Маргарита Южина - Альфонс ошибается однажды

Лянка совсем уж было собралась от обиды разреветься, как двери в каюту распахнулись, и ввалилась веселая компания – Милка, Васяткин, Корнеев и… две девицы! Ну совсем девочки совесть потеряли!

– Лянка, ты чего ушла?! – сразу же накинулась на нее Милка.

Но Лянка ее не видела. Она смотрела на Корнеева, а тот… тот весело смотрел на Лянку, и в его глазах… совсем не было никаких чертиков, а только… только теплота! Столько теплоты! И он так окутывал Лянку своим взглядом, что она сразу простила ему все – и нахального детину, и ненаписанные записки и… и вообще все!

– Да идиот какой-то прицепился, – улыбнулась она.

– Какой идиот? – немедленно озаботился Васяткин. – Мы ж его в бараний рог! Да мы его! Арсюха, ты с собой топор брал?

Девочки рядом с Арсением тут же отозвались звонким хохотом – ну ужас до чего смешно сострил Степка!

– Мила, – не выдержала Ляна. – Так ты чего ж гостей на пороге держишь? Ты проводи их дальше, у нас номер большой. И подружек своих проводи.

– А мы не Милочкины подружки, – язвительно сообщила пепельная красавица. – Мы с Арсением.

– Ах, вы с Арсением, – протянула Лянка и взглянула на Корнеева.

Тот все так же светло улыбался, как будто говорил: «Ты видела таких дурочек! С Арсением они! Наивные!» Лянке стало весело. Действительно! Что они там себе думают! Это же она, Лянка, знает Корнеева как свои… стоп… она его тоже не знает. Но… она его не знает гораздо дольше, чем эти две вертихвостки! У нее уже стаж!

– Арсений, ну тогда ты проводи своих подружек, – улыбнулась она ему, как бы говоря: «Ну-ну, посмотрим, что у тебя за вкусы».

И он снова ответил только взглядом: «Ну не гнать же их, а то опять какая-нибудь в воду сиганет».

Как ее захватывала эта игра в молчаливый разговор! Они могли сказать друг другу все, что хочется! И никто, ни одна живая душа не услышала бы их!

На стол накрыли быстро – просто заказали из ресторана мяса, фруктов и вина, да еще салатиков. И теперь сидели веселой компанией за низеньким столом. Каюта, которая только что казалась большой и пустой, вдруг в одно мгновение сделалась маленькой и уютной. А потом… потом Васяткин притащил гитару, и Корнеев пел. А как он пел! Когда он спел: «Все равно она оставила его, а он простил», девица в лиловом платье, которую звали Танечка, шмыгнула носом и утерла набежавшую слезу… а потом понеслась в ванную, чтобы смыть тушь – та размазалась вместе со слезами. Иринка, девушка с пепельными волосами, держалась до последнего, однако, когда Корнеев тихим вкрадчивым голосом запел: «Ты судьба моя косолапая…», не выдержала и она. Но у нее, видимо, косметика оказалась подороже – макияж не пострадал. Зато чуть не пострадала Лянка – девица нагло облапила Корнеева, уткнулась ему в плечо и теперь сопела ему в шею. Даже Васяткина проняло, и он прижал Милочку к себе, и та сидела теперь, боясь шевельнуться – вдруг каким-то непостижимым образом рука свалится с ее круглого плеча! А Арсений пел, будто и вовсе никто не болтался у него на плече и не пожирал его восхищенным взглядом. Он смотрел куда-то вдаль, а Лянка… Лянка тоже смотрела в иллюминатор, но каждой клеточкой чувствовала – это он для нее поет. И сейчас вот… и вот эти слова – это то, что он не может просто так сказать, а поэтому… поэтому песня. Иначе для чего же эти песни существуют?

И все же она не могла терпеть таких вольностей со стороны незваных девиц, поэтому потихоньку встала, вышла из комнаты и вызвала официанта:

– Банку кофе, пожалуйста, килограмм сахару и бутылку водки. Водки покрепче. А кипяток у вас есть?

– Да, в кухонном отделении электрочайник, – вежливо пояснил официант. – Там же чайные пары.

– Спасибо.

И уже через пятнадцать минут, когда Иринка под очередную грустную песню чуть было не влезла к Арсению на гитару, Лянка внесла две чашечки.

– Ирина, Танечка, это вам. Кофе по… по-испански, – мило улыбнулась она. – Вы должны это попробовать.

Ирина вынуждена была оторваться от Корнеева – с горячей чашкой не было никакой возможности липнуть к его плечу. Танечка тоже ухватилась за чашку и даже слегка улыбнулась. Ей корнеевского плеча не хватило – и теперь ее приятно грело, что и Ирочке пришлось сесть ровно. А то уж совсем!

– Ой… а чего это он какой-то?.. – первая сморщилась Танечка.

– Вам не нравится? – удивилась Лянка. – Но сейчас везде пьют кофе только по-испански! Мадонна пьет исключительно такой! Я, когда была в Испании, сама видела. И Джордж Клуни тоже.

Против Клуни Танечка возразить не смогла:

– Да нет… мне нравится, просто непривычно…

Будь девицы чуточку потрезвее, они бы без труда разобрались, что кофе здесь всего лишь капелька, для цвета, а остальное – сплошная водка. Разве что разбавленная кипятком. Но девицы были изрядно подшофе, поэтому Иринка, не желая ударить в грязь лицом, надменно надула губы.

– Я сама уже года три пью только такой кофе! – И залпом осушила чашку – ей не терпелось снова припасть к плечу гитариста.

– Вам понравилось, да? – засветилась Лянка и тут же притащила новую чашечку.

Девушки в пьяном состоянии – самое неприглядное и отвратительное зрелище! Вот и пусть пьют, позорятся. Надо же показать Корнееву, что он с девицами прогадал.

А Арсений будто бы ничего не слышал – пел себе и пел. А Лянка поила и поила. И очень скоро «кофе по-испански» дал свои результаты. Сначала заголосила Иринка. У девчонки, возможно, был и слух, и голос, и пела она, возможно, тоже неплохо, но только в трезвом состоянии. Сейчас же она не попадала ни в ритм, ни в ноты – то нудно тянула, то орала, как раненая бегемотиха. Танечка же, решив показать себя во всей красе, вдруг вскочила со стула, вытащила его на середину каюты и теперь пыталась изображать эротический, как ей казалось, танец. Больше всего это безобразие расстроило Милку, потому что Васяткин как-то особенно громко заржал, и его лирический настрой был явно разрушен. К тому же он теперь размахивал руками от хохота, а вовсе не обнимал Милку нежно и трогательно.

– Слушай, красавица! Оставь стул в покое! Как мы потом на нем сидеть будем, когда он весь тобой… поруганный? – накинулась Милка на Танечку. – Имей совесть! Ты здесь еще стриптиз покажи!

Девушка не заставила себя ждать. Она принялась сама себе вопить под нос какую-то музыку и изворачивалась ужом, чтобы расстегнуть «молнию» на спине.

– О-о-о, подруги, – поднялся Корнеев. – Пора нам домой, баиньки.

– Да пусть они одни идут, не маленькие, – пробурчала Лянка.

В ее планы вовсе не входило, чтобы Арсений вот так встал и ушел. Тем более провожать каких-то там подруг!

– Чего это вас развезло? – заботливо, как с детьми, разговаривал с пьяными барышнями Корнеев. – Ну все, все… тихонько поднимаемся… пойдем-пойдем-пойдем…

Лянка на такую заботу смотреть просто не могла.

– Да оставь ты их! – брезгливо сморщилась она. – Сейчас вызовем охрану, и их растащат куда надо.

Корнеев уставился на нее непонимающим взглядом:

– Как это растащат? Я ж их сюда привел, я и увести должен.

– И на кой черт ты их вообще приволок? – поддержала подругу Милочка.

– Так куда ж я без них? Это ж мои… любимые женщины… Только я еще не определился, которая из них любимая… – шутливо развел руками Корнеев. – Вот теперь… Чего ж я их брошу? Такое добро! Это ж некрасиво…

– А напиваться красиво? – поддела Лянка.

Корнеев резанул по ней взглядом:

– А они пили только кофе… по-испански. Кстати, Мадонна такой не пьет. И Джордж Клуни тоже.

Лянка отвела взгляд. Понятное дело, не пьет, кто же будет пить эдакое пойло… ну так надо ж и голову на плечах иметь!

– Васяткин, ты хоть помоги другу, он же двоих не упрет! – не выдержала она. – В них же весу-то… килограмм по сто каждая!

– Да что ты, они совсем невесомые, – усмехнулся Корнеев, а потом и вовсе подхватил Ирину на руки и вышел из каюты.

– Васяткин, а ты эту давай… утаскивай отсюда, – со злобой произнесла Лянка. – Притащат каких-то алкаших, потом нянчись с ними!

– А чего это мой Васяткин всяких алкаших таскать будет? – возмутилась Милка. – Это корнеевские, пусть он и надрывается!

– Да ладно, чего ты, – посмотрел на Лянку собачьими глазами Васяткин, взгромоздил себе на горб действительно невесомую Танечку и вышел.

Следом за ним пулей вылетела Милка – надо было проследить за дальнейшим ходом событий.

Лянка осталась одна. Ну и как понимать этого Корнеева? То он песни поет… ясное дело, для Лянки поет, то про каких-то любимых женщин бормочет… нет, это понятно, что ни о какой любви здесь речи идти не может, но… какого черта он порхал возле них, будто Арина Родионовна?! Ведь и в самом деле можно было вызвать охранников! И потом – этот его взгляд, когда он про кофе говорил… Да понял он все, ну и что? Ну да, налила она в кофе водки… или даже наоборот, ну так ведь она ж силой не заталкивала эту водку в глотки красавиц. А в любви как на войне! Все средства хороши! В любви… м-да… неужели уже «в любви»? Ну да, к Корнееву у нее чувства совсем не такие, какие были к Данилу, но… но, может быть, это оттого, что Данила и завоевывать не приходилось? Он сам Лянку завоевал… сам же и предал. Ну теперь речь не о том. Теперь… ой, да не знает она ничего! Пусть все идет, как идет. Завтра они еще целый день будут вместе, на берег только в двенадцать часов ночи сойдут. А до двенадцати… надо непременно этого Корнеева очаровать до двенадцати! Во что бы то ни стало. Потому что в понедельник… в понедельник, то есть послезавтра, как сказал Васяткин, они уезжают кого-то там поднимать, кажется, сельское хозяйство. А в городе Лянке без Корнеева будет… пусто будет, она уже сейчас это чувствует. И у нее остается только завтра, чтобы доказать Арсению, что и ему без нее в этой деревне делать ну просто нечего! А девочки… да это для нее не соперницы! Тем более что Корнеев и сам признался, что еще не определился. И не определится! Зачем ему все эти Танечки-Ирочки, когда рядом с ним уже столько лет такая… такая Ляна. И она уснула уже вполне успокоенная. Впереди у нее была долгая счастливая жизнь с Арсением… и даже, может быть, с их детьми! С ума сойти! Дети! И Арсений будет носить их на руках, подтягивать штанишки и кормить манной кашей. Боже мой, сколько ж еще всего прекрасного!

Утро началось с того, что Милочка ворвалась в каюту и взахлеб начала тарахтеть:

– Лянка! Мы всю ночь провели вместе со Степаном! Одни! Вдвоем! Этой ночью он был… – она закатила глаза. – Он был… непередаваем! Он супер! У меня еще никогда не было таких мужчин!

– М-да? – продрала очи Лянка и даже приподнялась на локте. – И как он?

– Ляна, это… это… – у Милки явно были проблемы со словарным запасом. – Мы с ним… Лян, ты не поверишь, мы с ним столько выпили, а он – ну ни в одном глазу! Ну просто кремень какой-то! Я уже чувствую – спиваюсь, говорю – мне не наливать! А он хоть бы хны – пьет и пьет! И ведь не пьянеет!

– Восхитительное качество, – кивнула Лянка. – Ну а кроме «пьет и пьет» как он? Ну в постели он как?

– Ты на что намекаешь? – вытаращилась Милка. – Ты вообще о чем это говоришь-то? Прям даже неудобно!

– Я не поняла… – окончательно проснулась Лянка. – Так вы только пили, что ли? И даже не целовались?

– Знаешь, Ляночка, – дернулась Милка. – Я вовсе даже не такая, чтобы с первым встречным сразу и… целоваться!

– Как же все запущено… – вздохнула Лянка и вдруг насторожилась: – А чего это вы вдвоем были? А куда Корнеева дели?

– Никуда мы его не девали! Он сам куда-то подевался, – дернула плечиком Милочка. – И потом… Корнеев – это не мой объект. Я за своим денно и нощно слежу, а вот ты… что-то не слишком у тебя получается его в себя влюбить. Стареешь ты, Лянка, что ли?

– Умнею, глупенькая… – пробурчала Лянка и стала вылезать из постели.

Сегодня она собиралась на обед, как на свадьбу. Все же было жутко любопытно, где это всю ночь шарахался Корнеев? Да и надо было уже нажимать на все педали! И в самом деле – последний день, а у них отношения ни на йоту не улучшились. Даже наоборот, Лянка всерьез забеспокоилась – а может быть, она и в самом деле стареет? А как же ее дальнейшие планы – семья и детки, их общие с Корнеевым? Нет, совершенно определенно – надо торопиться.

На обеде опять не было ни одного, ни другого.

– Они что – на диету сели, что ли? – недовольно ворчала Лянка, поглядывая на вход в ресторан.

– Да спят они, – беспечно отмахнулась Милочка. – Говорю же – со Степкой мы вчера всю ночь пили, ему сейчас разве до еды? Отсыпается, наверное, да мечтает о минералке.

– Вот и сходила бы, навестила… да и про друга его не забудь. Степка будет очень волноваться, если с Корнеевым что-нибудь случится.

– Да что с ним случится! Тоже спит, наверное, у какой-нибудь Иришки или Танечки, – ляпнула Милка и вдруг прикрыла рот ладошкой. – Ой, Лян, тебе, наверное, неприятно слышать про них, да? А я… Да он и не любит их, я тебе точно говорю!