— Привет, — тихо поздоровалась она.

— Привет, — отозвался он, подняв голову и улыбнувшись, тут же, впрочем, вернувшись к тетради.

— Слушай, нам… надо поговорить, — выдавила Аня, садясь на краешек стула. — Это срочно.

— Говори, я слушаю.

— Нет, мне надо, чтобы ты меня услышал.

— Аня, я должен дописать все это к завтрашнему дню. Я могу одновременно писать и слушать, — усмехнулся он.

— Пожалуйста, — взмолилась она. Ей хотелось видеть его глаза… в последний раз. — Это недолго.

— Ладно, — выдохнул он, кладя ручку на стол и сцепляя руки в замок. Подняв голову, Дима посмотрел на брюнетку. Аня смотрела на него в ответ, не в силах вымолвить ни слова.

— Слушай, если ты будешь молчать, я вернусь к…

— Нет-нет, извини. Я просто хотела сказать, что нам надо расстаться, — быстро протараторила брюнетка и вцепилась в сидение.

— Хорошо. Это все? — усмехнулся парень, вновь беря ручку.

— Нет, ты… Ты не понял, — Аня сглотнула и все еще не отрывалась от него. — Нам надо расстаться, — повторила она.

— Ой, Ань, да перестань, — махнул рукой парень. — Мы и так «расстаемся» каждые две недели. У тебя снова плохое настроение? Ты уже от меня устала? Хорошо, давай расстанемся. Можешь не говорить со мной три дня, — усмехнулся Дима. — Сообщи, как я буду прощен.

Аня открывала и закрывала рот, так и не придумав, что сказать. Он ей не верил.

— Дим, я серьезно. Мы должны расстаться, потому что… у меня есть другой.

— И кто это, интересно? — хмыкнул парень, но внимание на девушку все же обратил.

— Он… из Москвы. Мы начали встречаться прошлой весной и до сих пор вместе. Этим летом мы съезжаемся, — как легко, оказывается, придумать ложь. Как орехи щелкать.

Дима прищурился и внимательно посмотрел на девушку. Поверь мне. Пожалуйста, поверь. Парень сжал кулаки.

— А что, позволь спросить, было у нас? — ледяным тоном спросил он. Поверил.

— Мне нужно было как-то развлечься. А ты просто был рядом, — Аня пожала плечами, стараясь придать всему своему виду безразличность, хотя на глаза уже наворачивались слезы, а губы дрожали.

— Я был развлечением. Игрушкой.

— Да, — ответила девушка, до боли закусывая щеку, чтобы не расплакаться прямо здесь, при нем. Нельзя. — Извини, что так получилось. Мне жаль, — тихо бросила она, вскакивая со стула, едва не переворачивая его, и пошла к выходу. Слезы душили и, только оказавшись за дверью, Аня дала им выход, медленно оседая на пол и размазывая тушь по щекам.

«Что я наделала…»

Комментарий к Глава 29. Мышеловка.

*Starset – My Demons

**Tori Amos – The Chase

Глава 30. Fuck you.

Примечание от автора: много депрессии, самокопания и морального насилия. Ангст как он есть. И, да: перед прочтением обязательно послушайте Placebo — Fuck you. Я запрещаю читать дальше, пока не послушаете :)

Что-то мерзкое во мне,

Оно сочится внутрь глубже.

Я безбожен пред тобой,

Что тебе от меня нужно?

Наслаждений, боли жажду,

Я теперь уже бессмертен.

Разворачиваю флаг,

Снова я один, поверьте.*

(Muse — Black black heart)

Хочешь как лучше, а на деле выходит как всегда. Причем это «как всегда» вечно оказывается наихудшим вариантом из всех. Из раза в раз одно и то же, но почему-то на ошибках учиться не получается. Хотя стоило бы.

Аня никогда бы не подумала, что ей может быть настолько паршиво. Так, что живот скручивало и выворачивало наизнанку, а в голове будто бы исполняли органный концерт. И с каждым днем, вопреки известному высказыванию, становилось только хуже. «Как можно было так обложаться?» — девушка задавала себе этот вопрос уже в миллионный раз, и в миллионный раз ответа не находилось.

А что, собственно, произошло?

Да ничего особенного, кроме того, что она в очередной раз предала человека, который верил в нее больше всех остальных. И единственный, кому верила она. Только этот раз был точно последним. Казалось бы, все, теперь Аня свободна от всего — от обязательств, от каких-то чувств, от оков отношений… Но сейчас поговорка «нет человека — нет проблемы» как-то не работала. Точнее, имела обратный эффект. Проблем прибавилось в разы. Аня не могла есть. В прямом смысле — любая пища стремилась как можно скорее покинуть желудок девушки, словно там ей было не место. Нежелание организма принимать калории выливалось в итоге в нечастые, но продолжительные обмороки. А это, в свою очередь, сказывалось на успеваемости. Экзамены, до этого приближающиеся со скоростью улитки, теперь гепардом неслись навстречу девушке, а времени не хватало ни на что, кроме душевных терзаний и самобичевания. Как так вышло, что весь смысл существования сосредоточился в одном человеке? Вернее сказать, в его отсутствии.

Димы больше не было в ее жизни. Аня сама вписала его имя в список аутсайдеров, а он не особо этому сопротивлялся. В последнее время так вообще имел привычку делать из девушки пустое место, ни взглядом, ни, тем более, словом не подтвердив обратное. Поначалу ее это устраивало — еще бы, она ведь сама так этого хотела. Вынуждена была хотеть. Но сейчас чувствовала невыносимую ломку, что железными цепями сковывала больное сердце.

Аня чувствовала, что потихоньку испаряется. Становится прозрачной, невидимой, невесомой. Ей и хотелось стать такой, хотелось, чтобы ее не замечали, оставили в покое. Она больше не чувствовала себя человеком. Не чувствовала, что живет.

За прошедшие пару недель Аня выплакала, казалось, все слезы. Больше ни единой капли не должно было остаться… Но стабильно каждую ночь она задыхалась соленой влагой, пряча лицо в подушку, чтобы не разбудить соседок. Девочки все равно просыпались, и, не в состоянии чем-либо помочь, просто сидели рядом, изредка говоря бодрящие слова, которые Аня не слышала из-за безудержных рыданий. В кого она превратилась? Как можно было скатиться до такого? Она не плакала, когда узнала о смерти родителей; не проронила ни единой слезинки на похоронах брата; спокойно приняла самоубийство Саши. А теперь все накопившиеся за это время слезы лились рекой из опухших красных глаз, как из прорвавшейся дамбы. И из-за чего? Собственная глупость была виной всему.

Когда Аня приняла самое сложное для себя решение, она не думала, что будет так убийственно тяжело справляться с его последствиями. Что она будет укорять себя снова и снова за то, что вновь причинила ему боль. Что, в конце концов, начнет сомневаться в правильности выбора. Она думала, что сможет забыть все. И его, и все, что было между ними. У нее же это не в первый раз. Она же не глупая, ослепленная любовью девочка, для которой каждое расставание приравнивается к концу света. Сколько раз ее бросали, и сколько раз бросала она? Горечи хватало на пару часов, а потом все же гордость брала свое, и Аня вновь окуналась с головой в жизнь с расправленной спиной и плотно сжатыми губами, глотая все обиды. Сейчас же она не могла забыть. И не хотела. Ждала с нетерпением ночи, когда можно будет заснуть и хотя бы во сне увидеть его таким, каким он больше никогда для нее не будет. И пусть эти сны заканчивались истерикой и мокрой подушкой, они были для Ани возможностью вернуться в тогда.

Почему ей так его не хватало? Она ведь так старалась не подпускать его к себе, долго сопротивлялась, не отвечая взаимностью. Почему сейчас так херово?

Дима с легкостью принял их расставание. По крайней мере, это можно было сказать по его виду. Он вел себя, как прежде. Стал больше общаться с другими девушками. Намного больше. Только вот Ани для него больше не существовало. Он старательно избегал любых контактов с ней. В столовой не появлялся, а если и появлялся, то демонстративно усаживался за стол к Кириллу и его многочисленным подружкам. На уроках Аня сама садилась за первые парты, чтобы не видеть. Его; ту, с кем он сидел; самодовольную ухмылку Морозова, который наверняка уже обо всем знал; сочувствующие взгляды подруг. Почему-то Света с Софи считали, что инициатором расставания был Дима, и винили во всем его. «Неужели он никому ничего не сказал? Не рассказал, какая я сука и последняя тварь?» Аня не понимала. У него был такой шанс доказать всем ее ничтожность, а он просто закрывал глаза на то, что за спиной его считают виновником всего.

— Давай я поговорю с ним, — умоляла Аню Софи после очередной ее истерики.

— Нет, — севшим голосом отрезала девушка, пустым взглядом смотря перед собой.

— Посмотри на себя. От тебя же ничего не осталось. Так нельзя, Аня.

— Со мной все нормально.

— Ты врешь сама себе. Я хочу помочь.

— Нет, — снова противилась Аня, и все возвращалось к началу.

Это был лабиринт. Однажды попав, больше не найдешь выхода, и будешь вечно метаться от одной колючей стены к другой, натыкаясь на шипы, крича от боли и несправедливости, но никто тебя не услышит. Ты один в этом лабиринте страданий, и рано или поздно одиночество тебя погубит, обглодает до костей, как дикий зверь, и выбросит никому не нужный скелет в ближайшую канаву, где ты останешься гнить до тех пор, пока не превратишься в пыль и не испаришься с ветром.

***

— Синицын, Вы не можете решить даже такое простое уравнение. А это, между прочим, программа девятого класса!

Обухова была в своем репертуаре, мучая бедолагу Петю у доски. Парень уже был красный, как помидор, и неловко переминался с ноги на ногу, мусоля в пухлых руках кусочек мела. Из всего класса у него было, наверное, самое тяжелое положение с оценками по математике. Даже Аня на его фоне казалась гением алгебры, что, впрочем, не помешало ей схлопотать пару «двоек» за последние тесты. Но девушке было все равно. Гораздо больше ее волновало то, что у Марго оценки в последнее время заметно улучшились. И Аня знала, кто этому поспособствовал. Брюнетка не видела, однако была уверена, что Дима сидит с Королевой. По крайней мере, смех Марго до нее доносился очень отчетливо. Аня не была мстительной, но сейчас ей захотелось, чтобы Обухова выгнала Александрову из класса. Будет знать.

Аня без удовольствия посмотрела в окно, скорее из-за скуки, нежели ради желания узнать, что творится в мире. На улицу девушка не выходила уже несколько недель, словно боясь, что теплое весеннее солнце прожжет ее кожу насквозь. Хотя это было и не исключено, так как кожа Ани, прежде смуглая, теперь превратилась в белое полотно с синими прожилками вен и проступающими синяками на месте соприкосновения с костями. Девушку спасало, что форменная рубашка имела длинный рукав — не приходилось ловить на себе подозрительные взгляды.

На улице кипела жизнь. Трава почти полностью показалась из-под снега, почки на деревьях набухали, птицы вернулись с юга. Все рождалось заново, и только Аня чувствовала, что готова свалиться замертво прямо тут. Девушка никогда особо не любила весну, а теперь и вовсе терпеть не могла. И кто придумал, что это пора любви?! Нельзя было спокойно пройти по коридору, чтобы не наткнуться на очередную обжимающуюся в углу парочку или услышать нездоровое хихиканье и шуршание, доносившееся из пустых классов. Аню буквально воротило от всего этого, и после учебы брюнетка чуть ли не бегом неслась к себе, прячась под одеялом от порядком поднадоевшей романтики.

Ей осталось продержаться месяц с небольшим. Один гребанный месяц. Потом Аня готова была исчезнуть навсегда.

— Эй, — Софи тихонько толкнула подругу в бок. — О чем думаешь?

— Считаю, сколько дней мне осталось, — фыркнула Аня, зная, что староста воспримет ее слова как шутку. Откуда же ей знать, что в каждой шутке только доля юмора…

— Хватит пессимизма. У меня есть хорошие новости.

— Нам что, отменяют экзамены за примерное поведение? Не знаю, что еще можно назвать хорошей но…

— Игорь возвращается сегодня.

— Не может быть! — Аня заерзала на стуле. — Когда именно?

— После обеда, — Софи улыбнулась. — Я не могу поверить.

— Я очень рада за вас, — брюнетка положила руку на ладонь подруги. — Вы подходите друг другу, как никто другой.

— А я вот могу еще одну пару назвать, — Софи многозначительно подняла бровь.

— Это в прошлом, — буркнула Аня и отвернулась.

— От себя не убежишь, милая. Ты ведь думаешь о нем.

— Каждый день, — со стыдом в глазах созналась девушка. От Софи не было смысла скрывать. Она слишком много понимала.

— В чем проблема? Тебе просто нужно с ним поговорить.

— Нет. Я… не могу.

— Нет такого понятия — «не могу». Есть «не хочу» или «боюсь».

— Софи, тут другое. Я, правда, не могу.

— Тебе решать, — староста пожала плечами. — Но если ты этого не сделаешь, то будешь жалеть всю оставшуюся жизнь. А если попробуешь — у тебя появится выбор. Подумай.