Кэти Летт - Алтарь эго

– Нет, – промямлил Джулиан, его бормотание плавно перешло в долгий роскошный стон.

Мысль о том, что Кейт может быть эротичной в постели, наполнила меня удивлением и отчаянием одновременно. Как Джулиана могла возбуждать Кейт? Этого я не могла объяснить. Я заткнула уши, но их вопли тянули на десять баллов по шкале Рихтера. Господи! Им обязательно так громко вопить, занимаясь сексом? А со мной он так же громко трахался?

Этого унижения было недостаточно – мне пришлось выслушивать прелюдию к следующему акту.

– Сладкие мои губки.

Сладкие губки? Боже, кажется, меня сейчас вырвет.

– Это было прекрасно, – промурлыкал Джулиан.

– В смысле, ты был прекрасен. Да уж, точно пора блевать.

– Правда? А Бекки жаловалась, что я слишком пассивен в постели, и говорила: «Там наверху так одиноко».

И это мой собственный муж! Я едва сдерживалась – так хотелось вскрикнуть и вмешаться в их беседу.

– Д-а-а. Ей трудно угодить. Она всегда жаловалась. Ныла по поводу тебя, свадьбы, брака, говорила, что не хочет детей…

…и еще о том, какой подлой сучкой оказалась моя подруга!

– Мне с тобой так комфортно, Кейт. Я подумал: может, нам поехать вместе куда-нибудь в отпуск? Куда-нибудь, где романтично. На Сейшельские острова, Маврикий…

Сейшельские острова, Маврикий?!. Никаких смертных казней и приговоров! Никаких стихийных бедствий! Никаких мух цеце!

– Кейт, я работал как проклятый всю свою жизнь, и ради чего? Я уже сделал все, что хотел, и могу наслаждаться жизнью. Я нес на плечах ответственность за весь мир, а теперь пришло время нанять носильщика.

Носильщика? Где-то я уже это слышала.

– А когда мы вернемся, я подумал… Почему бы тебе не переехать ко мне?

Переехать? Я знала, что так и будет. О господи. Они собираются съехаться. Ребра впивались мне в легкие.

– Переехать?.. Ой, я даже не думала об этом. Да уж, конечно. Это случайно ты оставила на кухне свою кофеварку. Почему же тогда твои трусы красуются в шкафчике? И почему миска с едой для твоей сраной кошки украшает спальню? Почему ты стараешься казаться милой-премилой?

– Может быть, нам даже пожениться?.. Женатые мужчины намного здоровее и гораздо меньше рискуют скончаться от сердечного приступа, чем холостяки. Я на той жизненной стадии, когда просто необходимо быть женатым.

Женатым? Я чуть не откусила себе палец, на котором когда-то красовалось подаренное Джулианом обручальное кольцо.

– Ведь мы не становимся моложе, – добавил Джулиан. – Я определенно хочу иметь детей. А чего ждать? Пока самим не понадобятся старческие подгузники?

Детей?! Пальцы сами потянулись в рот – мне явно требовалось хирургическое вмешательство.

– Может, задействуем твои яичники, Кети-леди?

– Вообще-то, по правде говоря, Джули-пули, последнее время мои старые фаллопиевы трубы подавали кое-какие позывные…

Кети-леди? Джули-пули? Я охнула так громко, что на мой голос прибежала кошка Кейт. Она прокралась под кровать и высокомерно меня оглядела. Я не очень-то люблю находиться в компании кошек. И не только по причине аллергии. От желания чихнуть я вся сморщилась. Глаза слезились. Я старалась контролировать себя. Шмыгала носом. Сопела. Молилась. Кошка презрительно прошла мимо, махнув хвостом у меня перед носом.

Восстановив силы, я увидела перед собой две перевернутые головы, уставившиеся на мою скрюченную под кроватью фигуру. Теперь была очередь Кейт издавать охи-ахи. Джулиан, побелев от злобы, вытащил меня из-под кровати за ногу, облаченную в джинсы.

– Бог ты мой, Ребекка! Чего ты, черт возьми, добиваешься? У меня чуть не случился сердечный приступ!

– И у меня, – вторила Кейт, укутываясь в простыню.

– Господи. Может, вы и правда созданы друг для друга. Два ипохондрика. Да вам надо пожениться и сразу переехать в больницу. – Я чихала и кашляла, стряхивая пыль с одежды и оставшихся на голове волос.

– Что ты, мать твою, себе возомнила? Ты что творишь? – Джулиан рывком поставил меня на ноги.

С благоговейным трепетом я уставилась на его обнаженное тело. Вот что я ненавижу в мужчинах: когда у них депрессия, они меньше едят. Джулиан потерял как минимум десять кило с тех пор, как я видела его обнаженным. И как мне нравилось то, что я видела!

– Послушай, мне было необходимо вмешаться. Понимаешь, Кейт настраивает тебя против меня! – Я неистово молила о пощаде. – Ты же сам слышал, что она говорит у меня за спиной. Я должна быть постоянно около нее.

Джулиан прижал ладонь к моему лбу.

– Это психоз. Тебе нужен врач. Почему ты все время преследуешь меня?

– Дело в том, Джулиан… – Я набрала воздуха в легкие. – Я хочу, чтобы ты вернулся.

– Но ты же устала от меня! Ты же говорила прямым текстом: «Я от тебя устала».

– Да, было дело, так вот теперь я отдохнула.

Кейт возмущенно взвизгнула, копаясь в ящичке с нижним бельем в поисках трусиков.

– Ты рылась в моих вещах?

– Я мельком заглянула в один из ящиков, но дневник твой не читала и запись про прелести анального секса тоже не видела, так что нет никакой причины чувствовать себя неудобно.

– Все, конец. Я звоню в полицию, – угрожал Джулиан. – Накладываю судебный запрет, чтобы ты не могла ступить в этот дом!

Сегодняшнего визита мне было вполне достаточно. Прислонившись к стене, я заметила открытое окно и выскочила в него. Цепляясь за ветки и хватаясь за водосточные трубы, я осознала, что любовь определенно может убить, если вести себя соответственно, и приземлилась, отделавшись повреждениями средней тяжести. За мной изумленно наблюдал жалкий кошак Кейт, ловко балансирующий на подоконнике. Кажется, я неплохо справилась с кошачьей ролью.

Авторы популярных песен подозрительным образом умалчивают о том, как замечательно быть девушкой рок-звезды. Ответ на вопрос, почему так происходит, я получила в тот самый вечер. Добравшись до дома Закери, я увидела, что по всей квартире шмыгают полицейские, совершая обыск.

Сыщик остановил меня у дверей.

– Вы мисс Стил?

– Да.

– Это ваше? – прогудел он, показывая мою сумочку. Говорил он невозможно громко, его галстук был не менее кричащим, чем его голос, и даже паузы между словами резали слух.

Я кивнула.

– Тогда я должен вас арестовать по подозрению в хранении наркотиков.

– Каких наркотиков? Обезболивающих во время менструации? Это самый серьезный наркотик, который я когда-либо пробовала.

– У вас есть право хранить молчание. Вам необязательно что-либо объяснять, но все, что будет вами произнесено, может быть использовано…

– Да вы что? Я даже кофе не пью после семи вечера.

– … против вас. Это может навредить вашей защите, если вы не будете отвечать на допросе…

Наверное, наркотики принадлежат Закери – первая мысль в моем воспаленном мозгу. Вторая – узнать поточнее рост Зака, чтобы заказать ему гроб. Как он мог так поступить со мной?

– … и будете отказываться от произнесенных вами слов. Попрошу проследовать со мной в участок.

На меня надели наручники, и это было последней каплей. Но я знала, что невиновна. О чем мне беспокоиться?

Ужасающий допрос под стражей с сержантом полиции в участке, полный обыск с раздеванием, шестнадцать пластиковых стаканчиков кофе, три звонка Заку в Амстердам, шесть часов заключения чуть ли не в газовой камере и обвинение в хранении пятнадцати граммов кокаина – и я уже не была столь восхищена британской правовой системой, как раньше.

– Повторяю в миллионный раз, я не употребляю наркотики, – настаивала я, сидя на допросе. Хотя теперь они бы мне не помешали.

Ухмыляясь, сыщик сложил волосатые лапы на груди, облаченной в синтетическую рубашку.

– Почему бы тебе еще не поклясться в своей невинности, девушка, а мы дружно посмеемся? – Легким щелчком он включил магнитофон и продолжил инквизиторский допрос.

– Откуда вы вообще узнали, что у меня в сумке наркотики? – взволнованно спросила я. К этому моменту мое кровяное давление достигло термоядерного уровня.

– Конфиденциальная информация, полученная от заинтересованного лица.

– О господи! – мой желудок резко заурчал. – И вы отправите меня в тюрьму?

По поразительному недосмотру закона, мне все-таки назначили трезво мыслящего адвоката. Она (а это была женщина) объяснила мне, что, поскольку объявление предъявлено мне в первый раз и доза кокаина слишком мала, чтобы подозревать меня в распространении наркотиков, возможно, удастся отделаться штрафом. Единственным наказанием будут санкции, предусмотренные правительством США: «Визы не выдаются тем, кто когда-либо был арестован, оштрафован или привлечен к уголовной ответственности за дело, связанное с наркотиками», – пояснила она.

Мрачные судорожные опасения внезапно кристаллизировались в ясное, трезвое понимание.

– Позвольте мне угадать, кто заинтересованное лицо?.. Это, случайно, не мужчина с американским акцентом?

Не знаю, почему я так удивилась. Типичное поведение этого подлого негодяя. Честное слово, агент Закери напоминал персонажа из фильма ужасов, который никак не подыхал.

* * *

Меня уже собирались отпустить под залог, когда Зак влетел в полицейский участок, мигом примчавшись из аэропорта Хитроу. Я не видела его уже два месяца. Он обнял меня, словно защищая, и прижался губами к моим, его кожа была теплой, словно кожица избалованного солнцем баклажана.

– Теперь ты веришь мне… насчет Роттермана? – спросила я, когда сержант полиции сообщил, что меня известят о вызове в суд, и вручил мои личные вещи.

– Да, этот подонок наделал тебе неприятностей, правда.

– Он сделал это для того, чтобы я не могла поехать с тобой в Америку… и, конечно, чтобы подогреть интерес к группе. Если бы ты не подписал этот херов контракт!

Зак безропотно вздохнул.

– У тебя есть знакомый юрист? – спросил он игриво.

* * *

Новость о том, что девушка Закери Феникса Берна была арестована за хранение наркотиков, попала во все вечерние газеты. Теперь поклонницы группы знали наш адрес. Мы вошли в дом под непрекращающиеся вопли «Зак! Зак! Зак!»

К этому моменту своей жизни я не просто слышала о всех смертных грехах, но могла поделиться опытом по поводу шести из них. Полицейское дело о наркотиках стало седьмым. Но остальные – самые вкусные (или самые горькие) – дольки запретного плода мне еще предстояло вкусить. Как только мы оказались внутри, я была готова к болеутоляющему сексу. После двух месяцев я уже сходила с ума по самому сильнодействующему наркотику. Но когда я зубами стала срывать с Зака одежду, он аккуратно остановил меня.

– Давай чуть позже. Сначала мне нужен твой совет, Бек. По поводу текста на обложке для диска. Завтра я отдаю готовый текст. – Он начал читать свои неразборчивые каракули.

– Зак, это всего лишь рекламная ерунда для диска, может, отложим…

– Теперь я серьезно отношусь к своей карьере. Ты б'ла… была права. С этого момента я с'бираюсь… собираюсь стать серьезным музыкантом. – Я вдруг почувствовала, что внутренне глумлюсь над абсурдными заявлениями Зака, когда-то приводившими меня в восторг. Теперь мне безумно хотелось поиздеваться над его словами. – Мой концерт спонсирует «Международная Амнистия», а еще будет выступление на благотворительном вечере шахтеров, – похвастался он.

Я уткнулась лицом в подушки. Прекрасно! Вот еще один эгоистичный трудоголик, озабоченный только собственной карьерой. Дело кончится определенно тем, что мне, страдалице, снова придется появляться в одиночестве на светских мероприятиях.

Зак позвонил всем членам группы и наказал им сделать втык Роттерману. Я услышала, как он с гордостью отчитывает гитариста: «Надо говорить не „ин'ересно", а „интересно", – и поняла, что доктор Франкенштейн вернулся.

Он предложил мне бокал пулиньи-монтраше восемьдесят восьмого года, самодовольно назвав его «прихотливым и капризным». Я ошеломлено наблюдала, как он вытер губы салфеткой и положил вилку с ножом на тарелку под углом в шестьдесят градусов – по всем правилам международного этикета. Потом принялся убирать со стола, прочитав мне лекцию по кухонной гигиене.

Все окончательно прояснилось, когда он вынул батарейки из нашего вибратора и переставил их в пульт телевизора, чтобы посмотреть вечерние новости. Я с ужасом осознала, какого монстра сотворила. А сотворила я, в сущности, еще одного Джулиана, с белыми дизайнерскими запонками, щепетильного в отношении грамматики и притворяющегося, что ему не нравятся расистские шутки. Старая версия Джулиана. Великолепно. Теперь Джулиан воспринимал жизнь слишком фривольно, а Зак – слишком серьезно. Я чувствовала, что скучаю по тем дням, когда Зак говорил незатейливо и односложно.

И вот я сгораю от желания и трепещу в ожидании жаркого неистового секса, а он размышляет вслух, почему в слове «односложный» четыре слога. Черт. Этот парень так увлекся английским, что принялся склонять существительные.