Петрович помялся, но потом махнул рукой. Все равно разгружать машину было нужно, а лишние руки, перехватывающие по цепочке тюк сена, не повредят. Да и кому разгружать это сено, когда одни девчонки. И потом — это Назар с его наездами. Он все это время не приезжал, может и сегодня пронесет…

* * *

Машина с сеном не могла подъехать ближе и поэтому сено, спрессованное в тюки, сначала выкидывали из кузова машины забравшиеся туда девчонки. То, что было выкинуто из кузова, погрузив по два тюка на хлипкую, еще не совсем развалившуюся тачку, везли внутрь конюшни и там складывали в свободный денник. А то, что не поместится в денник, нужно было перевезти и заскладировать под уличным навесом. Тюки были по восемнадцать-двадцать килограмм. Перевязывающая их сенная веревка резала руки, но разве это было важно? Ведь Алеша знал, что это сено, которое так тяжело достать. Нужно было его найти в продаже, обзванивая колхозы, договориться, чтобы его привезли к ним на конюшню, набрать денег с проката, чтобы оплатить такую машину, а ведь сено — это основная еда у лошадей. И поэтому он таскал эти тюки, слыша, как ржут лошади в денниках, вдыхая ноздрями запах высушенной травы и призывно фыркают, привлекая к себе внимание, как бы прося у человека дать им этого вкусного сена. Леша знал, что бывает, когда с сеном перебой и тогда приходилось давать лошадям совсем мало этого сена, растягивая скудные запасы на несколько дней. И такое бывало. Но вот сейчас сена привезли много, и пока лошади будут сыты. От осознания всего этого он не жалел себя и таскал тяжелые тюки весь вечер.

Когда часы показали девять вечера, Алексей понял, что нужно возвращаться домой. Он не мог надолго оставить бабушку одну. Как бы ему сегодня еще не хотелось побыть здесь, но он пересилил себя и подошел к Петровичу сказать, что ему пора домой.

— А я думал, ты еще своего Тоху подвигаешь, — Петрович растерянно смотрел на стоящего перед ним парня, — я без тебя его особо никому не давал. Да и кому его давать… опять кого сбросит с себя.

— Не могу я сегодня… домой мне нужно…

— Завтра придешь?

— Да. Теперь я каждый день как раньше приходить буду… вот только допоздна не могу быть… бабушка у меня болеет.

Петрович вздохнул, пожал ему руку и пошел в сторону еще не перетасканных тюков сена, горой лежащих сбоку от входа.

Алеше было очень обидно, что сегодня он так и не поездил верхом. Тем более, тренер оставил под него Тоху. Да и не удивительно, Бадминтон был вредным и часто очень плохо вел себя под всадником, вот с него и падали. Но Леха был цепкий как клещ и всегда сидел до последнего. Он даже и вспомнить сейчас не мог, когда падал с лошади в последней раз, давно это видно было.

Леша опять вздохну, но бабушка была важнее его желания поездить на Тохе, и поэтому он быстро стал переодеваться, снимая с себя затасканные конюшенные вещи и надевая вроде как цивильные, но такие же застиранные вещи, только от которых не пахло конским потом. Этот запах обычно сильно распугивал вокруг него людей, сидящих в электричке, когда он не успевал переодеться и ехал домой в вещах, в которых ходил на конюшне.

Переодеваясь, он думал о том, что все равно хорошо, что сегодня попал на выгрузку сена. Ведь тренировался он у Петровича бесплатно, вернее, это была обычная договоренность между такими юными мальчишками и девчонками, стремящимися к конному спорту, но не имеющими денег на это. И тогда они за тренировки и возможность ездить на лошадях помогали по конюшне: вычищали денники от навоза, меняя там подстилку, чистили и седлали лошадей для проката, а потом расседлывали их, и приводили в порядок и конечно разгружали машины с сеном, овсом, отрубями и опилками. Ну и делали еще мелкие работы по промазке амуниции, уборке в конюшне, и еще массу всего, что требовалось для содержания в чистоте всего этого хозяйства. Так что, с чувством выполненного долга, Леша вышел из конюшни и по плохо освещенной дорожке пошел в сторону проходной.

Ему навстречу, слепя фарами, ехало несколько машин.

* * *

Прежде, чем поехать к Петровичу, вся бригада заехала на рынок к Армэну, который выслушал их пожелания о празднике жизни, и буквально через пять минут багажники их машин были затарены пакетами и коробками с едой и выпивкой.

Заехав на территорию ипподрома в приподнятом настроении, братва увидела идущего им навстречу щуплого парня, который на ходу натянул на голову шапку.

— Слыш, Назар, — сидящей впереди пацан обернулся к уже пьющему из горла бутылки водку Назару, — это тот пидорок… ну, который подстричься должен. Может, посмотрим на его причесон?

— Тормози, — пьяно выговорил Назар, смутно вспоминая о ком вообще идет речь.

Но когда он вышел из машины и в свете фар увидел его, его разум сразу протрезвел. Он четко понимал, кто перед ним.

— Шапку сними, — холодно произнес Назар.

— Зачем? — услышал он в ответ и пристально посмотрел в глаза стоящего перед ним паренька. Его голос и то, как он ответил, в нем не было страха. Хотя его и окружили все братки, вышедшие из машин.

— Слыш, ты, мудила, — к парню протянул руку стоящий рядом братан, — ты чего борзый такой, шапку снял.

Пацан продолжал стоять и без тени испуга смотреть в глаза Назара.

Поскольку повисла пауза и Назар молчал, то инициативу взял на себя уже другой браток.

— Шапку сними, — он потянул к нему руки и сразу получил по ним в ответ, — братва, а ну, держи его.

И здесь началось. Несколько ребят бросились к Алексею. Он ощутил удар пот дых и еще несколько по ребрам. Ему очень больно заломили руки и стянули с головы вязаную шапку.

В свете фар Назар видел, как светлые волны волос завораживающе рассыпаются и мерцают в темноте. Он молча стоял и смотрел на это и как со стороны слышал, а потом и наблюдал все происходящее.

— Ты смотри, педрила не подстригся.

Леша ощутил, как его грубо схватили за подбородок и подняли его лицо.

— Точно петушок, добегался. Ну, кто его опускать будет?

— Тихо, — Назар услышал голос Ефима, продолжая пребывать в странном вакууме, — ты почему не подстригся? Мы тебе денег из общака дали. Должен был сделать, что сказали, — голос Ефима звучал угрожающе хрипло, но в то же время спокойно.

— Да пошли вы, — Алеша дернулся и сразу получил несколько ударов по ребрам, а потом еще и по лицу.

— Тихо, — опять прозвучал голос Ефима, — оставьте пацана, — он подошел к Леше и поднял его подбородок, заглядывая в глаза. — Подстригись. Ты меня понял? — затем перевел взгляд на братков, — отпустили парня.

Братки сразу выполнили эту команду. Хотя Ефим и не повышал голос, но говорил он с таким могильным холодом в словах, что никто не посмел ему перечить. Да и вообще Ефиму старались не переходить дорогу. Он здесь был самый старший, ему уже тридцать два стукнуло, и сидел он не единожды, да и убивал он без всякого сожаления, вот все это и вызывало у пацанов уважение и боязнь его.

Алексея отпустили, он подобрал шапку и прихрамывая, стирая с носа кровь, пошел в сторону выхода с ипподрома.

— Ты чего застыл, — тихо сказал Ефим, встав перед Назаром и закрывая от него удаляющуюся фигуру Алексея, — в машину садись, — почему-то еще тише произнес он.

Назар молча сел в машину ощущая, что так погано ему еще никогда не было. До этого момента все в его жизни было четко и ясно, он всегда знал, когда прав, а когда нет. Он всегда знал, как поступить или не поступить. Он всегда знал в любой ситуации, как должен себя вести и никогда не мог упрекнуть себя за трусость, слабохарактерность или страх.

Так почему сейчас весь алкоголь испарился за считанные секунды, и он оказался в таком кристально ярком пространстве, где был он и этот Алеша. И он, Назар, не знал, что делать. Да, он не знал, что ему делать, наблюдая перед собой все происходящее. Вернее он знал, что все, что говорили и делали его братки с этим волосатым Лешей, все правильно, но почему тогда он чувствует себя так погано? Как будто он предал кого-то, как будто струсил, спрятался, испугался. Неужели он смог так поступить? Он, который никогда не прятался и смело смотрел в глаза смерит там, в Афгане. И здесь все эти пять лет он ни разу не испугался и не преступил свои принципы и правила. И сейчас он их не преступил, тогда что с ним? Почему так мерзко внутри, почему он до сих пор физически ощущает боль от ударов этого хлипкого тела, когда парня били его кореша, как будто они били его, а не этого Алешу. Почему ему так стыдно за все произошедшее? Почему же так мерзко…

— Назар, пошли, — Ефим стоял у открытой двери и ждал, когда он выйдет из машины.

Он вылез с заднего сиденья и столкнулся с глазами Ефима, который пристально смотрел на него. Назар замер, потом отвел глаза и быстро пошел внутрь конюшни. Он знал, что сегодня ему нужно напиться до беспамятства, Только так он сможет уйти от того, что так и не смог себе объяснить.

* * *

Леша шел быстрым шагом к платформе. Кровь из носа уже перестала идти. Тело болело в местах побоев, но это было неважно. Вся эта физическая боль была ничем по сравнению с той болью внутри него, которая наполняла его душу и заставляла сердце сжиматься, а глаза наполнять слезами. Он же видел Назара, все это время он видел, как тот просто стоит и смотрит и ничего не говорит. Алеша знал, что Назару все подчиняются и было достаточно лишь его слова и все бы прекратилось, но Назар молчал и смотрел. И вот от этого понимания и было больно, так больно, что в электричке он стоял в тамбуре и отвернувшись к окну тихо всхлипывал и давился слезами, которые уже не мог сдержать. Он не знал, что с ним, он не знал, почему он это чувствует внутри и не знал, что он хотел от Назара. Но только он знал, что все это неправильно и Назар, он должен был вмешаться. Но почему? Леша опять до боли сжал зубы, чтобы никто не услышал его судорожные всхлипы. Впервые в жизни с ним происходило то, что он не понимал, и он не знал, как ему жить дальше…

Одно он точно решил для себя, что назло всем не пойдет стричься. Ни за что, никогда.

* * *

Ефим уже третий час сидел в джипе широком, как он любовно называл свою машину, и ждал появление Наташки. То, что той нет дома — он убедился, долго звоня ей в квартиру, а потом услышал скип открываемой соседней двери. И это была удача, так как наши соседи самые лучшие доносчики на ближнего своего. В дверях появилось объемное тело в халате, который с трудом обхватывал эти формы, и зло изрекло:

— Нет ее дома, что растрезвонился. Уехала она со своим, с этим бизнесменом. Обычно раньше дести домой не является, а иногда и позже.

— С этим бизнесменом является? — спросил Ефим, очень стараясь сделать голос наивным и добрым.

— И с этим является, а иногда с бандитом своим, но с ним редко, чаще с бизнесменом. Да и вообще она мне сказала — любовь у них с ним, поженятся скоро и в Америку улетят.

— С кем пожениться?

— С бизнесменом конечно, а с кем еще. Да ты вообще кто такой? — женское тело грозно застыло в проеме двери, полностью заполонив его собой.

— Я ей брат, троюродный. Переживаю за нее, как здесь она одна живет…

— Да ты не переживай, она девка шустрая. Знаешь, сколько она этих бизнесменов уже переводила к себе? Короче, я пошла, некогда мне здесь с тобой лясы точить.

Обширная женская фигура неопределенного, но далеко не юного возраста отступила вглубь квартиры и захлопнула за собой дверь.

Ефим, нисколько не удивленный услышанной информацией, быстро пошел к своей машине, решив дождаться счастливых влюбленных.

То, что Назарова Наташка еще та блядь, он знал с самого начала, только увидев ее. Его жизненный опыт, прожженность в таких вопросах, наметанный глаз и то, что он старше Назара на семь лет, давали о себе знать. Вот только не стал он это говорить Назару, видя его искренние чувства к этой крашеной лярве. Но когда Назар при всей братве заявил, что женится на ней, вот здесь Ефим понял, что пришла его очередь вмешаться.

Он не осуждал Назара за его наивный взгляд на свою пассию, и он таким был в его годы. Правда, потом его жизнь хорошо пообломала и он знал, как это больно и знал, через что предстоит пройти Назару, если тот соединит свою жизнь с такой. Поэтому он решил, что не хочет такого для своего друга. Не заслуживает Назар всего этого и такую паскуду, как Наташку, не заслужил. И не хотел он, чтобы Назар, пройдя через боль и разочарования, очерствел душой и стал таким, как он.

За эти пять лет они стали друзьями. Ведь сначала приход в их бригаду молодого и шального Назара он воспринял агрессивно, а потом, видя, как тот не прячется за спины братвы, как на стрелках и разборках впереди всех всегда, как не боится ничего, вот за это он и проникся к нему уважением, хотя и держался отстранено от него. И только после того, как Назар вступился за него, когда его подставил Олег, вот после этого Ефим поменял свое отношение к Назару.