Утро для него началось недобро. Проснулся он от рвотных позывов, а когда попытался встать, ощутил боль во всех мышцах. Все его тело затекло от того, что он сидя проспал всю ночь в кресле. Кое-как распрямившись, он пошел в туалет. Выблевав все, что было в желудке в унитаз, он долго умывался, а когда поднял глаза, столкнулся с глазам своего отражения в зеркале. И тут его накрыло. Он вспомнил все, что вчера было, четко, до мельчайших подробностей…

Назар застонал и согнулся над раковиной. Потом втянул в себя воздух, пытаясь восстановить дыхание. В ноздри ударил слабый запах апельсина. Он поискал глазами его источник и увидел на полке баночку с шампунем. Взяв ее и приоткрыв крышку, он ощутил этот аромат его волос…

Он отбросил от себя шампунь и выпрямился, внутренне собравшись, вышел из туалета. Взяв из каптерки свою куртку и ключи от джипа, которые все это время лежали на столе, Назар вышел из комнаты.

Алексей, рано утром раздав лошадям сено, подметал проход конюшни. На шаги, гулким эхом разнесшиеся по проходу, он поднял голову и застыл, не в силах даже сдвинуться с места. Навстречу ему шел Назар. Алеша сжал черенок веника так, что пальцы побелели, но он этого даже не почувствовал. Он просто стоял и смотрел, как тот приближается к нему. Не задерживая шаг и проходя мимо стоящего с веником Алексея, Назар бросил на ходу:

— Забудь, — и пошел дальше, а затем вышел из конюшни, закрыв за собой дверь.

Сев в джип он закурил, завел машину и медленно поехал на выезд с ипподрома. Как бы он не хотел думать о произошедшем, но его разум не подчинился ему и его мысли постоянно возвращались к тому, что было.

Он помнил его, его отозвавшееся на его ласку тело, его сладкие губы, его тихие стоны, его неумелые поцелуи…

Никогда еще ни одна девчонка не таяла так в его руках. Все эти шлюхи, которых он трахал за свои деньги, лишь изображали страсть. Он-то это видел, да впрочем ему это было все равно, он их просто имел, удовлетворяя свою физиологию. А вот Наташку он любил, да только она так не трепетала от его ласк, не было в ее стонах и ответных поцелуях такой искренности и чувства…

"Он, наверное, еще ни с кем и не целовался…" — пронеслось в голове Назара, вспоминая неумелый Лешкин поцелуй.

Но потом все это стали затмевать другие мысли. Осознание того, что он целовался с парнем и то, как это называется и кто он после этого.

"Нет. Это было по пьяни. Я не такой. И никогда пидором не буду. Нужно все это забыть и жить дальше. Все забыть и этого мелкого пидренка забыть. Все это из-за него… лохмами своим трепет, прическа, как у девки, вот он и попутал".


Разобравшись в произошедшем, Назар успокоился. Он направил машину по еще свободным в этот ранний час московским улицам в сторону дома Ефима.

* * *

В своей квартире Назар бывал редко. Жил он с родителями, которые поняв, кем стал их сын, пытались вразумить его и вернуть со скользкой дорожки. Его мама всю жизнь работала учительницей начальных классов, а отец слесарем на заводе. Но они считали себя московской интеллигенцией, которой была чужда сегодняшняя идеология стремления власти и денег. Их очень сильно расстроило, что их сын так переменился после возвращения из армии. Они, дав ему образование и прививая с детства культуру и воспитание, были шокированы, что он не пошел по стопам отца и не стал работать на заводе, а решил податься в новомодные тенденции. Они даже денег от него не брали из принципов, считая, что они в крови тех, у кого он их забирает. Сначала Назара такое отторжение родителей очень сильно задело, но потом он смирился и обычно приезжал к ним изредка переночевать в своей комнате и быстро уехать по своим дела. Поскольку особо жить ему было негде, его приютил в своей двушке Ефим. Целая квартира Ефиму досталась после смерти жены, а все претендовавшие на нее родственники жены как-то резко отказались от своих притязаний. Поскольку Ефим жил один, то он пустил к себе Назара. Хотя раньше Назар часто оставался у Наташки, но теперь, видно, придется поднапрячь Ефима своим постоянным присутствием, так как ехать к родителям он не хотел.

С Ефимом они нормально ладили, тот после двух жен больше не хотел обзаводиться семьей, а лишь по настроению изредка приводил к себе разовых подруг. Когда это происходило, Назар уезжал к братве, чтобы не мешать отдыху другу.

Сейчас он ехал к нему, так как после всего произошедшего, ему нужно было отлежаться да и мутило его еще от вчерашнего выпитого им алкоголя.

* * *

Открыв ему дверь, Ефим не стал задавать вопросов, молча впустил внутрь. Лишь позже, когда Назар вышел из ванной, где полчаса стоял под душем, приходя в себя от всего, сказал, что завтрак готов.

Молча поев, они закурили. Ефим опять продолжал молчать. Тогда Назар заговорил сам:

— Я у Наташки вчера был… мы расстались. Она не хочет за меня замуж, — отстраненно проговорил он.

— Ты ее сильно любишь?

— Не знаю… но муторно от всего этого…

— Понимаю… я два раза был женат… и ничего хорошего из этого не вышло… — Ефим привстал и открыл форточку, чтобы табачный дым быстрее рассеялся с кухни.

— Зато у тебя два сына растут…

Ефим понимал, о чем недоговаривает Назар, о своем желании иметь детей.

— Тебе-то что переживать об этом, ты еще молодой. Найдешь другую, а детей сделать это дело нехитрое.

Назар молча курил. Ефим встал, услышав свист закипевшего чайника, и молча налил кипятка в две приготовленные чашки, затем налил в них из заварного чайника заварки.

— Сахар на столе, — показал он на сахарницу, — ты набухался-то где после этого…

— На конюшню ездил. Там с Петровичем пил.

— Понятно, — Ефим сел обратно на свою табуретку и поднеся к губам чашку с чаем, продолжал рассматривать лицо Назара.

Перед мысленным взором Назара вспыли странные вспоминания этого ночного случая, он разозлился на себя за это и зло проговорил:

— Там этот с лохами был… ну тот, спортсмен Петровича, так и не подстригся…

— Что ты к нему прицепился, дел, что ли, больше нет?

Назар долго молчал, справляясь с внутренней бурей, затем произнес:

— Тогда давай о делах поговорим, что там с Сарычевым?

— Сарычев Владимир Леонидович, ему сейчас пятьдесят пять. Москвич, бывший партийный работник, знатная шишка, всегда был при кормушке у власти, вот поэтому и деньги есть и связи. Женат, есть сын — Гавриил Владимирович. Кстати, сына он еще маленьким в Англию отправил учиться, он там так и учится в Оксфорде, сейчас на бакалавра продолжает вроде учиться. В Россию не приезжает. Туда Сарычев с женой летают, навещать отпрыска. Сейчас у Сарычева банк, и крупный клуб — казино в Москве. Вот — Ефим показал Назару визитку с названием банка и казино, так как сам не умел читать по-французски.

Назар повертел в руках листочки картона с витиеватыми, но очень стильными надписями. На одном было написано "Grаnd lа bаnquе еurорееnnе", на втором "Оr lе раrаdis".

— И что это значит? — спросил Ефим.

— "Большой европейский банк" и "Золотой рай", так он свой клуб назвал, — Назар изучал в школе французский, поэтому спокойно прочел эти названия.

Назар очень внимательно просмотрел листки с цифрами. Это были добытые для него балансы одного и второго предприятий Сарычева. Суммы прибыли впечатляли. Тем более Назар понимал, что большая часть прибыли скрыта от налогов. Его глаза блеснули желтыми искрами.

— Мне нужен этот бизнес, — он посмотрел на Ефима, — нам нужен бизнес Сарычева. Он должен стать нашим. Это наш шанс.

— Ты хочешь заставить его платить нам за крышу?

— Я хочу полностью у него все забрать. Нужно, чтобы он переписал на меня контрольный пакет акций, а в казино мы поставим своего управляющего, чтобы контролировал деньги. При этом номинально его жена будет оставаться владелицей всего этого, соответственно и получать небольшую часть доли от прибыли.

— Я понимаю, в этом плане нет места Сарычеву…

— Ты все правильно понимаешь. Сарычев крупная шишка, у него связи "наверху", серьезные связи. Если он останется жить… он нас уничтожит. В этой войне победит только один, второй должен умереть.

— Зачем ты оставляешь тогда в живых его жену.

— Она владелица всего этого и даже будет получать с этого часть прибыли. Если мы ее уберем, нас раскатают те, кто решит отомстить за Сарычева, а так никто не тронет бизнес несчастной вдовушки.

— А сын? Он прямой наследник. Он вернется из Англии и вступит в свои права.

Ефим подошел к окну и смотря на огоньки окон соседнего дома, задумчиво произнес:

— Гавриил… Гавр… Вот когда вернется, тогда и будем решать, что с ним делать. Если будет сговорчив, будет жить, а если нет, последует к отцу.

Ефим молчал понимая, что он не ошибся в Назаре, этот пойдет по трупам к своей цели без сомнения и сожаления.

— Как будем действовать? — спросил он так и стоящего у окна Назара.

— Мне нужно поговорить с Сарычевым, спокойно все ему объяснить. Для этого я пойду к нему в офис.

— Назар, это слишком рискованно.

— Ты же знаешь, кто не рискует, тот не пьет шампанское.

— Шальной ты… — Ефим помолчал, затем спросил, — хорошо, а дальше что?

— Дальше… Он будет знать, что я от него хочу. И естественно не станет это делать. Вот тогда мы похитим его женушку и будем ждать, когда он сломается. А дальше дело техники. Назначим стрелку. Он передаст все подписанные и уже проверенные нашим юристом бумаги, а мы вернем его жену. Ну, а потом… Больше он мне не нужен.

Ефим понимал, о чем говорит Назар. Еще поговорив по этому делу с полчаса и обсудив точный план действий, Назар, допив чай, пошел в ставшую уже его комнату. Ему хотелось упасть на кровать и забыться сном, а главное — больше не думать о том, что произошло сегодня ночью.

ГЛАВА 7

Подметя конюшню, Алексей, быстро переодевшись, поспешил домой. Хорошо, в конюшню пришла Маха, и она взяла на себя Ампера и присмотр за ним. Алеше нужно было срочно домой, проверить бабушку, ведь она была одна всю ночь, и он сильно волновался за нее. А потом еще нужно было не опоздать в школу, так как в преддверии предстоящих новогодних праздников и зимних каникул их сильно загружали учебным материалом.

Все это его отвлекало от произошедшего, у него просто физически не было времени задуматься о случившемся этой ночью.

После школы он, придя домой и пообедав с бабушкой, опять помчался на конюшню. Вот так все и закрутилось.

Но только все равно, как бы он ни хотел не думать об этом, он думал. Но самое страшное было даже не мысли, снедающие его изнутри, а его тело, которое как будто ожило и стало ему неподвластно. Теперь влажные сны с испачканными под утро простыней и пододеяльником от непроизвольного семяизвержения, были у него постоянно. Во сне он видел "его", чувствовал его руки на себе, его губы, его язык, его дыхание. Все это было так реально, что каждый раз он со стоном просыпался, понимая, что это опять с ним случилось.

Как прекратить это безумие, Леша не знал.

* * *

В середине декабря здоровье бабушки ухудшилось. Она уже не могла вязать, а только сидела в своем кресле, и если и передвигалась по дому, то неспешно, придерживаясь за мебель и стены. После очередного осмотра, врач прописал новые лекарства, на которые опять ушли практически все их деньги.

Хорошо, что Петрович теперь немного доплачивал ему за работу двух частных коней и еще давал проценты с проката, когда он занимался с начинающими всадниками. Это были сущие копейки, но даже они радовали Алешу.

Кроме занятий с прокатом, когда ему давали слабого всадника, которого он обучал основам езды на лошади, Петрович разрешил им с Махой водить лошадей в город катать. Так это называлось, когда под вечер они седлали одного из учебных коней и выходили с ним за пределы ипподрома, вставая невдалеке от ночного ресторана или казино. Они дожидались богатых подвыпивших посетителей, которые платили за то, чтобы залезть на лошадь и пошагать на ней. Обычно рядом всегда шагал Алексей, ведя коня за повод и присматривая, чтобы клиент не упал. С этой работы они с Машкой получали свои проценты, принося основные деньги Петровичу. Такая подработка была в основном к концу недели, когда люди чаще посещали злачные места.

Сегодня, вернувшись с конем в конюшню и промерзнув буквально до костей, хотя они и были на улице всего два часа, они с Машей быстро привели коня в порядок, расседлав и поставив его в денник, и Леша, переодевшись, пошел домой. Маха знала, что у того дома больная бабушка, и поэтому задерживаться долго он не может. Она сказала, что сама все доделает с амуницией и сама раздаст лошадям сено, а он может идти.