– Дежа вю, – с долей сарказма сказал Джулиан.

Толпа доброжелателей обступила Анушку со всех сторон. Когда я подошла поцеловать ее на прощание, она с жаром шепнула мне:

– Наверное, я допустила ошибку.

– Какую? Что напялила этот наряд? Из-под ее прозрачного кружевного платья проглядывали изящные панталончики.

– Да нет. Я о своем муже.

– Анушка, это же свадебный прием. Не надо ничего портить, ну, по крайней мере, пока вы не доберетесь до своего медово-месячного логова.

Прежде чем она успела подробно изложить все свои опасения, ее быстро увели в замужнюю жизнь. Пока я искала Кейт, чтобы выплатить ей те двадцать фунтов, на которые мы поспорили, мой взгляд в последний раз остановился на Закери. Он посмотрел мне в глаза на одну долю секунды дольше, чем требовалось… и этого было достаточно, чтобы коленки мои задрожали. А потом он исчез в ночи.

– Вот это рекорд! – объявила Кейт. – Всего за полсекунды ты раздела глазами этого подростка.

Я попыталась вытащить ее на танцпол, чтобы немного потрясти задницами под «Oh-Oh-Oh-Oh-Stayin' Alive». Даже пляски под второсортные кавер-версии были лучше, чем долгая дорога домой с Джулианом. Но этого преждевременного социального эякулятора невозможно было удержать.

* * *

– И с каким подростком ты там флиртовала, как я расслышал со слов Кейт? – начал он, как только машина, заскрипев по гравию, выехала на дорогу.

– Хм… а когда это она сказала? – Я скинула туфли и оперлась ступнями о приборную панель. – Ты же знаешь, я все время флиртую с кем попало, но расслабься, я всего лишь прицениваюсь.

Я поразилась тому, насколько легко мне лгать. Теперь понятно, почему мужчины так часто это делают. Сердце выплясывало неуклюжий фокстрот у меня в животе, но внешне я была невозмутима, и голос был ровным.

Я порылась в бардачке и вставила компакт-диск в проигрыватель. Из колонок донеслись звуки «Пинк Флойд». Я застонала, резко нажала на кнопку «стоп» и продолжила копаться в бардачке.

– «Роллинг стоунз», «Юритмикс»… Боже мой, Джулз, неужели у нас нет ничего, что было создано в этом веке? Словно нам давно уже за тридцать.

– Но, Бекки, именно так оно и есть. Дождь барабанил в окна.

Вопрос не в том, сколько тебе лет, а на сколько лет ты себя ведешь. А ты себя ведешь так, словно уже страдаешь старческими заболеваниями.

– Неправда.

Дворники вяло и раздражительно елозили по лобовому стеклу.

– Ты сортируешь свои носки субботними вечерами.

– Ну и что? Ты так об этом говоришь, словно я какое-то чудовище.

– Ты всегда так рано удираешь домой с вечеринок.

– Мне не нравятся эти убогие рэп-танцы, более того, они мне противны, понимаешь?

– Говори за себя. Лично я еще не готова вести жизнь дебильного заводного цыпленка.

– Что? Ты правда хочешь снова быть молодой?.. И развешивать ошметки индийских ковриков на стенах? Носить футболки с надписями, которые заявляют о твоих философских воззрениях? Фу! Петтинг на заднем сиденье машины давно потерял для меня всю привлекательность, Бек.

– Петтинг? Что я слышу?! Петтинг?! Понимаешь, что я имею в виду? Да ты совсем старикашка!

– Если быть старикашкой значит не считать автостоп видом транспорта, то так оно и есть. Я люблю кока-колу, а не кокаин. Я больше не просыпаюсь в шесть утра в рождественское утро. Мне не стыдно появиться со своими родителями в общественном месте. Я чувствую себя надежно, если вижу поблизости полицейского. Да и ты тоже, Бекки, уже достаточно выросла, чтобы вычеркнуть хождение моделью по подиуму из списка карьерных амбиций.

– Откуда ты знаешь про…

– И в конце концов, – он сделал музыку погромче, – мы и так весело проводим время.

– Весело! Ну, хорошо, давай-ка разберемся. Что такого веселого делали мы в прошлые выходные? Устроили оргию со взбитыми сливками, наверное? Нет. Ты переставил с места на место приправы в серванте. Меня приглашают на вечеринки, и я каждый раз тащусь на них в одиночестве, и так все время!.. Да уж, у нас такие развратные развлечения, сам маркиз де Сад, наверное, уже иззавидовался!

Я грубо вынула диск Костелло, резко нажав на кнопку наманикюренным ногтем.

– А помнишь, тогда, в девяносто шестом, я проехал на красный свет? – добродушно пошутил Джулиан. – А еще не задекларировал покупку на пятьсот фунтов на таможне в Хитроу. Помнишь?

– А когда-то я была совсем сумасшедшей! Когда-то я была интересной! Я потеряла себя. Ты украл меня у самой себя!

– Тогда давай отправимся в полицейский участок на опознание, и тебе выдадут новый паспорт, – кисло отозвался он.

– Просто ты стал таким занудой!

– Я не зануда.

– Ты сортируешь мои туфли по высоте каблука. Ты рассуждаешь о сочетаемости продуктов еще до того, как мы сели завтракать. Ты читаешь мне нотации по поводу того, какой тряпкой можно вытирать пол, а какой нельзя… Ты не успокоишься, пока не узнаешь, сколько фтора содержит твоя зубная паста. Ты боишься случайно подцепить лишай, воспользовавшись чьей-то расческой, и еще заразиться этим, как его, стафи… стафи…

– Стафилококком.

– …через телефонный автомат. Ты протираешь банкомат антибактериальной салфеткой, господи прости! И вообще ты ипохондрик! Это правда! Ты не допускаешь мысли, что можешь быть здоров.

– Я не ипохондрик!

– Тогда ипохондрия – единственная болезнь, которой у тебя нет!

– Ты правда думаешь, что я ипохондрик?

– О боже, теперь у тебя будет ипохондрия от того, что ты ипохондрик. Джулиан, твои болячки меня убивают. Одна ничтожная головная боль, и тебе кажется, что у тебя опухоль мозга. Чаще хочется в туалет, и ты уже в полной уверенности, что у тебя рак предстательной железы…

– По крайней мере, я не психологический ипохондрик. Ты же целыми днями проверяешь свою эмоциональную температуру. Счастлива ли я? Могла бы я быть счастливее? Действительно ли он мне подходит?

– Да? Так вот пришло время измерить температуру наших с тобой отношений. Ректальным термометром.

Я почувствовала, что больно уколола его: машина резко дернулась. Я решила притормозить со своими нападками.

– Все, что тебе нужно, – это чуть больше физической нагрузки. Посмотри на себя. – Я нежно похлопала его по животику, который напрягся под ремнем. – Ты становишься толстячком, дорогой. Ты, наверное, не видел своих яичек уже месяцев шесть.

– Яичек! Да уж! Да у меня их уже нет! Ты забрала их у меня в день свадьбы. Напряги-ка память, или тебе помочь?

– Да уж, тебе самому неплохо бы поднапрячься. Когда мы познакомились, у тебя была стальная попа. В последнее время твои ягодицы по консистенции напоминают лазанью. Овощную лазанью. Со слишком большим количеством молока.

– Я не знаю, успела ли ты заметить, Ребекка, но я адвокат. Единственное, в чем я упражняюсь, так это в умении быть внимательным и осторожным. Именно поэтому я ждал, пока мне исполнится сорок, чтобы выбрать ту самую женщину, на которой я хотел бы жениться. Но так как ты воздержалась…

– Вот я об этом и говорю. Неужели обязательно выражаться так высокопарно? Почему просто не сказать «отказала»? Ну почему ты не говоришь нормально, а?

Противотуманные фары окрасил нас с Джулианом в оранжевый цвет.

– Почему тебе всегда необходимо демонстрировать свое всезнайство?

– Так вот что выводит тебя из себя? Что у меня есть мозги? – спросил он скептически.

Я ощупала низ сиденья в поисках запрятанной пачки сигарет.

– Ты так долго просиживал задницу в своем чертовом Оксфорде, что совсем замшел, – вот что меня выводит из себя! Только работа, и никаких развлечений – вот такой Джулиан скучный мальчик.

– Но если бы я только развлекался и не работал, я бы расследовал дела по нелегальной парковке в каком-нибудь затхлом городишке. А я тружусь в поте лица, чтобы мы могли наслаждаться жизнью.

– Н-да! Для этого ты и работаешь бесплатно ночи напролет. Да ты же месяцами не берешь с клиентов ни гроша. И сексом занимаешься в носках, потому что слишком устаешь, чтобы их снять…

Включив свет, чтобы порыться в сумочке, я подумала о прекрасной даме Джулиана – его работе. В какой-то степени я бы даже предпочла, чтобы у него была другая женщина. Тогда я могла бы просто облить его «сааб» соляной кислотой, искупаться в его коллекционных винах и сочинить эксцентричный опус об отвергнутой женщине. Но что сказать в адрес человека, который всю свою любовь отдал книженциям по юриспруденции? Я действительно ревновала его к повесткам в суд, правда-правда.

– Но как же все те прекрасные летние отпуска, что мы провели вместе? – возразил он, когда нас выбросило на автостраду. – Послушай, выключи этот дурацкий свет!

– Да уж, в этих занюханных столицах… Мне надоело, что ты несешь на своих плечах бремя всего мира, Джулиан. – Я выключила свет и достала прикуриватель. – Найми себе носильщика!

– Тебе уже тридцать два года, Бекки! Джулиан выхватил у меня изо рта сигарету и погасил ее.

– Достаточно уже повеселилась. Пора бы уж успокоиться и завести семью.

– Ха, – сердито воскликнула я. – Так, значит, тебе снова придется заниматься со мной сексом, чтобы у нас были дети…

Я стала грызть ногти.

– Последний раз мы вступали в физический контакт, когда у меня в горле застряла рыбная косточка в кафе «Ривер» и ты пытался вытащить ее руками. Ты уже несколько месяцев не вылизывал меня.

– Прошу тебя, Ребекка! – Шины «сааба» раздраженно чавкали по придорожным лужам. – Тебе обязательно выражаться так грубо? Ты ведь никогда даже не просила об этом…

– А как бы ты хотел? Чтобы я прислала тебе письменное приглашение? Господи!

– Ну хорошо, раз уж мы об этом заговорили, что тебя еще беспокоит в плане секса? Почему бы нам не составить список?

– Давай.

– Я пошутил.

– Ты мог бы быть чуть более спонтанным в сексе. Ты относишься к сексу, как к очистке водостока от опавших листьев, а эту обязанность ты исправно исполняешь раз в неделю со всей ответственностью.

– Но я ведь… Помнишь, как мы тогда занимались любовью в доме Вивиан и Саймона? Когда вышли покормить кошку?

– Джулиан. Да ты всегда успеваешь сначала аккуратно повесить одежду. И еще ты мало разговариваешь в постели.

– Я адвокат. Если я говорю что-то, то беру за это деньги.

– Вот как? Почему тебе все нужно увязывать с работой? Скоро мне придется в суде отстаивать свое право на любовную прелюдию…

– Хорошая мысль. Если тебя не затруднит, напиши свои сексуальные требования на желтом бланке, и твои пожелания будут рассмотрены в судебном порядке.

Секунду мы наблюдали, как «дворники» отплясывают ча-ча-ча на лобовом стекле, а потом разразились хохотом. Джулиан смеялся так заливисто, что должен был съехать с шоссе. Когда мы успокоились, он положил свою теплую суховатую руку поверх моей.

– Я так сильно люблю тебя, Бекки. Мне нравятся твое нахальство, твоя дерзость. Твое остроумие… Не говоря уже о лучших во всем Лондоне ножках.

Естественно, чувство вины накатило на меня гигантской волной. Я схватила его руку:

– Прости меня, Джулз. Я отвратительный мерзкий паразит. Я так низко пала, что, боюсь, прилипла к чьей-то подошве. Не могу поверить, что ты все еще любишь меня после всего, что я…

– Ради тебя я готов на все, Бек, ты же знаешь… Ну… почти на все, кроме операции по смене пола.

Я стиснула его руку.

– Давай уедем. В эти выходные. И просто будем трахаться дни напролет. Как раньше. А в перерывах можно все обговорить.

Джулиан поморщился.

– Я не могу. У меня обед с клиентом. В субботу вечером. Кстати, я надеялся, что ты ко мне присоединишься…

Я громко застонала.

– О нет, только не это… что за женушкины обязанности.

– Пожалуйста, Бекки.

Он наклонился. Поцелуй, которым он меня одарил, был страстным и сочным.

– Вот, – сказал он, всплыв на поверхность за глотком воздуха. – Так умеет твой вибратор? А как насчет «тяжелого петтинга»? – предложил он издевательским тоном.

– Мне кажется, что я наконец-то разрешила одну из величайших жизненных тайн – почему мужчины любят заниматься сексом в машине, – сказала я, стягивая с себя одежду. – Потому что зеркало заднего вида увеличивает предметы, правда ведь?

Джулиан засмеялся, расстегивая ремень. Я вздохнула: мужчине – грозе всех женщин незачем было заниматься любовью в машине.

Когда через несколько секунд в машине зазвонил телефон, мы оба подпрыгнули. Голос моей мамы по громкой связи атаковал барабанные перепонки. Я не стала бы отвечать, но, учитывая, что это был первый разговор после моего невыхода замуж, все-таки сделала это.

– Ну что, Анушка подцепила себе мужичка, правда? Почему же у меня не может быть такой дочки, как она? Вместо тридцатидвухлетней старой девы?

– Ох, мама. Ну почему тридцать два кажется всем таким серьезным возрастом? Почему нельзя перевести его в более легкую весовую категорию?

– Ты там не подцепила кого еще, ну-ка?