Кэти Летт - Алтарь эго

– Возражение отклоняется, – сказала я, и мы растворились в водовороте влажных поцелуев и прикосновений. Думаю, Джулиан впервые в жизни занимался любовью с садовым гномом.

Так начался мой роман с моим мужем.

С того момента, как я начала изменять любовнику с мужем, моя жизнь все больше выходила из-под контроля, а события развивались с такой скоростью, что для безопасной посадки надо было бы вымыть взлетно-посадочную полосу.

Все тайные страсти, которые я познала с Заком, теперь я переживала с Джулианом. Мой когда-то смиренный супруг превратился в реактивный снаряд, от которого вмиг намокали трусики. Говорить от него не требовалось – только действовать.

Когда Зак обвинил меня в том, что я с кем-то встречаюсь, я солгала еще раз, самоуверенно и без лишних волнений.

– Да кто это, черт возьми? – требовательно спросил он. Наверное, я сомневалась на долю секунды больше, чем надо, или он заметил мою нервозность. Нервозность? Мать твою: да я курила во время секса, поэтому он добавил: – Что ты молчишь? Я же не прошу тебя разъяснить все тонкости Уотергейта.

Только постельные радости могли успокоить Зака, им мы и предавались в перерывах между обсуждением особенностей употребления деепричастного оборота. Поэтому вскоре я металась от партнера к партнеру, вытанцовывая секс-котильон, отчего протерлись дыры на ступнях и других частях моего тела.

* * *

Однажды вечером, выщипывая мне брови, Анушка мимоходом сообщила: Кейт гложет подозрение, будто у Джулиана романчик на стороне.

– Что? – приоткрыв один глаз, я взглянула на нее снизу вверх. Моя голова покоилась на подушке, лежавшей у нее на коленях.

– Мы обсуждали Дариуса, который смеется смерти в лицо. Он пережил катапультирование и полет на дельтаплане. Следующим шагом будет пещерный дайвинг: нужно выбраться из узкой, сырой, темной расщелины…

– По-моему, ему вполне может это понравиться, – узкие расщелины, сама понимаешь… – Я нетерпеливо передвинула ее руку с пинцетом к краю брови. – Давай-ка перейдем к делу.

– Хорошо… хорошо… Кейт убеждена, что у Джулиана есть другая женщина, и спросила, нет ли у меня каких-нибудь мыслей на этот счет.

В долю секунды я приняла решение, что нет никакой необходимости раскрывать Анушке свои карты. Сразу накатит ощущение тяжести, какое бывает, когда плаваешь после еды. Я не пророню ни слова, чего бы мне это ни стоило.

– Это я, – воодушевленно ляпнула я. – У него роман со мной.

– С тобой? Ты хочешь сказать… menage a trois.[29] Но зачем?

Я пожала плечами.

– Это дает мне возможность поупражняться во французском.

Анушка брезгливо поморщилась.

– Это здорово, – продолжала я бойко развивать тему, раздосадованная ее неодобрением. – Теперь в моем распоряжении двое мужчин, которые могут чинить предохранители и менять шины у моей машины.

– Да, куколка, теперь твоя большая задница сводит с ума вдвое больше мужчин, – Анушка была сама строгость, ее опрокинутое лицо выражало только осуждение, словно я сообщила ей, что питаюсь сандвичами из тюленят.

– Расслабься. Мы не занимаемся сексом втроем в одной постели.

– Да? А зря. На простынях бы сэкономила, – заявила она не свойственным ей резким тоном.

– Почему женщинам, наслаждающимся своим куском пирога, так ненавистны женщины, которым этот пирог поперек горла? – злобно спросила я. – И что именно ты подразумевала под «большой задницей»?

Она небрежно убрала мою голову со своих колен, словно это был гнилой качан капусты.

– Просто это не очень красиво, Бекки.

– Да? А что женщинам дает «красивое поведение», а? – Я приподнялась на одном локте. – Нам до сих пор платят меньше, чем мужчинам. Вся домашняя работа по-прежнему лежит на нас. Энни, пора перестать вести себя красиво. Пусть это делают мечтатели, королевы и наследники голубых кровей, мать их.

– Красиво? – заверещала она, рванувшись к двери. – Я как раз решаю: отправить мне мужа сплавляться на плоту по горной реке, где он рискует получить серьезнейшую черепно-мозговую травму, или предпочесть дайвинг с акулами: защитный костюм вряд ли спасет его от акульих клыков. Так вот ты поступаешь не намного красивее, куколка! – сказала она с горечью в голосе.

– А задница у меня не такая уж и большая! – прокричала я ей вслед.

* * *

Джулиан тоже был не в восторге и не считал происходящее «красивым».

– В каком-то смысле я рада, что Кейт вошла в контакт со своей сексуальностью, – промурлыкала я.

Секс будил во мне великодушие. Нас занесло в гостиницу в Блумсберри с плюшевыми оранжевыми покрывалами на кровати, в двух шагах от закусочной «Жаровня в глуши».

Джулиан слегка ощетинился.

– Вообще она довольно теплая женщина.

– Теплая? – Я перекатилась на живот, чтобы внимательнее за ним наблюдать. – Ты имеешь в виду в постели?

– Нет… ну, да, в постели тоже, наверное.

Я постаралась придать голосу как можно больше безразличия.

– Правда? И как она?.. В постели?

– Что? – Джулиан возился с упаковкой кешью. – Ну, средне, знаешь.

– Средне… Да… Ну а я?

– Ты хороша, и сама это знаешь. Ой! – Он выронил пакет, и орехи разлетелись по акриловому напольному покрытию. – Послушай, давай не будем продолжать этот разговор.

Я взбила подушку.

– Итак, она средне, а я хороша?.. Но разве «хорошо» – не то же самое, что «средне»?

– Может, мы все-таки будем заниматься сексом, оставив Кейт в покое?.. Ты же первая о ней заговорила.

– Да нет, это ты начал. Молча. Потому что она все время у тебя на уме. – Джулиан не отрицал этого. Он отвернулся в сторону. – И перестань молчать в таком тоне.

– Она у меня на уме, потому что я никогда раньше не изменял. И вот до чего дошел: кручу роман с собственной женой. Мне тяжело быть донжуаном.

– Романчики не самое сложное. Вообще-то, это самое простое… – не подумав, ляпнула я.

Джулиан оглядел меня полным боли взглядом.

– Я знаю не понаслышке, каково, когда тебе изменяют, Ребекка. У меня было достаточно времени, чтобы свыкнуться, и это омерзительно, должен тебе сказать. Но теперь пришло время и Закери Берну узнать, что такое оксюморон.

– Ты про что?

– Я?.. Про женский образ мышления…

…И про свободу чувств, подумала я про себя, пока Джулиан рассматривал папку с судебным делом, за которое он недавно взялся. Он выступал в качестве обвинителя (с удивлением отметила я) какого-то несчастного таксиста: требуя оплаты проезда, он стал вырывать у пассажирки сумочку и случайно заехал ей по лицу.

– Полиция теперь у нас в друзьях, правда? – с сарказмом спросила я, прижавшись к его плечу. – Пройдет время, и ты начнешь отправлять людей на смертную казнь.

– Признаться, наша фирма получила предложение от правительства Тринидада – просят помочь обосновать смертные приговоры самым неприятным убийцам, – рассеянно ответил он. – Мы обдумываем это предложение. Разумеется, за большие деньги.

Мой живот напрягся. Что стало с психологически подкованным суперменом, борющимся за Правду, Закон и Справедливость? Заколдован. Вашей покорной слугой. И мне это далеко не льстило. Конечно, его пыл в постели – отдельная история, но без благородных намерений героем быть сложно. Боюсь, мой орел-правозащитник превратился в стервятника.

* * *

Период тайной страсти закончился быстрее, чем мы думали. Под дулом пистолета Кейт выудила из Джулиана чистосердечное признание. Что означало перемены в моей карьере.

– Знаешь, ты уволена, – выдала она, когда я появилась в офисе августовским утром. Я заметила на ее зубах жалкий след помады.

– Кейт, нам надо все обсудить…

– Я бы с удовольствием с тобой все обсудила, но сейчас у меня под рукой нет пакета, в который я могла бы проблеваться.

– Тогда не забывай, – предупредила я ее, забирая вещи со своего рабочего места, – что я могу быть очень опасной. А это значит, что вскоре я перейду к расстрелу своих коллег, начиная с небезызвестной голосистой австралийки.

– Плети свою херню кому другому, – складно оборвала она меня.

* * *

– Как насчет обеда с обессиленной подругой? – предложила я, когда часом позже Анушка открыла мне дверь.

– Ты не на работе, куколка? – осведомилась Анушка, запахивая кимоно.

– Хм… нет. Меня, ну… в общем, понизили.

– А, значит, Кейт прознала о твоих отношениях с мужем и вышвырнула тебя? – расшифровала она мой ответ.

– Мне не нравится выражение «вышвырнула». Для меня это скорее значит, что теперь я сама себе начальник. Ты бы посмотрела, как я сама к себе подлизываюсь! – Я скорчила восторженную гримасу. – Не очень-то выглядит.

* * *

И не очень-то хотелось признаваться во всем Закери. Это событие могло стать самым большим ударом по моей нервной системе, ну, за исключением визитов к гинекологу. Я собиралась сказать ему правду, честно, но когда я вернулась домой, Закери, словно турецкий султан, сгреб меня в охапку и отнес в спальню.

– Поехали со мной во Францию, Бекки, на концерт «Амнистии», – сказал он в промежутке между ласками.

– Нет, я недостаточно красива. Французы не пускают к себе уродин. Честно. Они давят их своими «ситроенами».

– Но ты ведь прекрасна, Бек.

Взяв мое лицо в ладони, он поцеловал меня в губы, стараясь смягчить мою категоричность. Тепло от его прикосновений растеклось по телу, впитываясь в кожу растопленным маслом. В таком тропическом климате морали было просто не выжить. Разнежившись, он улыбнулся мне. Воздух был насыщен его ароматом. Джинсы облегали его так, словно это был всего лишь солнечный загар на теле. А кожа цвета молочного шоколада была слишком притягательна. Я не могла устоять против лактозы. Рот непроизвольно стал влажным.

Честно говоря, я не очень-то умею принимать решения. После похода по магазинам, как правило, возвращаюсь домой с одинаковыми парами обуви черного и красного цвета. Обедая в ресторане, ворую еду из тарелки своего собеседника. Постоянно переключаю каналы, когда смотрю телевизор. Увиливаю от пари. Люблю оперу и рэп-музыку. Но сейчас мне предстояло решить, кто для меня важнее, и сделать выбор между стороной А и стороной Б.

Но почему я должна выбирать? Без стороны А нет стороны Б. Правильно? Хорошо, это, конечно, притянуто за уши, но почему нельзя оставить себе обоих? Черт возьми, мужчины так и делают. Все время. Проститутки для удовольствия, внебрачные связи для удобства, жены для выведения потомства: мужчины веками выкидывают сексуальные фокусы. Почему я должна заглядывать дареному коню во все имеющиеся у него дыры? Почему в вопросах любви не может быть нескольких ответов? Закери покрывал мое тело поцелуями, а я старалась убедить себя в том, что вовсе не эгоцентрична: всего лишь способна получать большее количество удовольствий. Уйти от него? Сбежать, как крыса с корабля? Пусть я действительно пристрастилась к похоти, но это все равно лучше, чем зависимость от героина или кокаина. Правильно?

Его язык коснулся моего пупка, и мне понадобилось каких-нибудь три секунды, чтобы убедить себя в том, что жизнь моя постепенно крошится, а поэтому я определенно нуждаюсь в двух точках опоры – Джулиане и Закери. Неужели это так некрасиво?

Предпочесть прожить жизнь Кортни Лав, а не Селин Дион? Почему бы женщинам хоть чуть-чуть не побыть эгоистками? Черт возьми, пришла наша очередь. Почему бы нам не заводить себе любовников? Не повысить себе зарплату? Главное – чтобы они никоим образом не прознали друг про друга.

Хотя на Западе никому не придет в голову побивать камнями прелюбодейку, в целом развратница считается отрицательным образом. Если только женщина не делает вид, что она сама от этого страдает.

А страдания у меня явно были еще впереди. Если сравнить жизнь с бутербродом, то мой приближался к линолеуму, пикируя маслом вниз.

* * *

В этом мире каждую секунду происходит тысяча сто эякуляций, а каждый день – миллион зачатий, причем половина из них не запланированы.

Я осознала себя ничтожным членом в уравнении, описывающем процесс эволюции. Но, на самом деле, для равенства полов это было уж слишком. Какой смысл думать как мужчина, если тело продолжает думать по-женски?

– Господи, куколка, – воскликнула Анушка, когда, получив результаты теста, я повалилась в протертое до дыр кресло. Мы сидели в убогой, устланной бежевыми коврами приемной гинеколога на Белсайз-роуд – среди детских колясок, инвалидных кресел с электронным управлением и целой армией пациенток, остервенело рвущихся на прием к врачу. – Вы пользовались контрацептивами?

– Да, – ответила я почти едко, – когда имели такую возможность. – Я припала губами к уху Анушки и прошептала: – На пенис одного из этих мужчин надо повесить табличку: «Осторожно, дети».

– Прости, конечно… Но ты что, не знаешь, чей это ребенок?