Кэти Летт - Алтарь эго

– Нам обязательно все время разговаривать? – не выдержала я. – Нельзя ли просто заняться сексом?.. Ведь слова существуют только для того, чтобы убить время до того, как мы потрахаемся, помнишь? – Так он сам говорил мне.

Но когда мы занялись любовью, в моей голове роились образы Джулиана. Думаю, Джулиану, бакалавру права, доктору филологических и философских наук, было бы трудно себе представить, что кто-то хочет исключительно его тело, забывая о его мозгах…

Зак неожиданно включил свет.

– Ты думаешь о ком-то другом? – обвиняюще спросил он.

Заявление Закери и яркий свет лампы, словно на допросе, заставили меня вернуться в реальность из «страны Джулиана».

– Совсем нет, – притворно ответила я. – Не будь дурачком.

Свет мешал моим тайным фантазиям, и я занималась сексом, словно под анестезией.

– О господи, что же я натворила? – тихо говорила я сама себе в потолок. – И как же сделать так, чтобы все вернулось на свои места?

Пришло время положить этому предел… Что было довольно сложно, учитывая то, что все пределы я давно уже преступила.

Заложница – это женщина, приглашающая в свой дом гостей. Что может быть хуже, чем крутиться вокруг незнакомых людей и делать все, чтобы они чувствовали себя как дома, на самом деле больше всего желая, чтобы они были дома у себя.

Тем не менее Анушка решила устроить летнюю вечеринку.

– Кстати, теперь Дариус занимается экстремальными видами спорта, – возбужденно трещала она в телефонную трубку, позвонив, чтобы пригласить меня на вечеринку. – Спускается с водопадов, борется с пираньями – в общем, приближается к ранней смерти.

«Близится час неминуемой расплаты» – так она называла свой план действий.

Вернувшись к рабочему столу, я обнаружила записку от Анушки, написанную неразборчивым почерком: «P.S. Вечеринка-маскарад. Дресс-код: кичливая деревенская корова-мещанка». Поэтому несколько дней спустя я катила на вечеринку в костюме садового гнома с переброшенной через плечо связкой сосисок.

Что может быть хуже вечеринки-маскарада? А вот что: на этой вечеринке ты единственный человек в маскарадном костюме. Распахнув дверь, я застыла на месте, с содроганием и отчаянием оглядывая публику. Но нет. Все женщины были в черных коктейльных платьях.

Анушка примчалась ко мне через всю гостиную:

– Вот так видок, куколка, вот так выбор.

– Но твоя записка! Вечеринка-маскарад!

– Это была месть, дуреха шерстяная, – проурчала Кейт, материализовавшаяся с другой стороны.

– Да? Ну тогда я надеюсь, ты не забыла надеть свой пуленепробиваемый лифчик, Кейт, потому что я объявляю тебе войну!

Анушка указала на группу загорелых подтянутых мужчин, топтавшихся вокруг ее мужа.

– Если бы я сделала операцию по смене пола, чтобы встречаться с теми аппетитными мужчинами, значило бы это, что я гомосексуалистка? – спросила она жалобно.

Но мы с Кейт еще находились в невидимой схватке.

– Ты же сама советовала мне трахаться, – упрекала меня моя бывшая подруга. – Ты делала для этого все, разве что не надела на шею лассо и не сбросила меня с вертолета на мужскую тюрьму самого строгого надзора, мать твою! Ты говорила, нужно измениться. Вот я и изменилась. И что я еще хочу тебе сказать, – она кокетливо отбросила прядь волос, – передо мной открылся совершенно иной мир, полный неизведанного.

– Да уж, словно сама Шарон Стоун ноги раздвинула. – Я подцепила пальцем ее колготки в сеточку. – Знаешь, в кого ты превращаешься? В одну из тех женщин, к которым ты раньше питала отвращение.

Моя злобная тирада прервалась с появлением Джулиана. В поисках укрытия от летнего ливня он поспешно вошел в гостиную. Его волосы, блестящие от дождя, были зачесаны назад, и он чем-то напоминал мафиози. Новый образ дополняла небритая бахрома пятидневной давности над верхней губой. Он выглядел как настоящий принц-незнакомец, с грустью подумала я.

– Джулиан отрастил усы? – спросила Анушка.

– Зачем? – обратилась я к Кейт. – Теперь вас никто не сможет отличить друг от друга.

– Почему бы вам просто не устроить дуэль. Можете стреляться на пистолетах, – предложила Анушка, которой так надоели наши препирательства, что она поспешила поприветствовать своих старых-старых друзей – которых она никогда в жизни не видела.

Эта вечеринка, так же как когда-то Анушкина свадьба, протекала в параллельных измерениях. Друзья супругов приветствовали друг друга с фальшивым энтузиазмом. В то время как Анушкины денежные подружки сравнивали упругость бальных платьев, друзья Дариуса обсуждали раздражительность сосков и пирсинг пениса.

Я провела прелестный вечер, наблюдая, как соус гуакамоле чернеет у меня на глазах, и с легким наклоном головы и озабоченным выражением лица изучая обои на стенах. Нервы мои были на таком взводе, словно их взбивали в миксере. Я скрылась за диваном, еле сдерживаясь, чтобы не заплакать.

– Да-рагая, – Дариус застыл, увидев мой наряд и связку обветрившихся сосисок. – Почему бы тебе не подняться наверх и не надеть что-нибудь из Анушкиного?

– Ну… Ты, наверное, никогда не видел ее голой и поэтому не знаешь, что она анорексичнее меня на размер.

Дариус фыркнул.

– Это тебя убивает, да? – Он фыркнул еще раз.

– Да, но слишком медленно.

– Тогда позаимствуй что-нибудь из моего. У меня правда есть платьица, дарагая. Ну, что я могу поделать? – ответил он при виде моих удивленно подпрыгнувших бровей. – Просто у меня от природы такие ножки, которым идеально подходят чулки в сеточку и высокие каблучки. А ты не стесняйся.

– Спасибо.

Осторожно передвигаясь к лестнице, я думала, как сообщить Анушке, чтобы она его не убивала. В общении Дариус был намного приятнее в качестве гомосексуалиста, чем гетеросексуала. Я уже начала свое восхождение, как чьи-то щупальца с часами «Ролекс» присосались к моему предплечью.

Неизвестно, кто выдумал консультантов по семейным вопросам, но основные подозрения падают на дьявола. Саймон всегда выискивал угнетенных женщин, которым он мог бы предложить свое сочувствие. В таких ситуациях на его лице читалось: «Мне так жаль, что я не группа женской поддержки».

– Я слышал о вашем разрыве и новом увлечении Джулиана. – Саймон усилил хватку, пока я не взвизгнула от боли. – Тебе нужна физическая боль, чтобы прижечь боль душевную. Это символично. Помнишь про индейцев племени сиу? Они висели вверх тормашками, их животы были проткнуты медвежьими когтями – так они обращались с просьбой к богам. – Он снова сжал мою руку. К глазам подступили слезы. – А теперь ты можешь просить, чтобы тебя освободили от душевных мук.

– Единственная моя просьба, чтобы ты прекратил это знахарство. – Я наступила ему на ногу.

Шлепая длинными войлочными тапками, я умудрилась пробраться наверх. Переодевшись, можно было улизнуть, проскользнув мимо Джулиана, и скрыться в ночи, сохранив хоть чуточку самоуважения…

Если я когда-нибудь стану участвовать в телевизионной игре «Самый умный», тема «Социальное унижение» будет моим коньком. Именно над этим я размышляла, когда вдруг стукнулась лбом о своего бывшего мужа.

Увидев меня, Джулиан включил сердито-серьезное выражение лица. Икра упала с крекера на белый половик, выстроившись в полоску черных точек-нот, потерявших свой нотный стан. Мы завели беседу с субтитрами, столь типичную для расставшихся любовников.

– Привет, – сказала я. – Как поживает моя вафельница? – Что означало: «Господи, как я по тебе соскучилась».

– Ничего, а как моя сковородка? – Что означало: «Пожалуйста, иди ты вон из моей жизни».

Взглянув на мой костюм, он сказал:

– Смелый выбор. – Что означало: «Что ты такое напялила, черт возьми? И как я вообще мог на тебе жениться?»

– Прости меня. За ту ночь, – сказала я. Что означало: «Я люблю тебя, я люблю тебя, как же я люблю тебя. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, возьми меня обратно».

– Послушай, я уверен, пройдет какое-то время и мы сможем стать друзьями, хорошо? – Что означало: «Ты для меня не больше чем перевернутая картинка на сетчатке, которую распознают восприимчивые к свету клетки. Следовательно, ты существуешь для меня только в виде набора импульсов и перестанешь существовать, как только я закрою глаза».

Он сделал движение, чтобы пройти мимо. Я знала: сейчас или никогда. И решилась на «сейчас».

– Джулиан. – Сделав неловкую попытку установить перемирие, я обвила пальцами маленький кусочек его запястья. – Неужели ты никогда не сможешь меня простить?

– Простить? Ну, вообще-то я не собирался с тобой даже разговаривать, причем до конца своей жизни.

Вспомнив, что нахожусь не в самом привлекательном виде, я отлепила фальшивую бороду.

– Как говорится в руководстве по брачным делам, теперь ситуация у тебя под контролем. Ты на раздаче, Джулиан.

Бровь цвета карамели слегка приподнялась на его шикарном лбу.

– Я дала маху. Я думала, это любовь. В итоге оказалась всего лишь страсть. Я никогда больше не совершу подобной ошибки. Обещаю тебе… Скрещиваю ноги и надеюсь только на смерть.

Джулиан раздраженно вздохнул.

– Ребекка, неверность возникает не между ног, а в другой части тела, знаешь ли.

Я почувствовала жаркий прилив желания. К моему Очаровательному Принцу вернулся хулиганский шарм.

– Ты становишься таким привлекательным, когда злишься, Джулз.

– Наверное, сейчас я просто неотразим. Неверность ранит очень глубоко, Ребекка. Навсегда. И эту боль невозможно рационализировать. Ты не просто была моей женой. Ты была моим лучшим другом. Как, ты думаешь, я себя почувствовал после этой истории?

– Знаю, что вела себя омерзительно. Но ведь многие люди так делают, – защищалась я. – Нарушают супружескую верность… это так типично, это такой неоригинальный грех… Ты же сам сказал, что брак приводит в действие низменные инстинкты… Но ты сказал, что он приводит в действие и самые высокие помыслы. Такие, как прощение…

– Но ты мне больше не нравишься.

– Это не мешает тебе любить меня.

– Да, однажды я любил тебя… – признал он с легкой досадой в голосе.

– Всего лишь однажды? – улыбнулась я по-овечьи.

– …но не сейчас. К тому же я теперь увлечен кем-то другим.

Он убрал мои пальцы со своей руки и ловко отодвинул меня в сторону. Обеими руками я ухватилась за его ремень и, в своих войлочных тапках, заскользила за ним по полированному паркету.

– Хорошо, ты не любишь меня. Но кого ты во мне не любишь? – Я развернулась, чтобы встать к нему лицом. – Уж точно не ту женщину, что стоит сейчас перед тобой, потому что ты не знаешь ее.

– Пожалуйста, перестань! Попробую угадать. Ты переродилась и стала другим человеком?.. Другим человеком, заключенным в тело гнома. – Он оглядел меня с ног до головы. – Твоему наряду, наверное, есть какое-то фармацевтическое объяснение?

– Кейт сказала, что это вечеринка-маскарад. Мне так стыдно…

– Правда? – Он усмехнулся. – Думаю, ты уже давно должна была сгореть от стыда.

– Ох, Джулз. Я изменилась. Правда. Я выросла. У меня уже докторская степень по чувству вины.

Если речь идет об угрызениях совести, могу похвастаться энциклопедическими познаниями.

– Сокращенное издание.

– Ну так мы его расширим, когда до этого дойдет дело.

Он снова улыбнулся, и у меня возникло ощущение, что в доме, столько времени запертом на замок, открылись окна, свет залил самые темные его уголки. Услышав приближающийся голос Кейт, я слегка подтолкнула его в спальню, украшенную текстами на староанглийском. Кровать с пологом, балдахином и стеганым покрывалом тонула в бледном свете полумесяца. Июльский воздух был теплым, словно морская вода ночью.

Я прикрыла дверь и стрельнула в него мягким взглядом.

– По правде говоря, я жутко влюблена в женатого мужчину.

– Действительно?

– Да, в своего мужа. – Я трепетала в ожидании его прикосновения, словно героиня дамского романа. Единственная разница была в том, что от меня исходили лучи похоти, видные невооруженным взглядом.

– Это довольно странно… да и жаль, – ответил он вкрадчиво. – Потому что для меня наша история закончилась. Я не думал о тебе вот уже… ну, несколько минут.

Рука на моей талии была теплой и знакомой. Мы растаяли в романтических объятиях, потонув в оборках кровати.

– Должна тебе сказать, что мои намерения определенно неблагородны. – Я провела рукой по его спине, нащупывая позвоночник, и сжала его попу. Булочки со взбитыми сливками исчезли, их заменила упругая мускулатура, от прикосновения к которой текли слюни.

– Я хочу совершить серьезное преступление, и ваше тело будет задействовано в этом правонарушении… Это уголовное преступление, нет? Можно вас поцеловать?

– Возражаю.

Он притянул меня к себе. Вот что прекрасно в языке тела: он не нуждается в субтитрах. Даже когда речь идет о бывших любовниках.