Он положил свою ладонь на руку девушки и мягко произнес:

— Но ты скоро будешь видеть, дорогая, — и объяснил остальным: — Софи смотрел знаменитый офтальмолог. Он считает, что может сотворить… чудо.

Софи поежилась.

— Нет, не чудо, Макс, — поправила она его, — а лишь долгую и сложную операцию, но я — большая трусиха. — Она смущенно улыбнулась. — Я очень боюсь.

— Ты не трусиха, Софи, ты самая храбрая девушка из всех, кого я знаю, — заверил ее Макс. — Не забывай, что эта операция значит для тебя.

— Мне кажется, она гораздо больше значит для тебя, — тихо сказала Софи. — Ты же знаешь, что я согласилась на нее только ради тебя. — Она высвободила свою руку и повернулась в ту сторону, где, как она чувствовала, сидели другие двое.

— Жаль, что Макс заговорил об этом, когда мы так хорошо проводили время, — пожаловалась она. — Но он хотел, чтобы вы знали, что меня не нужно жалеть; мне повезло во многих отношениях. — На ее лице появилась блаженная улыбка. — Поговорим о чем-нибудь другом?

Эми тут же нашла подходящую тему для разговора, и Софи быстро подхватила ее. Ее жизнерадостность была просто поразительной, и она так ловко управлялась с чашкой и ложечкой, что никто бы и не заподозрил ее в физическом недостатке.

Ивлин с восхищением смотрела на девушку; в ее мыслях царил хаос. Как много объяснило ей состояние Софи. Неудивительно, что Макс хотел защищать и оберегать ее; она будила в нем самые лучшие и благородные чувства. Теперь стало ясно, почему Софи отклоняла помолвку: она хотела быть уверена в успехе операции прежде, чем согласится выйти за него замуж.

Софи, оказывается, вовсе не была изнеженной куклой; она обладала мужеством и стойкостью. Она, видимо, очень любила Макса, но не хотела быть для него обузой и поэтому согласилась на операцию, которой боялась, только чтобы стать его женой.

Софи никогда не страдала оттого, что из-за своей слепоты не могла делать очень многих вещей; она была счастлива в пределах своих возможностей и умела по-настоящему радоваться жизни. Ивлин была совершенно уверена: что бы ни случилось, Макс никогда не оставит Софи.

Познакомившись с этой девушкой, Ивлин начала понимать, почему Макс так критически относился к ней самой. Она осторожно посмотрела на свою левую руку и про себя посмеялась над собой. Она утешала себя тем, что Максу известна только одна часть ее истории. Хотя он и доказал ей, что ее безутешное горе уже стало лицемерием, он не мог знать, что она, ко всему прочему, лишилась блестящего будущего. Ивлин уже начала мечтать о том, что она еще расскажет Максу, кем она была, и заслужит его похвалу за стойкость, ведь несмотря на то что он насмехался над ее верностью недостойному мужчине, он должен понять ее разбитые мечты.

Но теперь она ничего не скажет Максу потому, что ее потеря по сравнению с трагедией Софи казалась ничтожной.

Но у Софи был Макс. Он окружал ее заботой, предупреждал малейшее ее желание. Наблюдая за ними, Ивлин вдруг поняла, что готова отдать все что угодно, даже свое зрение, лишь бы оказаться на месте Софи. Определение любви, которое дал Макс, не впечатляло Ивлин, пока она своими глазами не увидела как это может быть на самом деле. Как было бы прекрасно опираться на его сильную руку и находить утешение в его объятиях, ощущая его нежность.

У Ивлин стало тяжело на сердце. Как многого она была лишена, пока жила в выдуманном ею самой мире, мечтая о бессмертной любви, которая на самом деле оказалась лишь мифом, ведь Гарри бессовестно обманывал ее. Но и Макс тоже в какой-то мере обманул ее, потому что пробудив в ней интерес к жизни, не дал ей любви, ради которой и стоило жить.

Он не принес ей радости, разрушив стену, которой она отгородилась от суровой действительности. Пытаясь вдохнуть жизнь в ее окаменевшее сердце, Макс невольно пробудил в Ивлин интерес к самому себе. Еще не влюбившись в него по-настоящему, она уже была на пороге нового чувства, но Макс познакомил ее с Софи, чтобы дать понять, что он не свободен, и не успев расцвести, новая любовь Ивлин уже была обречена.

Девушка чувствовала себя как улитка, лишившаяся своего домика и вынужденная искать себе новое пристанище. Потерявшая Гарри и оставшаяся без своей любимой музыки, она потянулась к Максу — и наткнулась на Софи.

Ивлин не могла бы назвать Макса добрым и участливым по отношению к ней, но если бы она решилась обвинить его в том, что он несерьезно отнесся к ее чувствам, он бы, без сомнения, ответил, что его вмешательство пошло ей на пользу.

— Ты что-то слишком молчалива, Иви, — сказала Эми. — Может быть, наша вчерашняя поездка в Инсбрук утомила тебя?

— О, вы были в Инсбруке? — воскликнула Софи. — Жаль, что я не знала об этом. Макс, почему ты не привез их к нам?

— Потому что я все это время провел с тобой, — ответил Микс.

— Это был такой чудесный день, — мечтательно произнесла Софи, и ее голубые глаза потеплели. — Но вы обязательно должны посетить нас. Приедешь, Ева? — Она назвала Ивлин на немецкий манер к протянула руку. Не зная, чего от нее требуется, Ивлин коснулась руки девушки. — Макс говорит, что ты красивая. Мне так хотелось бы увидеть тебя.

— Макс мне льстит, — сказала ей Ивлин. — Когда-то я на самом деле вполне сносно выглядела, но теперь больше похожу на скелет. — Она бросила на Макса колючий взгляд.

Он искоса взглянул на ее черную рубашку.

— Ты даже не пытаешься измениться, — сухо заметил он.

Взгляд Макса был жестким; он, казалось, очень недоволен Ивлин. Очевидно, он решил, что ее мрачная одежда свидетельствует о том, что она вновь решила погрузиться в пучину печали. Но она уже не могла вернуться к прошлому, даже если бы захотела. Ивлин вышла из тьмы затворничества и больше не собиралась туда возвращаться.

Софи настойчиво приглашала Ивлин и Эми приехать в дом ее родителей с визитом.

— Я хочу, чтобы друзья Макса стали и моими друзьями, — с улыбкой сказала она.

Уже приготовившись сказать, что она вовсе не друг Макса, Ивлин вдруг замолчала, не зная, как иначе объяснить свои с ним отношения, если таковые вообще существуют. Эми предостерегающе взглянула на племянницу и поблагодарив Софи за приглашение, сказала, что они с радостью приедут, если Софи назначит им день и час. Девушка была в восторге и настояла, чтобы гостей привез Макс.

— Вы должны приехать в ближайшее время, — объяснила она, — потому что Макс скоро возвращается в Вену.

Эта новость удивила Ивлин. Ее пребывание в Зеефельде могло продлиться неопределенно долго, и она не предполагала, что Макс захочет так скоро уехать. Известие о его предстоящем отъезде вызвало у нее острое чувство потери. Никакая это не потеря, убеждала себя Ивлин; присутствие Макса только смущает ее, и чем скорее он уедет, тем будет лучше для всех.

Ивлин никак не могла придумать предлога, чтобы не ехать с визитом к Хартманнам, а Эми и Софи тем временем уже обо всем договорились. Ивлин же свыкалась с мыслью о том, что всего через несколько дней она уже больше не увидит Макса.

Макс подвез их до пансиона. Попрощавшись с Софи и сдержанно поблагодарив Макса, Ивлин вслед за своей тетей направилась к дверям. К ее изумлению, почти на пороге Макс их догнал.

Он обратился к Эми.

— Софи хочет вам что-то сказать, миссис Бенкс.

Эми удивилась, но тут же вернулась к машине. Ивлин сделала шаг к лестнице — она не хотела оставаться с Максом наедине, — но скрыться ей не удалось. Весьма бесцеремонно Макс подтолкнул девушку к дверям гостиной, в которой в это время никого не было.

— А я хочу кое-что сказать тебе, Иви. — Его лицо выглядело мрачным.

Девушка удивленно подняла брови.

— В самом деле?

Он недовольно посмотрел на ее черную рубашку.

— Почему ты носишь такую ужасную одежду? — спросил он.

— Право же, Макс, если дело только в этом… — начала Ивлин.

— Нет, не только. Будет лучше, если ты сядешь.

— Звучит угрожающе, — как можно беспечнее сказала она и села в глубокое кресло, скрестив ноги. Макс начал ходить взад и вперед по комнате.

— Этот молодой человек, с которым ты была сегодня утром, ты давно его знаешь? — неожиданно спросил он не поворачивая головы.

— Дорогой Макс, какое отношение это имеет к тебе?

— Не увиливай от ответа, — сердито бросил он.

Неожиданно Ивлин пришла в голову бредовая идея, что Макс просто ревнует ее к Джейку. Эта мысль сначала окрылила Ивлин, но потом она быстро поняла ее абсурдность. Почему Макс должен ревновать, если у него есть Софи, которая в данный момент ждет его в машине?

— Мы познакомились недавно, — ответила Ивлин. — Джейк Армстронг — вполне приличный молодой человек, который живет в нашем пансионе. Он пригласил меня купаться. Еще есть вопросы?

— И это все?

— Все. Ах, да… еще он сказал, что моя кожа напоминает лепестки магнолии, которую его отец выращивает в своем саду.

— Но это же неслыханная дерзость!

— Вовсе нет. Я нахожу его слова забавными, тем более, что ему, кажется, не часто случалось подниматься до таких высот фантазии. Наверное, на него подействовала романтическая обстановка.

Макс заметно успокоился.

— Будем надеяться, что у него не возникнут более смелые фантазии, — заметил он. — Однако я не думал, что ты поощряешь мужчин, старающихся подцепить хорошенькую девушку.

Столь просторечное выражение в устах Макса, чей английский до сих пор был безупречно правильным, прозвучало несколько странно. Ивлин насмешливо посмотрела на него.

— Если я правильно помню, я тоже тебя подцепила, — хмыкнув сказала она, — или это ты меня подцепил, как тебе больше нравится.

— Тогда были особые обстоятельства, — заметил он, пристально глядя на девушку. — Ты нуждалась во мне, не так ли?

— Ты так думаешь? — Если бы Макс в тот день не спускался по горной тропинке, она по-прежнему пребывала бы в печали или со временем ей все же удалось бы вернуться к жизни и без его помощи? Решилась ли бы Эми рассказать Гарри, если бы ее не подтолкнуло к этому присутствие Макса?

— Может быть, я, конечно, заблуждаюсь, — согласился Макс. — А где ты подцепила этого молодого пловца?

— Нигде. Я же сказала, что он живет в пансионе. Разве ты не этого хотел? Чтобы я вернулась к нормальной жизни? А нормальная жизнь означает нормальные отношения с молодыми людьми. Я очень давно не плавала, а я всегда любила это делать.

На лице Макса появилось вполне удовлетворенное выражение, что убило в Ивлин всякую надежду на то, что он действительно мог ревновать ее.

— Возможно, у тебя найдутся еще какие-нибудь любимые занятия, которые ты была бы не прочь возобновить, — предположил Макс.

— Я пока не думала об этом. Мое… возвращение к жизни было таким внезапным.

Макс отвернулся к окну и замолчал. Через некоторое время он осторожно произнес:

— Твоя тетя упомянула как-то, что ты любила музыку… — Ивлин вздрогнула. Когда Эми успела сказать ему об этом? — Завтра я еду в Мюнхен на концерт Ганса Шрайберга. О нем говорят как о талантливом пианисте, и я хочу его послушать. Как я понял, в его программе есть несколько произведений Листа. Не хочешь ли ты поехать со мной?

Если он таким образом хотел вернуть ее к действительности, то его методы оказались чересчур радикальны.

Ивлин смотрела на стоявшего у окна Макса и не видела его; она как будто окаменела. Концерт… пианист… Лист — все эти слова были для нее табу. Именно Листа она играла на своем последнем концерте — три из его «Венгерских рапсодий» и «Пляску смерти». Перед ней вдруг возник концертный рояль, глаза ослепил свет рампы, а в ушах зазвучал гром аплодисментов, который превратился в шум водопада… и она упала в обморок.

— Иви!

Откуда-то издалека до нее донесся голос Макса, и она почувствовала, как его рука приподнимает ее голову, и ощутила край стакана у своих губ.

— Выпей это.

Девушка послушно сделала глоток, и постепенно туман перед ее глазами рассеялся, шум в ушах исчез и головокружение прошло.

— Теперь лучше?

Она заметила, что Макс стоит перед ней на коленях и растирает ей руки. У него был очень расстроенный вид.

— О да, — смущенно улыбнувшись, сказала она. — Я, кажется, упала в обморок, но по крайней мере я выбрала для этого подходящее место.

Макс встал и, взяв стакан, вернул его на стойку бара.

— Я опять совершил ошибку, — пробормотал он и громче добавил: — Прости меня.

— Это ты должен простить меня за мое глупое поведение. Не понимаю, как это произошло, — быстро сказала Ивлин. Она неуверенно посмотрела на Макса, стоявшего у бара в пол-оборота к ней. — Ты… ты, кажется, пригласил меня на концерт?

— Забудь об этом.

— О, прошу тебя, мне так хочется пойти!