– Мамочка… Приезжай скорее! – При всей своей новоявленной самостоятельности, сейчас Татьяна говорила голосом беззащитной пятилетней девочки.

– Что случилось? Тебя уволили? – Это было единственное, что, по мнению Саши, могло повергнуть дочь в такое отчаяние. Друга у Татьяны в данный момент не было, так что о несчастной любви разговор не шел.

– Папа… – Она опять разрыдалась, а Саша почувствовала, что сердце вот-вот выскочит из груди. Что могло случиться с Артуром?

– Татьяна, говори, что стряслось. Быстро! Ты меня пугаешь.

– Он… Мне позвонили из банка. Несколько минут назад. – В Нью-Йорке было около полудня. Если бы он попал в аварию по дороге в город, позвонили бы еще вчера ночью. Артур всегда имел при себе все телефоны. Как и она.

– С ним все в порядке? – У Саши тисками сжало грудь, а Татьяна продолжала рыдать.

– У него был сердечный приступ… На работе… Они вызвали «Скорую»…

– О боже! – Саша зажмурилась и продолжала слушать. Рука, сжимавшая трубку, дрожала.

– Мамочка… Он умер. – С этими словами жизнь для Саши остановилась. Пол и потолок поменялись местами. Не отдавая себе отчета, она вцепилась одной рукой в трубку, а другой – в старый отцовский стол, словно силясь удержать равновесие. У нее было чувство, что она летит в пропасть.

– Этого не может быть. Это какая-то ошибка, – сказала Саша, как будто могла силой своего слова или воли повернуть все вспять. – Это неправда! – выкрикнула она ожесточенно. Каждую клеточку ее тела словно пронзило током. Она хватала ртом воздух.

– Это правда, – жалобно проговорила дочь. – Мне позвонила миссис Дженкинс. Его увезли в госпиталь, но он уже был мертв. Мамочка… Приезжай домой.

– Да, – сказала Саша, выпрямилась, в сомнении оглядела комнату, словно надеясь, что кто-то сейчас вырастет перед нею и скажет, что все это неправда. Но никто не появился. Она была в кабинете одна. – Ты сейчас где?

– На работе.

– Поезжай домой. Нет, не домой. Поезжай в галерею. Не надо тебе сейчас быть одной. Расскажи там, что стряслось, они поймут. – Татьяна только плакала в ответ. Саша помнила, что в девять часов есть рейс на Нью-Йорк, тогда она будет в Америке в десять по местному. К одиннадцати будет в городе. Она знала, ее верная помощница отвезет Татьяну к своим родителям. – Вот что, Тати, оставайся на месте. Я попрошу Марси за тобой заехать. – Марси работала у Саши со дня открытия галереи. Это была добросердечная женщина сорока с небольшим лет, она никогда не была замужем и не имела детей, а потому Сашиных отпрысков любила как родных. Потом, будто вспомнив что-то в разгар вселенской катастрофы, Саша добавила: – Тати, я тебя люблю. Я прилечу первым же рейсом. – Саша положила трубку. Ее била дрожь. В каком-то секундном помешательстве она набрала номер мужниного мобильного телефона. Ответила его секретарша миссис Дженкинс. Она как раз собиралась звонить Саше, но Татьяна ее опередила. Саша еще надеялась, что к телефону подойдет Артур. Услышав голос секретарши, она поняла: это конец.

– Мне так жаль, миссис Бордман… Так жаль… Все это так внезапно… Он меня даже не позвал. Я с ним за пять минут до того говорила. А потом захожу – бумаги подписать, а он лежит головой на столе. Уже мертвый. Пробовали реанимировать, но все без толку. – Она не стала травмировать Сашу рассказом о тщетных усилиях реаниматологов, жуткая сцена до сих пор стояла у нее перед глазами. Она тоже плакала. – Я сделаю все, что от меня будет зависеть. Надо кому-нибудь позвонить? В клинику? В похоронное бюро? Какой ужас…

– Я прилечу и сама все сделаю, – сказала Саша. Или это сделает Марси. Она не хотела, чтобы посторонние люди занимались похоронами ее мужа. И сама ими заниматься тоже не хотела. А сейчас надо позвонить сыну.

Саша сообщила о случившемся своей французской секретарше Эжени, попросила забронировать ей место в самолете и собрать вещи. Та была потрясена. Даже не поверила сначала, но, увидев, какое у Саши лицо, поняла, что это правда. Саша была белая, как полотно, и вела себя как человек в состоянии глубокого шока. Она принялась набирать номер Ксавье, но руки у нее дрожали и не слушались ее.

После этого Эжени вышла, чтобы через минуту вернуться с чашкой чая, а потом отправилась заниматься авиабилетом. Саша к этому моменту уже в слезах сообщала сыну новость, которая повергла его в не меньший шок. Он предложил прилететь в Париж и вместе лететь дальше, в Америку. Но был риск разминуться, если его рейс вдруг по какой-то причине задержится. Она велела сыну лететь прямым рейсом в Нью-Йорк, чем скорее, тем лучше. Отцу этим, конечно, уже не поможешь, но ей и Татьяне будет легче с ним рядом. Ксавье согласился с матерью и, потрясенный, положил трубку.

Эжени упаковала вещи и отменила все планы на последующие дни. Поездка в Брюссель была отложена. У Саши в одночасье рухнула вся жизнь. В голове у нее был сумбур, да она и не пыталась сейчас ни о чем думать. Секретарша и управляющий галереи довезли ее до аэропорта и, хлопоча над ней, как заботливые родители, посадили в самолет. Когда она вошла в салон, они потихоньку объяснили старшей стюардессе, что у нее стряслось. Оба тревожились, как Саша выдержит перелет. Бернар предлагал лететь вместе с ней, но Саша мужественно отказалась и сразу об этом пожалела, едва лайнер оторвался от земли. Ее охватила такая паника, что она стала опасаться, как бы у нее самой не случился сердечный приступ. Видя, как Саша побледнела и покрылась испариной, стюардессы посовещались и укутали ее пледом, а пассажира с соседнего кресла попросили пересесть. Старший бортпроводник какое-то время посидел рядом с ней. На вопрос о транквилизаторах Саша ответила, что не только не возит их с собой, но и вообще никогда не пьет. Но раньше она и мужа не лишалась в один миг. Когда умер отец, все было по-другому, она страдала, но совсем не так. Ведь Симону было восемьдесят девять, и он много раз предупреждал ее, что когда-то это произойдет, так что внутренне она была к этому готова. До какой-то степени. Теперь было совсем другое дело. Артур. Только вчера он сказал ей, как сильно ее любит. Только вчера она оставила его спящим в их доме, и все казалось таким незыблемым. И вот теперь его нет. Это было невозможно осмыслить. Это происходило не с ними. Но Саша понимала, что это уже случилось. Такое чувство полной потерянности и испуга она испытала лишь однажды, когда в возрасте девяти лет лишилась матери. Сейчас она снова чувствовала себя маленькой девочкой. Сиротой. Всю дорогу до Нью-Йорка она проплакала. Ее встречала Марси – ей позвонил из Парижа Бернар и сообщил номер рейса. Едва Саша прошла таможню, как увидела ее лицо. Татьяну та оставила у себя дома с кем-то из подруг.

Марси не спрашивала, как Саша себя чувствует. В этом не было нужды. Саша едва могла говорить. Марси знала ее как в высшей степени энергичную женщину, но сейчас Саша была абсолютно беспомощна. Верная секретарша обняла ее, прижала к себе и повела на улицу. Саша плакала, не стыдясь посторонних. Они сели в машину, и шофер погнал в город. Саша не могла говорить, но на полпути ее словно прорвало, она принялась задавать вопросы, которые сейчас не имели никакого значения. Артура не вернуть. Он ушел. Без предупреждения. Без звука. Не попрощавшись ни с женой, ни с детьми. Его больше нет.

Через полчаса она уже обнимала дочь. Смотреть на эту сцену без слез было невозможно. Марси тихонько плакала. Не зная, чем помочь, она наделала бутербродов, но никто к ним даже не притронулся. Разлила по чашкам и стаканам воду и кофе – но никто не пил. Она попыталась предложить Саше вина, но та отказалась. А в два часа ночи прибыл из Лондона Ксавье. Из аэропорта его привез приятель, тоже молодой художник. Этот парень остался стоять в дверях, когда Ксавье вошел в дом и кинулся к матери. Он обнял мать и сестру, и они втроем зарыдали. У Марси разрывалось сердце. Всю ночь они проговорили. Приготовленную Марси еду ел только друг Ксавье.

А утром Саша поехала в клинику – она хотела побыть с мужем наедине. До этой минуты Саша не могла себе представить Артура мертвым, не могла поверить, что его больше нет. Она была похожа на привидение. Но она не плакала. Она была в глубоком шоке. Саша простилась с любимым человеком, сказала ему все слова любви и скорби. И ей казалось, что Артур слышит ее. Потом надо было ехать в похоронное бюро, чтобы сделать необходимые распоряжения. Потом к ним домой приехал священник. И все это время рядом с Сашей была верная Марси. Ксавье поехал к сестре. Когда священник ушел, Саша, обессиленная и опустошенная, повернулась к Марси.

– Поверить не могу, что все это происходит наяву. Все жду, что мне скажут, что это страшный сон. Но это правда, да, Марси?

Та утвердительно кивнула.

Кое-как этот день они пережили. Саша делала все необходимое как зомби, но находила в себе силы, чтобы утешить детей. Вечером они сели поужинать. Татьяна легла спать в своей старой спальне, а Ксавье ушел с друзьями. Саша одна сидела в гостиной и смотрела в пустоту. Она не могла заставить себя встать и пойти в спальню, ей нужен был муж и больше никто. Когда в изнеможении она все же прилегла, уснуть все равно не удалось, она зарылась лицом в пахнущую его туалетной водой подушку и заплакала. Верная Марси так и не ушла к себе, она легла рядом – на диване. Вечером Саша несколько часов провела на телефоне, обзванивая друзей семьи и сообщая о предстоящих похоронах. Позвонила и в Париж. Многие сотрудники галереи собирались приехать на похороны.

Марси заказала цветы, Саша выбрала музыку. В течение всего дня заезжали друзья и предлагали помощь. Из близких друзей и сослуживцев Артура выбрали тех, кто понесет гроб. Еще Саше надо было подобрать траурный костюм. Когда она это делала, ей все время казалось, что сейчас она упадет в обморок. Словно в забытьи одевалась она на церемонию. Все остальное она вспоминала как в тумане.

После похорон все собрались у Саши в доме. Саша что-то говорила друзьям, отдавала какие-то распоряжения, но в ее сознании не запечатлелось ничего, кроме нереальности происходящего и глухой тоски. Она все еще пребывала в шоке. И дети тоже. Они цеплялись друг за друга, как люди, оказавшиеся за бортом тонущего корабля. И у Саши было такое же ощущение. Но самое тяжкое ждало их на следующий день. Надо было жить дальше, только уже без Артура. Изо дня в день испытывать эту муку. Выдержать это было невозможно. Это было все равно что лечь на операционный стол без наркоза. Саша не могла себе представить, как будет каждое утро просыпаться и не видеть рядом любимого лица. И так – до конца дней. Все самое дорогое и чудесное рассыпалось, вмиг превратившись в прах. Жизнь без Артура не имела смысла, просыпаться по утрам стало невыносимо тяжело, у Саши не было сил снова включаться в жизнь, ждать абсолютно нечего, не для чего жить, разве что для детей.

Через две недели Ксавье вернулся в Лондон. Он часто звонил. Татьяна вышла на работу еще раньше. Саша звонила ей ежедневно, но дочь каждый раз разражалась слезами. Если не считать деликатного сочувствия подчиненных и преданности Марси, единственным утешением для Саши служили разговоры с теми из ее подруг, кто пережил подобное горе. Она общалась с ними сначала через силу, эти беседы повергали ее в депрессию, но по крайней мере она видела, что каждая из них так или иначе приспособилась к новой жизни. Правда, в этой жизни их не ждало счастье и радость.

Алана Аппельбаум, чей муж дружил с Артуром и чей день рождения Саша пропустила из-за похорон, сразу сказала, что первый год будет особенно мучительным. Да и потом в любой момент может накрыть нежданная тоска. Но когда минул год со смерти мужа, Алана буквально заставила себя снова вести светский образ жизни. Она не избегала новых знакомств с мужчинами, правда, ни одного достойного человека она пока не встретила, но она хотя бы не сидела дома одна и не оплакивала свою загубленную жизнь. По теории Аланы, даже самый захудалый поклонник лучше одиночества.

Сашина французская подруга, потерявшая мужа три года назад в результате несчастного случая на горнолыжном курорте, смотрела на проблему иначе. Она считала, что лучше быть одной, чем с каким-то недоумком. Ей было сорок пять, овдовела она в сорок два и была убеждена, что приличного спутника жизни уже не найти – они все «разобраны». А те, что есть, – либо глупы, либо непорядочны. Она не уставала повторять, что жить одной лучше. Но Саша отлично знала, что в последние годы подруга много пьет. И часто, звоня Саше, чтобы ее утешить – и при этом всегда забывая про разницу во времени, – она оказывалась пьяна. Не так-то, выходит, ей и хорошо одной.

После этих звонков Саша говорила Марси:

– Может быть, спиться – лучший выход?

Слушать подруг было невыносимо. А разведенных – и того хуже. Тем не нужно было жить с нестерпимым горем, можно было спрятаться за свою ненависть к бывшему мужу, особенно если тот ушел к молодой. Саша слушала, и ей делалось страшно. В результате она стала сторониться своих приятельниц, замкнулась и попыталась забыться в работе. Порой это помогало. Но в большинстве случаев – нет.