзаменах. Ничего, первое препятствие пройдено, но завтра встреча с сыновьями князя... Как она сложится?

– Прекрасно! – Адашев уже справился с потрясением. Впервые он получил столь быстрый и правильный ответ на один из смертельных для учительской репутации вопросов и был немного уязвлен этим обстоятельством. – Весьма и весьма похвально! Надеюсь, что и в других науках вы преуспели не меньше.

Стоило мадемуазель покинуть кабинет, как Павел Верменич, выступавший пока в роли наблюдателя, залился смехом:

– Ну, какова голубица, а? Словно с кукушкиного яйца срисована, но гонору! Здорово она тебя, Кирюша, стреножила с Алексашкой Македонским! Смотрю, даже протрезвел, mon cher ami!

– Это ни о чем не говорит! Девице с подобной внешностью ничего не остается, кроме как интересоваться древней историей.

– Тут ты ошибаешься! Знал я несколько таких же конопатых дамочек, ох и горячи они в любви, княже, особенно если с зелеными глазами. Ты случайно не заметил, какие у нее глаза?

– Только и дел у меня, как на нее заглядываться! – недовольно процедил князь, закуривший сигару. Сильно затянувшись, выпустил струю дыма в потолок и задумчиво добавил: – Вероятно, я совершил ошибку, когда согласился взять ее гувернанткой. Представляю, что за скандал разразится завтра после ее встречи с Ильей и Андрюшкой, хотя у меня появится повод выдрать этих джентльменов.

– Лучше не загадывать! По себе знаю, что ни к чему хорошему это не приводит. Но чует мое сердце, Кирилл, эта особа настроена весьма решительно и намерена продержаться здесь до нового учителя. Готов поспорить на свою лучшую борзую, что она с этим справится.

– На мой взгляд, это слишком опрометчивое заявление! – усмехнулся Адашев. – Но пари принимается. Против твоей борзой ставлю набор курительных трубок. По моим наблюдениям, ты давненько к ним приглядываешься.

Приятели ударили по рукам. А Павел продолжил разговор:

– У меня тут своя корысть, Кирюша! Хочу я эту расписную мадемуазель расспросить о Сашеньке Волоцкой. По моим сведениям, она до сих пор ни с кем не обручена и ждет не дождется встречи с прекрасным героем ее снов – Павлом Верменичем.

– Рвение, с которым ты стремишься получить по физиономии от этого «наказания», вероятно, достойно лучшего применения, милостивый государь! – Князь открыл дверь кабинета. – Пошли лучше спать! Мне завтра рано вставать, да и устал я от разговоров безмерно. Эти учительницы мне уже поперек горла стоят и в кошмарных снах являются! Даже те, с которыми мы в детстве воевали. На свою голову я опять кашу заварил и утром придется ее расхлебывать!

16

Первые две недели ноября для князя пронеслись быстро. От Лазарева пришло письмо, в котором он извещал Адашева о решении, принятом Государем Императором по поводу его проекта, и предлагал немедленно представить на рассмотрение Адмиралтейств-совета развернутый доклад. Кирилл с головой зарылся в бумаги и только по окончании работы вспомнил вдруг, что в доме появилась новая учительница, удивительнейшим образом пока не напомнившая ему о себе.

В те дни, когда он погружался в работу, никто в доме не смел отвлекать его и бразды правления брала на себя нянька. Она строго следила за тем, чтобы ему вовремя приносили в кабинет обед и ужин, и не отходила от Кирилла, пока он все не съедал. Адашев часто засыпал над бумагами, и тогда Агафья, прокравшись в кабинет, накрывала его толстым пледом и задувала свечи. Павел же пока перестал появляться в имении. В компании соседа он носился на Шалом за зайцами. За неделю добыл их с десяток и отчаянно хвастался охотничьими трофеями на вечере у со седей по случаю субботы. Ждали в гости и князя, но он так и не приехал.

Но сегодня Кирилл неожиданно появился в доме своего товарища, пригласив прокатиться ним верхом. Застоявшийся Тамерлан вытанцовывал под князем, а сам он выглядел бодрым и даже отдохнувшим после двухнедельного сидения в четырех стенах.

Вначале разговор вертелся вокруг решения Государя и его предложений по доработке проекта. Замечания были конкретными и дельными, что говорило о заинтересованности Николая Павловича и знании им сути вопроса.

– Более всего Его Величество интересует вопрос о возможности дальних экспедиций на стимботах. И я решил, Павел, построить паровую яхту и предпринять на ней путешествие к берегам Русской Америки, чтобы показать преимущества моих предложений и упрочить намерения Государя заняться переустройством флота. Поначалу думаю посетить с этой целью Порт-Росс[28], а потом на север – к Аляске. Надеюсь, ты согласишься помочь мне?

– С величайшим удовольствием! Но смею спросить, не планируется ли сие совместить со свадебным путешествием? – полюбопытствовал Павел.

– Вполне возможно! Не сегодня-завтра приезжает Полина, и я предполагаю сделать ей предложение...

– С чего вдруг такая спешка, mon ami? Или все сомнения преодолены, и Полине дозволено перейти из разряда вечных невест на положение супруги?

– Я не понимаю твоего сарказма, Павел. Чем она тебе не нравится?

– При чем тут я, Кирюша? Тебе с ней жить! Но скажи откровенно, думаешь ли ты о ней день и ночь, мечтаешь ли, затаив дыхание, о той прекрасной минуте, когда вы останетесь одни?..

– Прекрати! – Адашев сердито свел брови. – Терпеть не могу подобные романтические бредни! Для меня важнее всего на свете спокойствие в собственном доме и семье, а Полина вполне с этим справится. На мой взгляд, в ней есть все, что поможет ей стать хорошей матерью и женой. Она искренне желает мальчишкам добра, ладит с ними, мне этого достаточно...

– А ты уверен, что настолько хорошо ее знаешь?

– Я привык доверять своим впечатлениям и еще ни разу не ошибся.

– По-моему, ты самоуверен сверх меры! Мой совет, отложи свое решение хотя бы до Рождества. Ничего не случится, если баронесса подождет еще немного!

– Ты что-то знаешь о ней, но не решаешься рассказать мне? – Адашев натянул поводья, и Тамерлан остановился на краю высокого обрыва. – О ней ходит много слухов, но сплетни – удел каждой хорошенькой и к тому же одинокой женщины. Я им не верю, Павлуша!

Верменич слегка пожал плечами:

– Я ни в чем не собираюсь тебя убеждать. И роль престарелой сплетницы не мое амплуа, Кирилл. Хочу напомнить о том разочаровании, которое тебе принес первый брак, а в нем не хватало такой ничтожной малости, как любовь!

– А много ли радости от великих Любовей, которыми переполнена твоя жизнь, Павел? Или ты более меня счастлив? – Князь изо всех сил огрел Тамерлана плеткой, и конь, опешивший от подобной несправедливости, недовольно заржал и принялся по узкому уступу спускаться с обрыва на берег озера. Оказавшись на ровном месте, Адашев спешился и прокричал застывшему наверху приятелю: – Желание продолжить свой род свойственно любому живому существу. Но только человек сподобился распускать слюни по якобы неземным чувствам. Ко всему надо подходить гораздо проще и естественнее!..

В следующее мгновение Павел оказался рядом с ним, Адашев впервые увидел своего друга разъяренным.

– Ты жалкий и низкий циник, Кирилл! – Верменич, соскочив с дончака, ухватил приятеля за отвороты казакина. – Не смей подобным образом говорить о самом светлом из всех человеческих чувств, тем более если сам его так и не испытал! Теперь я вижу, что ты действительно глупец и ничего не смыслишь в женщинах, раз готов первой же подвернувшейся под руку красотке сделать предложение...

– Что ты сказал? – Адашев в свою очередь притянул Павла к себе.

– То, что слышал! Верменич вскочил на Шалого. – Очень мне хочется посмотреть на тебя, когда ты по-настоящему влюбишься, а это произойдет потому что я знаю тебя лучше, чем ты самого себя. Брак с баронессой окажется, уверяю, тяжелее тех колодок, в которых турки пленных обряжают, чтобы те не сбежали...

– Постой, брат! – Князь ухватился за седло Павла. – Я совсем не хочу ссориться и согласен повременить с предложением...

– Это будет самым разумным на сей момент! И прислушайся к моему совету, Кирилл! Наведи справки о самой баронессе и ее кузене Кирдягине.

– Ты, вероятно, прав, Павел. – Адашев посмотрел на друга. – Но я уверен, что твои подозрения напрасны.

– Братец ты мой, жен нам, конечно, подбирают на небесах, но чем черт не шутит, когда Бог спит! И твоя Полина вполне может оказаться совсем не тем милым ангелочком, каким хочет предстать в твоих глазах...

– Согласись, что в некоторых вопросах ты из меня веревки вьешь, Павлуша?

– Вот как раз в этих вопросах, а не в баталиях с учителями и собственными детьми ты и должен проявить необходимую твердость. Кстати, как там поживает мой набор курительных трубок?

– Ты слишком самоуверен, и, если я прислушиваюсь к некоторым твоим советам, это не значит, что я всегда ошибаюсь в своих предположениях! – недовольно заметил князь, направив Тамерлана вдоль берега. – Две недели слишком короткий срок, чтобы делать какие-то выводы.

– Помнится, кто-то утверждал, что гувернантка сбежит на следующее утро?

– Ну и утверждал, что из этого? – Адашев расстегнул казакин. – У меня от споров с тобой из ушей уже пар идет, а из ноздрей дым валит.

– Не уходишь ли ты от разговора о дальнейшей судьбе моих трубок?

– Слушай, что ты от меня хочешь? Я сегодня первый раз за полмесяца отправился прогуляться со своим лучшим другом, а он делает все, чтобы разозлить меня. Что, у нас не о чем больше поговорить, как об этой рыжей гувернантке? – недовольно пробурчал князь, но заметил, что Павел, приподнявшись в стременах, куда-то смотрит. Подъехав к нему, Адашев заметил черные фигурки, копошившиеся на льду в полуверсте от них.

Всадники пришпорили лошадей и вскоре оказались вблизи вывороченного огромного дерева, чьи корни подточило весеннее половодье. Спешившись, они оставили лошадей, а сами подошли к самой кромке льда.

Две женщины в окружении десятка ребятишек, среди которых князь узнал и своих отпрысков, усердно расчищали лед от снега. Вся компания была настолько увлечена, что не заметила двух наблюдателей, которые, переглянувшись отступили в сень поваленного дерева.

– Сдается мне, они готовятся кататься коньках, – прошептал Верменич.

– Похоже! – так же шепотом согласился Адашев. – Хотя мои никогда на коньках не стояли... – Он проводил взглядом две маленькие фигурки, бойко заскользившие по льду за женщинами. Деревенские мальчишки в сопровождении двух лохматых псов носились по льду вслед за барчуками, падали, поднимались, прыгали, образовав кучу-малу. Князю вдруг показалось, что это они с Пашкой вновь стали десятилетними мальчиками и, вырвавшись из-под контроля няньки и учителей, мчатся как угорелые коньках и единственная их забота не расквасить нос и вернуться домой в относительно целой одежде, чтобы избежать нудных нотаций какой-нибудь очередной мадемуазель...

– Да-а! – протянул Павел, весело ткнув Кирилла в бок. – Девица-то, оказывается, знает, от чего мальчишки с ума сходят!

Князь еще некоторое время наблюдал за сыновьями. Старший Андрей лихо скользил в любом направлении и пытался даже пробежался наперегонки с гувернанткой, но был оставлен далеко позади и, махнув рукой, принялся догонять деревенских приятелей, пока не свалился на лед, после чего устроился на бревне, передав коньки одному из пареньков.

Младший Илья на коньках держался еще неуверенно, катался медленно и чинно, ухватившись за руку горничной, с опаской озираясь на чересчур прыткого Андрея и шумных его приятелей. Князь заметил, что Серафима что-то говорит мальчику, а он, задрав голову, радостно улыбается ей в ответ. Один раз девушка вытащила из кармана большой носовой платок и заставила Илью высморкаться. У Адашева сжалось сердце. Этот жест заставил его ощутить нестерпимое чувство вины перед сыновьями. Вечные дела и заботы лишили его возможности общаться с детьми, как это делалось раньше перед сном в его кабинете. И хотя мальчики немного дичились его и не всегда бывали откровенны, он все про них знал, получая ежедневный отчет от Агафьи.